– Кто? – Сима плохо соображает из-за нехватки воздуха и накатившей слабости.

– Кто, кто, ну помнишь, я тебе все про него говорил? – он наклоняется к ней, и его зеленые выпученные глаза блестят от восторга. – Наш благодетель. Тебе он тоже понравится, бомж Федот дело говорит! Вот.

– Я не хочу ни с кем знакомиться, – отодвигает его от себя Сима.

– Он принесет хлебушка и печенья, – радуется Федот. – Он хороший и добрый.

Тут, как по заказу, дверь открывается, и на пороге появляется не кто иной, как сам Олег. Сима даже привстает со стула.

Она прячется за Федота, но поздно – Олег ее заметил. И большими шагами идет к ней.

– Сима? – он опускает на стул свои пакеты и берет ее за руку, вот так без спросу и предисловий. – Почему ты здесь? Ты замерзла?

Он согревает ее руки в своих, а сам смотрит и смотрит. Пауза как-то затянулась, Федот аж языком прицокивает, отчего Сима вздрагивает и сбрасывает наваждение.

– Я… ничего, я побуду здесь некоторое время, – бормочет она, отводя глаза.

– Тебе плохо у Назария? Тебя обижают?

– Да не совсем так… – Сима не привыкла врать, но тут ей почему-то как колом стали в горле все подходящие правдивые слова.

– Пойдем, я отведу тебя обратно, – Олег поспешно передает кому-то пакеты, а сам берет ее за локоть. – Это место не для милых девушек.

– Я не вернусь в приют! – упирается Сима. – Меня отправят в больницу, ты же ничего не знаешь… – ее голос дрожит и срывается.

– Думаю, тебе стоит вернуться в дом Назария, – чуть помедлив, говорит он, и на его лицо ложится тень, будто ему самому это не нравится. – Выхода другого нет.

Сима обводит взглядом большую комнату. Мужчины с бородами и без рассаживаются по углам. Кто на лавки, кто просто на пол. Все они в грязной порванной одежде, да и ароматы здесь стоят удушливые, поэтому ноги так и тянут поскорее выйти на улицу, хотя там промозгло и ветрено.

А еще у Назария осталась ее сумка рисунками, теплыми вещами, документами…

Федот стоит растерянный. Видимо он не ожидал, что Сима окажется знакома с Олегом, и что парень так себя поведет, будто они близкие друзья, и как будто он за нее отвечает.

– Там, наверное, большой и теплый дом, – протягивает Федот. – И мягкая кроватка… А тут, понимаешь, тебя даже положить некуда. Как-то я этот моментик не просек…

Он выглядит все более и более обескураженным.

Сима смотрит на него. Переводит взгляд на Олега. «Папа!» – мелькает у нее в голове.

– Да, мне нужно вернуться, – тихо говорит она.

Ничего не объясняя Олегу, а уж тем более Федоту, она идет к двери. Парень – за ней. Он равняется с нею уже на улице.

– Ты скажешь мне правду? – он смотрит серьезно. Почему-то он слишком беспокоится о ней, хотя они всегда были знакомы на расстоянии. Неужели на него так сильно повлияла та встреча на перекрестке, и что в ней было такого особенного?

– Правду, почему я ушла? – Сима пожимает плечами, не замедляя шаг.

– Да, ведь ты ушла не без причины, верно? – он придерживает ее, чтобы она остановилась и глянула на него. Но Сима упорно смотрит в сторону. Нет, она не скажет ничего плохого про Назария.

– Я почему-то не нравлюсь отцу Назария, – говорит она. – И Алене тоже. Поэтому я ушла.

– Только поэтому? – не верит Олег.

– Ну… они поссорились за обедом, – заминается Сима. – И все из-за меня. Поскорее бы уже найти папу, – у нее вырывается вздох. – Тогда все будет правильно, и я никому не буду мешать.

– А кто твой папа? – Олег совсем не удивлен ее словам, словно сидел с ними за столом, видел и слышал все. – Расскажи мне о нем.

