Кроме как сейчас.

Я улыбаюсь, когда она заключает меня в медвежьи объятия, и… о, это потрясающее ощущение. Она высокая и крепко сложена. Она действительно преданный обнимальщик. Я смеюсь и сжимаю ее в ответ. — Я так рада тебя видеть, Сэм.

— Это моя реплика. А ты, Леви, посмотри на себя. Стал еще выше? — Их объятия значительно более сдержанные. Тем не менее, я потрясена тем, что Леви обнимается, с ласковой улыбкой на губах.

— Не то чтобы я знал. Приятно видеть тебя, Сэм.

— Почему я не знала, что вы двое здесь?

— Потому что нас нет в программе. Мы просто приехали на конкретную презентацию.

— Мы? — Глаза Сэм расширились. Она смотрит между нами несколько раз, прежде чем остановиться на Леви с огромной довольной ухмылкой, которую я не могу интерпретировать. Затем она берет одну из его рук. — Я не знала, что есть «мы», Леви. Я так счастлива за тебя. Я так долго надеялась, и наконец, такой невероятный…

— Мы с Би работаем вместе над проектом NASA. Временно. — Он говорит это быстро, как подросток, останавливающий свою мать, чтобы та не рассказала, что он все еще спит с чучелом трицератопса.

Сэм задыхается, прикрывая рот рукой. — Конечно. Конечно, проект NASA. Не могу поверить, что это вылетело у меня из головы. Тем не менее, вы двое должны прийти ко мне на бранч. Через, — она взглянула на свой телефон, — десять минут. Придут все мои выпускники. Еда за мой счет, конечно.

О-о.

Ух, черт, черт, черт, черт.

Я поднимаю взгляд на Леви, готовая умолять его не заставлять меня смотреть, как Тим и Энни едят huevos rancheros в течение тридцати минут, но он уже качает головой. — Спасибо, но мы не можем. Нам нужно отправляться в путь.

— О, ерунда. Это будет меньше часа. Просто сделайте вид, поздоровайтесь со всеми, позавтракайте за мой счет. Вы оба такие худые.

Я удивляюсь, как можно смотреть на грудь Леви, или бицепсы, или ноги, или… что угодно, на самом деле, и думать о слове «худой», но он не пропускает ни шагу. — Нам нужно идти.

— Ты не можешь, — настаивает она. Я уже говорила, что Сэм властная? Полагаю, это профессиональный риск, когда ты десятилетиями руководишь лабораторией. — Вы были моими любимыми выпускниками. Какой смысл устраивать бранч в лаборатории, если вас двоих там нет? С таким же успехом можно все отменить!

— Ты даже не знала, что мы здесь, три минуты назад, — терпеливо замечает Леви.

— Но теперь я знаю. И… — Она наклоняется вперед и кладет руку нам обоим на плечи. — Сегодня я сделаю важное объявление. Я ухожу на пенсию в конце семестра. И как только уйду, я больше не планирую участвовать в конференциях. Так что следующего раза может и не быть.

Леви кивает. — Я понимаю, Сэм. Но мы действительно…

— Мы придем, — прерываю я. — Просто скажи нам, куда. — Я хихикаю над тем, как Сэм взволнованно хлопает в ладоши.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спокойно спрашивает меня Леви, как только Сэм удаляется.

— Я уверена, что не хочу этого делать. — Если бы мне пришлось напечатать полный список того, что я предпочла бы сделать, мне бы понадобилось несколько гигабайт облачного пространства. — Но если она объявляет о своей отставке и это важно для нее, мы не можем не пойти, не после всего, что она для нас сделала. — Я массирую висок, с тоской думая об ибупрофене. — К тому же, мой старый терапевт будет мной гордиться.

Он долго изучает меня. Затем он кивает, один раз. Я могу сказать, что ему это не нравится. — Хорошо. Но если ты будешь плохо себя чувствовать, немедленно скажи мне, и я тебя заберу. — Он говорит авторитетным тоном, который должен заставить меня захотеть сказать ему, чтобы он засунул его себе в рот, но… этого не происходит. Совсем наоборот. Какая загадка. — И помни о моей руке.

— Хорошо, папочка. — Я осознаю свою ошибку только после того, как слова вылетают из моего рта. Поскольку я не могу взять свои слова обратно, разворачиваюсь и выхожу из конференц-центра, краснея. Упс.

