Мысль ударяет меня. Удар в голову. Как товарный поезд.

Я задыхаюсь. — Я поняла.

Леви въезжает на мою подъездную дорожку. — Что ты сказала?

— Я поняла!

— Ты… что?

— Шлем. BLINK. Я знаю, как решить проблему совместимости — у тебя есть бумага? Почему у тебя нет бумаги в твоей дурацкой машине?

— Она арендованная…

— Моя квартира! У меня там есть бумага! — Машина еще не полностью остановилась, но я все равно выпрыгиваю и бегу наверх. Я отпираю дверь, нахожу ручку и блокнот и начинаю писать так быстро, как только позволяют мои пальцы, жалко задыхаясь. Через минуту я слышу шаги позади себя, и Леви закрывает дверь, которую я оставила открытой. Упс.

— Я предполагаю, что ты хотела, чтобы я последовал за тобой, но если нет…

— Смотри. — Я толкаю блокнот ему под нос. — Мы собираемся сделать это. Посмотри на это.

Он несколько раз моргает. — Би, я не думаю, что это… английский.

Я разворачиваю блокнот. Черт, я писала по-немецки. — Ладно, не смотри на это. Просто слушай меня. И не бойся. У нас были проблемы с коммутатором, верно? Мы пытались починить его, но… что если мы просто обойдем его?

— Но разные частоты…

— Верно. Вот тут-то я тебя и напугаю.

— Напугаешь меня?

— Да. — Я освобождаю место на столе и начинаю набрасывать диаграмму. — Но не пугайся.

— Я не боюсь.

— Хорошо. Не бойся.

— Я… Почему я должен бояться?

— Из-за того, что я собираюсь тебе показать. И это может показаться тебе страшным. — Я постукиваю обратной стороной ручки по верхней части моей диаграммы. — Хорошо. Мы убираем распределительный щит. — Я рисую на ней крест. — Мы строим отдельные цепи. А затем мы используем магнитотермические свойства каждой из них…

— …для скорости. — Глаза Леви расширились. — И если у нас будут отдельные контуры…

— …мы сможем полагаться на беспроводной пульт. — Я ухмыляюсь ему. — Это сработает?

Он закусывает нижнюю губу, уставившись на схему. — Проводка будет сложной. И изолировать каждую цепь. Но если мы обойдем это… — Он поворачивается ко мне с широкой, бездыханной ухмылкой. — Это может сработать. Это действительно может сработать.

— И это будет намного лучше, чем то, что делает MagTech.

— У нас будет окончательный прототип через… недели. Дни. — Он потирает рот. — Это фантастическая идея.

Я возбужденно прыгаю вверх и вниз. Это несносно, но я не могу остановиться. Куда уходит вся эта энергия, когда я пытаюсь бежать? — Я гений, или что?

Он качает головой, даже когда говорит: — Так и есть.

— Может, пойдем в лабораторию? Начнем работать над этим?

— Пока уборщицы не успели продезинфицировать твой стол?

— Хорошая мысль. Но мне нужно кое-что сделать.

Он ласково улыбается. — Может быть, ты можешь продолжать прыгать вверх-вниз?

— Вообще-то, я начинаю уставать.

— Хорошо, тогда… — Он пожимает плечами, и прежде чем я понимаю, что происходит, оказываюсь в его объятиях, и он кружит меня, мои ноги обхватывают его талию, а его руки лежат на моих бедрах.

Я смеюсь. Смеюсь, как будто я счастлива. Какие выходные. Я — перышко. Я непобедима. Я занимаюсь наукой. Я веселюсь. Я строю вещи, полезные, важные вещи. Я сталкиваюсь с демонами из своего прошлого. Меня кружат вокруг себя, когда я слишком устала, чтобы сделать это самой. Я кипучая, энергичная, смелая. Я самая-самая и совсем не самая-самая. Я крепко сжимаю руки на шее Леви, а когда он замедляется, я спрашиваю его: — Ты собираешься меня поцеловать?

Понятия не имею, откуда это взялось. Но не сожалею, что он там.

Его улыбка не ослабевает, но он качает головой. — Я так не думаю, — тихо говорит он. Пряди фиолетовых волос касаются его лба. Его щеки. Мы близко, так близко. Он так хорошо пахнет.

— Почему?

— Потому что я не уверен, что ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал.

— О. — Я киваю. Мои волосы щекочут его нос. Он почесывает его, и я смеюсь. — А если я скажу тебе, что хочу? Ты бы тогда меня поцеловал?

— Я все еще так не думаю, — говорит он спокойно. Серьезно.

