– Все равно, мне это не нравится, – повторяет Олег. – Недоброе это дело.

– Да как ты не понимаешь! – Назарий, сам того не желая, повышает голос. – Этим я спасу Фролыча. Я сделаю так, чтобы он больше ни от кого не зависел. И вместе с тем я избавлюсь от Алены, которая мне уже все печенки проела. Отец захочет меня к стене прижать – а нечем. Меня ведь он только Фролычем и мог шантажировать – на все остальное я чихать хотел.

– Но тогда ты не сможешь жениться на Симе, – замечает Олег так спокойно, будто ничего и не слышал. – Если она станет твоей сестрой…

– А я и не собирался на ней жениться, – Назарий смотрит на него с недоумением. – К чему это вообще? Чтобы жениться, нужна любовь, чтобы не было потом, как в моей семье. А я никого никогда не полюблю, ты же знаешь. На этом точка.

– Не зарекайся, – предупреждающе поднимает руку Олег.

– Да ну тебя! Ты как вобьешь себе что-то в голову, так потом не понятно, что с этим делать.

– Ты будешь жалеть, – тихо говорит Олег. – Не сейчас, но потом, после – обязательно пожалеешь. Но будет поздно.

– Вот только не надо меня пугать, – отмахивается Назарий – этому он научился у Фролыча. – Я уже давно ничего не боюсь. Просто хочу помочь ему… Я чувствую перед ним вину за то, что делает отец. Да он мне и сам, как отец, ну, я в детстве так хотел, но… да глупости все это. Суть в том, он никогда не ненавидел меня, а ведь имел полное право, ведь я сын, можно сказать, его врага.

Запутавшись, Назарий прерывается и садится на диван. Он никогда раньше никому не говорил, как относится к Фролычу. Просто помогал, облегчал ему жить, как бы из чувства долга. Но перед Олегом ему нечего скрывать, и, хотя он почти устыдился своих слов, но тут же успокоился.

– Сам видишь, до чего я дошел, – бормочет он, опустив голову на руки. – Я в безвыходности. И то, что я придумал, никому не навредит.

– Ты сведешь своего отца с ума, – Олег присаживается к нему и берет за плечо. – Просто представь: сначала он привяжется к Симе, а потом правда раскроется.

– Не раскроется! – вскидывается Назарий, стряхивая его руку. – Вот увидишь, ему даже в голову не придет сделать анализ ДНК. Он просто так поверит, увидит – и поверит. А эта Сима… да она поймет, какое ей счастье выпало – отец будет трястись над ней и на руках носить.

– Разве она так похожа на твою сестру?

– Знаешь, надоел ты мне со своими комментариями, – Назарий встает. – Какая разница, похожа или нет? Я найду, что сказать, чтобы папаша поверил, даже если совсем не похожа. Ведь она могла за столько лет очень даже измениться.

– Мне жаль, что ты не видишь, насколько это неправильно, – говорит Олег, поднимаясь с дивана вслед за ним.

– Надеюсь, ты ничего не скажешь моему отцу, а заодно и Симе. Что-то я уже жалею, что все тебе рассказал. Я вообще могу на тебя рассчитывать?

– Меня учили не вмешиваться в чужие дела, – Олег при этом смотрит не в глаза, а в окно. – Но этот случай особенный.

– Могу ли я быть уверен, что ты не проговоришься? – Назарий подходит ближе. – Мне не нравится твой вид, и то, что ты мне говоришь.

– Я по-прежнему не согласен с тобой, – минуту спустя отвечает Олег. – И не считаю, что так будет лучше для Симы.

– Так будет лучше для меня! – Назарий смотрит на него внушительно, чтобы тот, наконец, вбил себе в голову. – И для Фролыча. Но вижу, ты слишком жалеешь не тех людей – моего папашу, который вообще не человек во многих смыслах, и эту блаженную, которая никому не нужна.

Олег обходит его и идет к двери, распахивает ее на всю.

– Тебе лучше обдумать все это наедине с собой, ведь ты меня все равно не слышишь.

– Прекрасно, – Назарий идет к открытой двери. – И это при том, что мы с тобой за всю жизнь ни разу не поссорились! Но нет, ты решил упереться и стоять на своем, хотя это вообще тебя не касается.

– Я только предлагаю тебе еще раз все обдумать, – Олег смотрит мягко и печально.