Ну и денек выдался. И это только семь минут десятого.

Представьте себе следующее: вы входите в ресторан, и официантка ведет вас к столику для вашей компании. Он круглый и полный, но когда вы и ваша спутник подойдете, два стула будут придвинуты, что гарантирует много уютных локтей. Ура. Вас приветствует множество пар широко раскрытых глаз, вздохов и несколько «Боже мой, как давно это было!» адресованы вам, некоторые — вашему спутнику. Некоторые для обоих. Вы понимаете, что кроме человека, который вас пригласил, вас никто не ждал. Двойное «ура».

Вы хотите сосредоточиться на том, чтобы наверстать упущенное, расспросить старых друзей об их жизни, но вас что-то гложет. Крошечный червячок, ползающий в глубине вашего черепа. Поначалу вы думаете, что это связано с двумя людьми, которые еще не встали, чтобы поприветствовать вас, и с тем фактом, что вы когда-то были помолвлены с одним из них, а другого любили как сестру. Справедливо. Это бы волновало любого, верно?

Но есть еще кое-что, усиливающее напряжение: почти все за столом знают, что именно произошло между вами, вашим бывшим женихом и вашей не очень-то сестрой. Они знают, как плохо вы расстались, как в итоге вам пришлось искать другую работу, каким несчастным это сделало вас, и даже если они не злые люди, вокруг роится чувство, что сейчас произойдет шоу. Шоу, которое касается вас.

Ты следите за этим? Хорошо. Потому что в этом лукошке есть еще один слой. Он возвышает этот бранч над обычным мусором, и связан он с вашим спутником. Он не был вашим поклонником в прошлый раз, когда вы тусовались с этими людьми, и то, что вы пришли с ним, заставило их взорваться. Они не могут понять. Шоу всегда должно было быть хорошим, но теперь? Теперь это гребаный Гамильтон, детка.

Вы это представляете? Вы чувствуете, как глубокая неприятность ситуации проникает в ваши кости? Вы думаете о том, чтобы заползти под стол и укачать себя, чтобы уснуть? Хорошо. Хорошо. Потому что именно в таком состоянии я нахожусь, когда Тимоти Уильям Карсон встает передо мной и говорит: — Привет, Би.

Я хочу дать ему по яйцам. Но я с грустью должна сообщить, что на меня смотрит множество пар глаз, и хотя я не сдавала экзамен на адвоката в Луизиане, я боюсь, что в этом замечательном штате пинок по яйцам может быть расценен как нападение. Поэтому я улыбаюсь своей лучшей фальшивой улыбкой, игнорирую ползущее чувство в животе и отвечаю: — Привет, Тим. Ты отлично выглядишь.

А это не так. Он выглядит нормально. Он выглядит как Симпатичный Парень, которому нужен портрет Дориана Грея, потому что его гнилая личность начинает проявляться. Он выглядит приемлемо, но ничто по сравнению с парнем, стоящим рядом со мной. Который, кстати, говорит: — Тим.

— Леви! Как дела?

— Ничего особенного.

— Мы должны снова начать работать над этими коллаборациями. — Тим поджимает губы, как мудак, которым он и является. — Я был занят.

Улыбка Леви не сходит с лица, и когда Тим наклоняется, чтобы обнять брата, тот принимает его.

Что заставляет меня нахмуриться. Какого черта? Я думала, что Леви на моей стороне. Это звучит глупо, если сказать вслух, и несправедливо с моей стороны, потому что мы с Леви едва ли друзья, и мои битвы — не его битвы, и он имеет полное право обнимать кого угодно….

Моя мысль исчезает, когда я замечаю, что Леви не просто обнимает Тима. Он также крепко сжимает его плечи, пальцы больно впиваются в плоть Тима, пока он что-то бормочет ему на ухо. Я не могу разобрать слов, но к тому времени, когда Леви выпрямляется, рот Тима вытянут в тонкую прямую линию, его лицо молочно-белое, и я не помню, чтобы видела его раньше, а его выражение выглядит почти… испуганным.

Тим напуган?

— Я… ты… я не хотел, — заикается он, но Леви прерывает его.

— Рад снова тебя видеть, — говорит он властным, пренебрежительным тоном. Тим должен принять это как есть: приказ бежать прочь.

— Что только что произошло? — шепчу я, пока Леви отодвигает мой стул. Очевидно, мы в 1963 году.