– Он художник, – говорит Сима. – У него темные волосы, и они вьются, я помню – я перебирала их пальцами, они очень мягкие… У него очень красивый и добрый голос. И глаза синего оттенка, прямо как небо утром. Ну, или как вечерний закат. Папа никогда не кричал и не сердился, он был очень добрым. Даже когда тетечки со двора звали его: «Илларион!», чтобы он выглянул, и чтобы покричать на него, он просто улыбался, закрывал все окна и садился рисовать. А я забиралась к нему на колени и…

Сима умолкает. Олег больше не смотрит на нее. Он бледен и вообще выглядит странно. А его походка становится похожа на походку робота.

– Что-то не так? – спрашивает она, сжавшись. Всегда, когда она говорит про отца, к ней начинают относиться подозрительно. Кажется, Олег – не исключение.

– Я сделаю все возможное… Да, я обещаю. Я сделаю все, чтобы ты как можно скорее нашла своего настоящего отца, – его голос затухает в конце.

– Спасибо, – только и находит что сказать Сима. Олег почему-то напоминает ей Тамилу, как бы это смешно не звучало. То ли интонациями голоса, то ли спонтанно возникшей напористостью, то ли похожими словами, которые произнесла женщина перед тем, как они расстались в приюте. Сима мотает головой, чтобы разогнать все мысли – не стоит так часто вспоминать Тамилу, это ни к чему хорошему не приведет

– Почему ты ушла? – напускается на нее Назарий, несколько минут спустя. – Я весь дом обыскал, думал, ты просто где-то прячешься. И как ты вышла за ворота?

– Это сейчас неважно, – пресекает его Олег, кладя руку Симе на плечо, отчего ей становится уютно и спокойно. – У меня к тебе серьезный разговор.

– Не сейчас, – морщится Назарий. Он протягивает руку Симе, и ей ничего не остается, как взяться за нее и войти в калитку. – Давай завтра. И спасибо, что нашел ее.

Сима быстро оглядывается на Олега и идет за Назарием, потому что по-другому нельзя. Его дом пугает – там таятся неизвестности, летают обидные слова, бьются тарелки. Но другого дома у нее нет. И это ее шанс приблизить встречу с отцом. Ведь парень выглядел так уверенно, когда обещал ей помочь, словно и не сомневался в успехе…

– Между прочим, я волновался, – начинает Назарий в прихожей. – Как ты могла вот так уйти? Алена – дура, нечего ее слушать. Но пока ничего с этим поделать не могу – нам придется ее потерпеть некоторое время. Сейчас я принесу тебе что-то теплое, чтобы ты согрелась.

Он уходит, а Сима топчется в прихожей. Минуту спустя она начинает плакать. От воспоминаний того, что произошло в столовой, и еще от того, что перед ней появляется Валерий Романович, который, как и Алена, ее за что-то ненавидит.

– Ты снова здесь. Я когда-нибудь от тебя избавлюсь?

– Я не хотела ничего плохого, – всхлипывает она. – Только найти отца.

– А кто твой отец? – спрашивает Валерий Романович. Его голос звучит холодно и надменно, но он, кажется, он уже не сердится так сильно, как это было при первой встрече. – И при чем здесь я?

– Он художник, – говорит Сима, проведя по лицу рукавом куртки. – Я была маленькой и много чего забыла… Но что он рисовал, помню. Он очень хорошо рисовал. И он меня любил.

Валерий Романович еще больше замыкается в себе и становится суровым на вид.

– Ладно, – резко говорит он. – У меня дела. Мне это не интересно.

И быстро уходит.

Назарий находит Симу в ее комнатке, которую ей, скрепя сердце, выделил отец. Это маленькая холодная коморка на первом этаже под лестницей, совсем не обустроенная, наподобие кладовой, куда до этого сваливали всякое барахло. Но там есть деревянная старая кровать, стол и даже шкаф, такой же старый, даже древний, но послужить еще может. Стыдно, конечно, перед девушкой, но если учесть, что папаша мог ее просто грубо прогнать за порог, то это жилище – еще вполне сносный вариант.

– Ты в порядке? – спрашивает Назарий, не найдя ничего лучшего сказать.

Сима поворачивается к нему. В ее глазах стоят слезы. Назарий поспешно подходит и останавливается в шаге от нее. Что дальше делать, что говорить? Кто бы подсказал. Ситуация тягостная. Эта Алена все перепортила, если бы не она, отец, может быть, так не выпендривался и может уже начал бы присматриваться к девушке. Но что случилось, то случилось – ошибку уже не исправить.