– Интересно, какую бы ты сумму заплатил за находку дочери? – как бы сам с собой говорит Назарий, все еще находясь под наваждением.

– Любую, – почти не задумываясь, отвечает тот. – Если нужно, я бы отдал всю фирму, ни за чем бы не постоял…

При этом отец взглядом как бы уходит в себя. Черты его лица делаются мягче и добрее, что с ним случается крайне редко. Это его единственное слабое место и то, что он сейчас говорит, совсем не вяжется с его принципами.

– А если я найду Сару? – Назарий тут же пугается своих слов, но продолжает:

– Если я верну ее домой, ты сделаешь то, что я попрошу?

Отец словно спускается с небес на землю. Сначала у него ошалелый, непонимающий взгляд, который тут же становится привычно надменным.

– Нет, – говорит он. – Ты ее не найдешь. Я перепробовал столько средств, столько времени потратил, а ты говоришь… Смешно просто. Ты же в этом ничего не смыслишь.

– Найду, – говорит Назарий твердо так, как только может, хотя на самом деле он ни в чем не уверен. – Я начну поиски уже завтра, но только в том случае, если ты мне подаришь кое-что.

– Что тебе надо? – лицо отца становится непроницаемым.

– Квартира, в которой живет Фролыч, и все его имущество, – говорит Назарий, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Не думаю, что это стоит так же дорого, как твоя фирма.

– Если бы тебя действительно волновала сестра, ты бы давно уже помогал мне в поисках, а не придумывал небылицы, – отец посматривает на него с недоверием. – И причем здесь этот человек? Я тебе сколько раз говорил не ходить к нему! Это не твоя забота. Я обеспечиваю его всем необходимым, а он приносит мне прибыль.

– Я хочу иметь эту прибыль, – говорит Назарий. – Мне тоже хочется денег, как и тебе.

– Так заработай свое, нечего наживаться на чужом труде! – отец тут же закашливается, но быстро приходит в себя. – Этот Фролыч, как ты его называешь, должен быть мне благодарен, что я до сих пор его содержу и не отправил в бомжатник, где ему и место.

– Отдай его мне, – говорит Назарий сквозь зубы, стараясь держать себя в руках. – Я хочу, чтобы он работал на меня. Взамен я исполню твою мечту.

– Ты что, фея? – отец смотрит иронично. – Да ты вообще ничего без меня не можешь. Кто тебя устроил в университет? На работу? Кто тебе нашел богатейшую невесту? Кто тебя обеспечивает, хочешь сказать, ты сам? Да ты ни на что не годен. Даже врать – и то не умеешь.

Это война. Назарий не собирается проигрывать. Слишком много стоит на кону.

– Скажу больше, я уже нашел Сару, – он старается говорить равнодушно. – Да, я почти уверен, что это она. Но она об этом еще не знает. И ты о ней не узнаешь, если я не получу того, что мне надо.

Отец хватает его за плечи и начинает трясти. На Назария подобные запугивания уже не действуют, он пережил немало – были и побои, и тычки, и бесконечная критика, да вообще много всего. От отца он не ждет ничего хорошего, поэтому сейчас просто спокойно снимает его руки и с силой отводит их от себя.

– Я живу так, как ты меня научил, – говорит он, глядя ему в глаза. – Выгода за выгоду. Я ничего для тебя не сделаю, пока не получу документ на владение имуществом Фролыча, чтобы я мог им распоряжаться.

– Только после того, как я удочерю своего ребенка официально, – говорит отец. Он не на шутку взволновался, его руки трясутся, глаза бегают. Он боится верить – нет, уже поверил. Но все еще боится, что не сбудется.

– Я еще посмотрю, как ты справишься с задачей, сомневаюсь, что она тебе по силам. Ишь, чего придумал. Да ты просто мне врешь. Врешь! Когда я удостоверюсь, что твои слова – это чистая правда, только тогда будет разговор об этом бомже. Но не раньше.

С этими словами он идет в прихожую, стараясь не растерять остатки достоинства. Назарий смотрит ему вослед. Ничто не шевелится в душе при виде его высокой статной фигуры. Русые волосы с долей седины, светло-серые глаза, загорающиеся только при разговорах о партнерах, прибыли или количестве бухгалтерской работы, которую должен для него переделать Назарий почти бесплатно, эти холеные руки, всегда аккуратно подстриженная рыжеватая бородка – все это вызывает только отвращение, которое Назарий день ото дня давит в себе. Потому что, сорвись он хоть раз – Фролычу не поздоровится. И в этом будет виноват не кто иной, как Назарий.

