Неожиданно и отчётливо он услышал голос:
– Папа, ещё не время!
Иван посмотрел на неподвижное лицо сына, взглянул на заплаканную жену, которая продолжала массировать Петю со своей стороны.
Голос настойчиво повторил:
– Ещё не время!
– Что не время? – Иван снова посмотрел на жену. – Ты слышала, Петя сказал: «Не время!»
Света молча продолжала своё дело, как будто совсем не слышала вопроса. Палата реанимации дрогнула и начала исчезать, приобретая зеленоватый оттенок. Растерянный Иван крутил головой во все стороны:
– Да что не время-то?
– Спать не время! – строгий голос сына звенел в пустеющем пространстве.
Предметы и сами стены палаты искривлялись, обретая непривычные формы. Картина меняющегося мира дрожала, чудесным образом переплетаясь с картинками прошлого.
Вот счастливое семейство бежит по васильковому полю, они смеются, падают, кувыркаются, купаются в синем цвете. А вот Петя, как всегда, скрестив ноги, сидит на траве и сосредоточенно плетёт венок для сестры:
– Сашуха, ну-ка дай примерить!
Саша подставила голову:
– В самый раз! А я тебе и маме уже сплела!
Иван шутливо надул губы:
– А мне кто сплетёт?
– Я сплету, чурики, я сплету, – радостно затараторил Петя.
Непонятно откуда появилась кровать с лежащим на ней сыном. Рядом с кроватью прошёл нарисованный слон. Остановился, посмотрел на Ивана добрыми глазами и улыбнулся:
– Пора просыпаться, засоня, – затрубил и прошёл через белую стену.
Иван упорно продолжал массировать пальчики на неподвижной ноге сына, когда очень громкий шёпот заставил его вздрогнуть. Как будто Петя сложил ладошки рупором и громко шепнул в самое ухо отца:
– Папа, вставай!
Волк
Робкий рассвет вычертил сонную лесную опушку и потухший костёр – картина просыпающейся жизни медленно проявлялась на осенней палитре мироздания. Первые лучи солнца, осторожно пробиваясь сквозь поредевшие кроны, нежно заигрывали с плотным миром. Иван неподвижно полулежал, используя ветки как матрас, а ствол берёзы – как удобную подушку. Ничто не в состоянии помешать сну смертельно усталого человека, но он вздрогнул и поморщился. «Папа, вставай!» – зашуршали кроны деревьев и осыпали лицо спящего пожелтевшей листвой.
Иван распахнул глаза и увидел огромного старого волка. Ледяной взгляд цепких глаз животного оценивающе сверлил человека, из оскаленной пасти стекала густая слюна, а расставленные в стороны лапы говорили о скорой атаке.
Одной секунды хватило Ивану, чтобы вскочить на корточки. Он ясно услышал, как закипели пузырьки адреналина в его крови, как они звучно лопались там, барабанили и били набат, призывая весь сонный организм собраться. Иван дрожал каждой клеточкой своего «Я», но не от страха – кураж захлестнул его с головой, и лицо перекосила злая усмешка.
– Ну, вот и всё… Спасибо! – Иван послал воздушный поцелуй в небо.
Пружина, до предела сжатая в его глубинах, разжалась мгновенно – с топором в одной руке и ножом во второй он выпрыгнул навстречу волку и замер. Чуть согнутые в коленях ноги забыли о пройденном пути и дрожали от неуёмной бодрости – левая впереди, правая плотно упиралась в землю. Человек и волк, такие разные и настолько одинаковые жители земли, рычали, не мигая глядя в глаза друг другу.
…Солнечные лучи насквозь пронизывали своим космическим жаром салон машины с находящимися в ней людьми.
– Петь, ну, чего он еле ползёт-то? Так и опоздать недолго! – Иван нервничал, едва плетясь за машиной такси.
Петя молча сидел рядом с отцом и спокойно смотрел в окно на раскалённый город и утомлённых жарой жителей. Такси ехало медленно, но вдруг так резко встало посередине дороги, что Ивану пришлось резко нажать на педаль тормоза. Петя повис на ремне безопасности, зажмурился и схватился за грудь. Иван нахмурился и ощупал сына:
– Больно?
Потирая грудь, Петя мотнул головой:
– Нет.
– У тебя всегда «нет», даже если очень «да»! Никогда не скажешь, что больно.
Петя засмеялся, продолжая растирать ушибленное место:
– Да нет, пап, всё нормально!