Моя улыбка исчезает. О, черт. Черт, я устроила беспорядок. — Ты не хочешь? — Мой голос маленький, неуверенный. Он качает головой.

— Дело не в этом.

Должно быть. Что еще? — Точно. — Я нахожусь в его объятиях уже некоторое время, но вдруг чувствую себя неловко. Его это не устраивает. Раньше я его привлекала, но не теперь. Я перегибаю палку. — Прости меня. Я не хотела заходить слишком далеко.

— Ты не понимаешь, Би. — Небольшая улыбка. Наши лбы соприкасаются, его кожа теплая на моей. Я очень, очень хочу поцелуя от этого мужчины. Я хочу этого так сильно, что могу сгореть. — Мы не можем этого сделать

— Почему…?

Его глаза закрываются. Губы Леви придвигаются ближе. — Я боюсь, что ты не зайдешь достаточно далеко.

Когда Тим поцеловал ее в первый раз — после просмотра фильма «2001 год: космическая одиссея», который, как я позже узнала, он проспал, — восемнадцатилетняя Би позвонила своей сестре и сказала, что у нее был самый прекрасный из поцелуев. Но восемнадцатилетняя Би была дурой. Восемнадцатилетняя Би ничего не знала. Восемнадцатилетняя Би переоценила то, что Тим не был слишком неуклюжим и чистил зубы. А двадцативосьмилетняя Би подумала бы о том, чтобы вернуться в прошлое и отшлепать ее по голове, но она занята настоящим, истинным, действительным, честным до Бога хорошим поцелуем.

Самым лучшим поцелуем.

Это связано с тем, как медленно все начинается. С тем, как мы с Леви на мгновение прижимаемся друг к другу, просто дышим и пробуем воздух между нами. Это должно казаться смешным, но есть что-то уникальное в том, как он смотрит на мой рот из-под опущенных ресниц. Обхватив его, как я, чувствую биение его сердца, тепло кожи, и внезапно мне больше не страшно. Он хочет этого — он хочет меня. Я знаю это по жидкому, беспорядочному теплу в моем животе, по красному цвету на его скулах, по его дыханию, еще более быстрому и громкому, чем мое.

— Би.

Напряжение настолько невыносимо, что мы можем оказаться на разных концах света. Я сокращаю расстояние, и тогда оно уже не медленное. Это жестко, быстро и с открытым ртом. Влажно, давяще и наполовину укушенно. Это грязный, наименее гладкий поцелуй в моей жизни — но, возможно, это и не поцелуй вовсе. Просто два человека пытаются быть как можно ближе. Его руки скользят по моей заднице. Мои ногти впиваются ему в кожу головы. Он произносит отрывистые, удивленные похвалы в мое горло — Да. Да. — щелкает по моей ключице, и я горю, полминуты этого, и я уже пылаю, пульсируя от желания и потребности. У меня нет тормозов: я беспомощно прижимаюсь к нему, мои соски упираются в его грудь, его твердый пресс — идеальная поверхность для трения.

— Ты такая… — Он глубоко стонет, как будто он на полпути к безумию. Я слишком занята отчаянным поиском трения, чтобы даже пытаться поддерживать свою часть поцелуя, но все в порядке. Он держит меня. Его большая ладонь поднимается, обхватывает мою шею, резко наклоняет мою голову, именно так. Его язык внутри моего рта, прижимается к моему, и…. Это не поцелуй — это грязно. Непристойно. Он толкает меня к стене, и я отталкиваюсь, и отталкиваюсь, и отталкиваюсь, и отталкиваюсь, как будто между нами не может быть воздуха. Его рука под моей рубашкой — собственническая, уверенная, такая большая, что полностью охватывает мою грудную клетку, и я выгибаюсь, проглатывая хныканье в глубине горла. Моя голова кружится, тело плавится, я слышу колокольчики и…

Не звонок. Телефон. Звонок. Он медленно проникает сквозь густую дымку Леви, ласкающего ртом мою грудь, оставляя влажный след на футболке — Боже, Боже. — Твой телефон, — шепчу я, заставляя себя не двигать бедрами. Это самый громкий голос, на который я способна. Затем одна из его рук проникает внутрь моих трусиков, и он начинает толкать меня вверх и вниз по своему прессу, и я забываю, что хотела сказать. Это то самое место, тот самый ритм, которого я пыталась достичь. Он научился этому, и помогает мне поддерживать его, пальцы впиваются в плоть моей задницы. Идеальный толчок. Он рычит, и я хнычу от наслаждения. Мои глаза закатываются к затылку, и… Да. Прямо против… Да.