– Я уже все решил! – Назарий вкладывает в свой взгляд все презрение, хотя ему от этого нехорошо на душе. – Будешь мешать мне – я легко на нашей дружбе поставлю точку.

С этими словами он уходит, гордо подняв голову. Нет, он не сможет вот так, легко, как заявил. Да и как можно отказаться от человека, который уже стал ему, как брат? Но с Олегом ничего не случится за это время, а с Фролычем – может. Поэтому, сначала нужно обезопасить Фролыча, а после – после Олег сам все поймет. Увидит, что это была не мимолетная глупая мысль, не каприз, а разумное дело, которое всем принесет их долгожданное счастье.

– Сегодня утром было заседание комиссии, – сухо говорит директриса без предисловий, входя в комнату-подсобку. – Мы решили тебя не вызывать, так как твое дело нам известно, и оно не изменилось. Выгнать мы тебя не можем, но и держать тебя здесь – тоже. Решили отправить тебя на лечение.

– Но… я не хочу, – Сима медленно отходит к стене, ― я здорова!

– Меня не волнует, что ты там не хочешь, – говорит стоящая напротив. – Мы сделали для тебя все, что могли. Дальше с тобой будут возиться врачи. После поедешь в специализированный интернат…

– Не надо, – Сима берет папку с портретами с тумбочки и прижимает к себе. – Лучше я просто уйду.

– Не думаю, что лучший выход – жить на улице, – директриса презрительно кривит губы. – Давай, собирайся, скоро за тобой приедут.

Сима собирается. Скорее машинально, чем осознанно. У нее теперь есть большая тряпичная сумка – подарок детдома. Все вещи туда идеально помещаются. Сима кладет на дно папку с рисунками, сверху документы, рядом помещает аккуратно свернутые листы обойной бумаги, два карандаша, теплую одежду, сменную обувь и старенький плед.

Медленно она спускается в холл. Набирает в грудь воздуха, чтобы не заплакать.

– Ты куда собралась? – слышит она позади себя голос Тамилы и даже не вздрагивает. Почему-то Тамила теперь не кажется страшнее, чем директриса.

– Я ухожу, – отвечает Сима чужим странным голосом, почти не слышным, но каким-то дребезжащим.

– В смысле?

– Я не могу больше здесь оставаться. Меня хотят отправить в больницу. А потом – в какой-то интернат…

– Тебя выгоняют, что ли?

– Ну… да, – Сима неловко перетаптывается с ноги на ногу. – То есть, меня не могут выгнать, так, чтобы совсем… Поэтому меня в больницу. Я не хочу туда! – она вдруг поднимает на Тамилу глаза, и ее начинает бить мелкая дрожь. – Не хочу. Они будут колоть меня лекарствами и давать таблетки, от которых у меня в голове будет все путаться… я знаю, уже так было. И тогда я действительно сойду с ума и могу даже забыть папу. Ведь он так и не пришел за мной. Где он теперь будет меня искать?

Тамила меняется в лице. Оно становится каким-то беззащитным, чего не было раньше. Странно все это. Ведь Сима ей чужая и к тому же совсем ей не нравится – та много раз давала это понять.

– Тебе нельзя в больницу, – говорит она.

– Знаю, – Сима опускает голову. – Я лучше на улицу, чем туда.

В глазах Тамилы что-то блестит. Она вся напряжена и, кажется, – еще чуть-чуть и она пойдет и поколотит директрису, такой у нее вид.

– Подожди меня тут, – Тамила срывается с места, но тут же останавливается.

– Подожди и никуда не уходи, хорошо?

Не дождавшись ответа, она бежит вверх по лестнице.

– Я только ключ взять, – поясняет она.

– Только на минутку! – будто боится, что Сима исчезнет.

– Я что-нибудь придумаю. Я найду выход, да, найду. Обещаю! – кричит срывающимся голосом, поднимаясь по лестнице и поминутно оборачиваясь назад.

Сима смотрит ей вслед. Впервые ей кажется, что если Тамила найдет выход, ничего плохого не случится.

Они просто пойдут вместе к ней домой. А потом Тамила подогреет чай. И Сима останется.

Она останется с ней насовсем.

И, может быть, у нее даже появится темно-синее платье с прозрачными рукавами и бантом.

Только она никогда не найдет отца, потому что Тамила против. Она запретит ходить по улицам одной и говорить на эту тему. А если Сима ослушается, снова будет пугать ее в темной комнате, и трясти за плечи, и называть истеричкой, и взывать к ее здравому смыслу, и…