Через открытое окно таксист весело перекрикивался с другим таксистом, стоящим на обочине.
– Да что же он, гад, делает-то? – Иван несколько раз моргнул фарами и посигналил.
Водилы увлечённо разговаривали о чём-то своём, весёлом и смеялись, не обращая внимания на стоящую позади машину.
Иван открыл окно и громко крикнул:
– Так и будешь на дороге стоять?
Реакции водителя не последовало, но запустило почти неуправляемую реакцию Ивана. Резко выкрутив руль, Иван выехал на встречную полосу и, затормозив рядом с такси, выпрыгнул из машины:
– Мне на встречку из-за тебя вылезать, с…ка?!
Визжа видавшими виды покрышками, такси сорвалось с места. Иван вернулся за руль, но никак не мог успокоиться:
– Вот же, гадость какая! С…ка!
– Пап, да ладно… Всё нормально уже.
– Нормально? Да я чуть ремнём тебя не придушил из-за урода этого! – Иван взглянул на часы и прибавил газ.
– Папа, я, конечно, хочу быть на тебя похожим… Но ты постоянно на всех орёшь.
– Да, когда хоть? Вывел просто из себя таксёр этот недоделанный!
– Ага! А за мужиками по двору кто с бутылкой бегал и орал страшным голосом? – Петя строго смотрел на отца.
– Так они же сами напросились! Мне даже тебя с палкой пришлось на дорожке бросить… – Иван виновато взглянул на сына. – Но ты молодчина! Стоял как вкопанный – не упал!
Потянув за ниточку, Петя уже разматывал пёстрый клубок острых воспоминаний:
– А зимой у больницы вокруг машины за мужиком кто бегал? А? А?
– Блин, Петя… Уродов-то сколько вокруг! Так и норовят обидеть, – останавливая машину у поликлиники, Иван сконфуженно засмеялся, – стыдобища какая-то. Да, прав ты, Петя, прав, конечно: за нервишками следить нужно. Буду меланхоличен и спокоен, как холодильник!
Привычным движением Иван вытащил сына из машины, понёс к зданию поликлиники, но путь до её крыльца был привычно не прост. Огромные ямы, лужи и кучи строительного мусора представляли собой замысловатую полосу препятствий, но, когда все трудности казались преодолёнными, возникла новая преграда в виде автомобиля, припаркованного прямо у ступенек. Кто-то решил не утруждаться пешей прогулкой и полностью перегородил крыльцо. Иван негодовал:
– Петя, ну ты посмотри, что творит! Пнуть его, что ли? А… нет, нет, я же теперь холодильник. Полное ледяное спокойствие, – отец с сыном на руках боком протиснулся на крыльцо и добрался до дверей поликлиники.
– Папа, а зачем мы сюда приехали? – Петя крепко держался за шею отца и смотрел на него доверчивыми глазами.
– Да я и не знаю, мама забыла сказать! – выпучив глаза, Иван невинно рассматривал вытянувшееся лицо сына.
– Ну, папа, ты совсем, что ли, холодильник? – засмеялся Петя.
Искренний смех эхом прокатился по утреннему лесу. Казалось, что человек и волк целую вечность смотрели в глаза друг другу. Наконец волк, сведя в своём волчьем черепе все «за» и «против», попятился задом и как-то боком в два прыжка скрылся в густой чаще.
Иван опустился на землю. Пластиковая бутылка хрустнула и сжалась в его дрожащих руках, отдавая живительную влагу.
– Всё, это последняя… Больше воды нет, – Иван поднял голову вверх к бесконечно глубокому синему небу. Этот чистый кусочек вечного неба, окаймлённый жёлто-зелёной бахромой шевелящихся на ветру листьев, напоминал бьющееся сердце – здравствуй, сынок. С добрым утром, братан ты мой любимый!
Укладывая рюкзак, Иван постоянно бормотал, разговаривал с кем-то невидимым, а может быть, он говорил сам с собой, затем определил стороны света по отдельно стоящим деревьям и в последний раз посмотрел вверх, туда, где на ветру билось сердце.
– И, да, вот ещё что, сынок, – сам ты холодильник!
Ручейки всегда выводят к людям
Окружающий лес заметно изменился. Могучие деревья уступили место хилым деревцам и кустарникам. Теперь под ногами стелился мягкий ковёр зелёного мха, местами усыпанный красными бусинами клюквы и брусники.
