– Петя, а где же наш ручеёк?
Насколько хватало глаз, простиралось настоящее болото, где деревьям не было места, лишь жалкие кустики тут и там радовали своим присутствием мохнатые кочки.
– Прости, сынок, – Иван попытался сплюнуть, но лишь облизал губы пересохшим языком, – вот тебе и вывел нас ручеёк к людям. Это мне отец так рассказывал, когда я маленький был…, похоже, что это была теория, а сейчас наступила жестокая реальность, – с трудом вытаскивая сапоги из вязкой субстанции, Иван медленно продвигался вперёд, – попали мы с тобой, Петя, по самое не хочу. Ты главное на сухом месте оставайся!
С огромным трудом Иван добрался до возвышенности, вылил воду из сапог, смочил горло родниковой водой и огляделся. Вдалеке однотипный пейзаж болота слегка разбавляли торчащие из воды мёртвые деревья и полуживые берёзки. Подгоняемый чем-то необъяснимым, Иван поднялся на ноги, взял в руки длинную палку и, едва переведя дух, шагнул вперёд, нацелившись на островок с чахлыми берёзками. Не успевая перемешиваться с вновь поступающей жидкостью, в сапогах зачавкала и нагрелась вода – идти стало совсем невмоготу, но Иван видел цель перед глазами и упрямо шёл к ней. Когда до островка оставались считанные метры, он почувствовал, что проваливается в трясину. Сделав несколько хаотичных движений, Иван погрузился по самую грудь.
– Похоже, это всё, …лять… или не …лять? Вот в чём вопрос! – Иван положил палку перед собой, опёрся на неё, но, едва уйдя под воду, гнилуха сломалась. Из чрева болота то там, то здесь вырывались и лопались пузыри, а измождённое лицо человека растянулось страшной гримасой улыбки.
– Это писец… крыльями машет! – Иван часто и тяжело дышал, но не переставал болтать. – Писец не промажет… Ждал, ждал этого, а теперь дёргаюсь, как куропатка в силке. Смешно же, право!
Спустя время, Иван сложил перед собой руки и тихонько опустил на них голову…
«Сгину я – меня пушинкой ураган сметёт с ладони…»
Сон? Явь? Обрывки воспоминаний? Мечты? Всё смешалось на последнем рубеже чудесного королевства с простым названием «Жизнь». Ну, вот же оно – море! Всё настоящее, реальное, можно потрогать – солёное, сами попробуйте. Пляж из крупной, заботливо обработанной водой и временем гальки.
Огромные волны каким-то чудом не доставали до сидящего на пакете Петруши, прицельно кидающего камни в их вспененные гребешки: кто кого? Метрах в пяти позади стояла инвалидная коляска, на расстеленном одеяле спортивный рюкзак и прочие вещи ожидали возвращения своих хозяев. Иван стоял в воде по самые колени и снимал на камеру мелькающих над волнами чаек, волны временами захлёстывали его до груди, но при жаре в 30 градусов это радовало: так вот ты какой, Ламанш!
– Эй, папа!
Иван обернулся на крик и увидел, что волна добралась до их лежбища, едва не сбросила сына с пятой точки и нехотя отступила.
– Ничего, сынок, обсохнем!
Через минуту по пляжу пробежал гул. Краем глаза Иван увидел, как люди бросились от воды – к берегу стремительно приближалась огромная волна, каких раньше не было.
– Петя, отползай сам наверх! – Иван изо всех сил бежал к сыну, осознавая, что никак не успеет.
Едва он отбросил видеокамеру на высокий берег, как волна сбила его с ног, вспенилась, накрыла с головой уползающего вверх Петю и потащила обоих в море.
Вокруг бурлил океан пузырей, перемешанных с крупными камнями. В этом диком, ревущем, беснующемся хаосе Иван нащупал сына, ухватил его покрепче и попытался подняться на ноги, но очередная волна свела на нет все усилия. Сопротивляясь стихии и не имея собственных сил поднять голову над водой, Иван болтался в приливном-отливном буйстве, держа руки с сыном как можно выше, отчаянно надеясь, что Петина голова находится на поверхности.