Назарий в нетерпении звонит в квартиру, где теперь живет его друг. После той страшной автокатастрофы, когда погибли приемные родители Олега, все имущество оттяпал какой-то родственник, типа троюродного дяди. Назарий до сих пор возмущается, как Олег с такой легкостью все ему отдал и даже не стал судиться. Хотя по праву он должен был стать наследником трехэтажного особняка и Центрального театра, расположенного, что называется, в самом сердце столицы. Но Олегу все нипочем – живет себе в «однушке», которую ему отслюнили, пользуется пособием, которое ему ежемесячно выдает «добросердечный» дядя, и даже продолжает работать в этом самом театре, и его от этого всего не воротит.

– Извини, что так долго не открывал, – Олег стоит на пороге в одном тапке. – Я тут немного заснул… и не прибрал со стола.

– Ничего, – Назарий идет за ним следом. – Можно подумать, что меня когда-нибудь волновал твой бардак.

И тут же ему в глаза падает программка из театра, лежащая на столе поверх газет, книг, смятого сценария, чашки с недопитым чаем и прочего добра. Эту программку Назарий видел не раз. На ее обложке среди ярких личностей Центрального театра посередине стоит женщина, о которой Назарий много наслышан. Ее сложно назвать красавицей, но ее строгие черты лица, а особенно пронзительный взгляд заставляют присмотреться и задуматься. Нет сомнений, что она действительно была примой театра и держала внимание зрителей до последней секунды спектакля. У нее небольшие с налетом тревожности глаза, подведенные черным, совсем несчастливые, хотя быть на месте их обладательницы, возможно, мечтала не одна незадачливая актриса. У женщины широкие скулы и довольно-таки большой нос, губы плотно сжаты. Черные, слегка мелированные короткие волосы с косой челкой обрамляют лицо. Впрочем, ничего особенного. Это Тамила.

Назарий берет программку и тут же кладет обратно, чтобы не зашвырнуть ее в сердцах в угол. Просто невозможно видеть, как страдает друг. Он похудел и высох, кажется, только одни глаза остались.

– Олег, мне кажется, пора прекращать эту канитель, – говорит Назарий. – Ты себя изводишь, а ей и дела нет. Она не вернется, это уже ясно.

Тот бросает мимолетный взгляд на программку.

– Я все же надеюсь, – говорит он.

– Хотя, знаешь ли, – Назарий хлопает себя по лбу. – Я вдруг понял, что люди, которые надеются, даже когда это бессмысленно – не перестанут этого делать никогда. Вот, например, мой отец… Ты даже не представляешь, что я придумал. Фролыч спасен! Олег, понимаешь? Он спасен!

– Нет, не нравится мне это, – бормочет Олег, едва Назарий договорил последнюю фразу, в подробностях рассказывая свой план. Лицо друга было с самой первой секунды рассказа настороженным и печальным. Видно было, что он ни капли не поддерживает то, что слышит.

– Ну, наверное, я и не рассчитывал на аплодисменты, – пытается иронизировать Назарий, но у самого на душе не ясно, ведь план все же рискованный.

– Я не хочу, чтобы Сима в этом участвовала, – говорит Олег.

– Ну, ты же ей не сват, не брат, не жених, насколько я знаю, – пожимает плечами Назарий. – Так, знакомый. Поэтому ей самой решать, захочет ли она уйти из детдома, встретиться с отцом и зажить безбедно. Я заставлять не буду, так и знай. Но более чем уверен, что она согласится.

– И Сима, и Валерий Романович быстро раскроют обман, стоит только сделать анализ ДНК, – говорит Олег. – Поэтому, мне кажется, лучше не мучить их обоих, не давать ложную надежду.

– Хорош друг, умеешь поддержать, – почти обижается Назарий. – Я вот, в отличие от тебя, уверен в успехе. Ведь тут главное, чтобы они просто поверили. Убедить Симу и папашу, что они друг для друга те самые, кого так долго искали. Им же самим хорошо от этого будет… А у меня просто нет другого выхода.