Наконец Ивану удалось пополнить запас кислорода в крови – он вернул себе дар хождения. Крепко прижимая к себе возбуждённого сына и тяжело дыша, он выбрался на берег. Не в силах разжать объятия, Петя мёртвой хваткой держался за шею отца.
– Папа, а круто было! – воскликнул мокрый, дрожащий, но самый счастливый человек на земле.
Адреналин играл Петиными чувствами, заставляя мышцы пульсировать. Так вот ты какой, Ламанш…!
Картинка с морем исчезла, но тут же появилась другая. Иван плыл по широкой и спокойной реке, Петя лежал на спине у отца, держась руками за шею, а рядом всеми своими четырьмя лапами загребал воду любимец семьи Читтер.
Иван:
– Сынок, помогай мне. Работай ногами, брассом.
Петя:
– Папа, я забыл, как это – брассом?
С очередным гребком Иван высунул лицо из воды:
– Это по-лягушачьи, ты же лягушонок.
Петя быстро задрыгал ногами:
– Значит, ты жаба!
Иван:
– Нет, это мама у нас жаба, а я взрослый самец Лягуш!
Не оставив без внимания такое отношение, Света отозвалась с берега:
– Сами вы жабы, я принцесса лягушка!
Иван шумно выдохнул в воду:
– Принцессы не квакают! – и обратился к сыну, – Петя, а зачем ты мне горло так сжимаешь? Мне немного трудно дышать, ослабь хватку, а то ещё утону… Вон и Читик еле дышит, захлёбывается уже! Забирайся на Петю, Чит!
Иван рукой подтолкнул собаку к единственному спасительному островку – спине сына.
Петя заверещал и ещё сильнее сжал горло отца:
– А-а-а, Чит, ты ногти когда последний раз подстригал?!
– Ну, вы утопите меня, инвалиды хреновы! – под бульканье размытых пузырей голова Ивана скрылась под водой…
…Очередной рассвет вычертил картину знакомого болота. Иван приподнял голову и аккуратно переложил её на другую сторону:
– Всё будет хорошо… Или не будет… да, Семёныч?
Под пение птиц и серенады лягушек Иван медленно возвращался к действительности, попутно замечая, что к болотной какофонии добавилось что-то новое, едва уловимое, и это нечто постепенно проявилось нестройным перебором гитарных струн. Иван поднял голову со своего уютного ложа: прямо перед ним на островке с тремя чахлыми берёзками сидел Высоцкий в голубых джинсах и рубахе с закатанными рукавами. Высоцкий зажал баррэ на гитаре, внимательно посмотрел на проснувшегося Ивана и улыбнулся:
– Да не ссы ты, конечно, будет. Всё будет! – слегка поднастроил гитару и запел:
«Вдоль обрыва, по-над пропастью,
по самому по краю,
Я коней своих нагайкою стегаю, – погоняю,
– Что-то воздуху мне мало, ветер пью,
туман глотаю,
Чую, с гибельным восторгом —
пропадаю, пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть…»
Следующие строчки изменили тональность и зазвучали с реверсом, как будто звучали в пустом зале:
– Но что-то кони мне попались привередливые, и дожить не успел, мне допеть – не успеть!
Иван вновь поднял опустившуюся голову и увидел, что Петя сидит рядом с Высоцким и подпевает ему. От них и от самого островка исходил нежный золотистый свет, переходящий в ярко-голубой и ещё выше – в нестерпимо слепящий. Иван зажмурился. Вокруг уже не было никакого болота, не было совсем ничего, только они на этом острове из Света, Музыки и Голоса. Иван уселся рядом, обнял Петю, поцеловал:
– Вот ты где, сынок! – и запел одними губами. – Я коней напою, я куплет допою, хоть немного ещё постою на краю…
Небо потемнело и быстро прояснилось, как будто кто-то моргнул, перелистнув прочитанную страницу.
Машина Ивана стремительно летела по мегаполису. Слёзы безжалостно размывали проносящиеся мимо фонари, фасады и рекламу ночного города, а из динамиков что есть мочи Высоцкий:
«Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь
к последнему приюту…»