© Иван Леденцов, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

…А вы помните первую улыбку своего ребёнка? Я помню её до мелочей, до запаха в комнате, до цвета коляски и одеяла… Особенно улыбку первого ребёнка, когда ещё непонятно, что ты ОТЕЦ, да и не очень ясно, что муж; когда ещё не забыты холостяцкие гулянки, когда на вопрос молодой жены: «Куда ты собрался?» – отвечаешь бесхитростно: «В центр», «К Зуму», «Гулять». Наклонившись, смотришь на ребёночка, как всегда: «Агу-агу», – и вдруг Раз – по сердцу горячей волной – вот Она: ПЕРВАЯ УЛЫБКА! И всё. Попал!!! Конечно, и до этого ты любил своего ребёнка, носил его на руках, учился пеленать, кормил и целовал МАШИНАЛЬНО, а тут пошла такая ОТДАЧА, что все бессонные ночи, обоссанные пелёнки и прочие прелести ушли на последний план: вот ОНО – МОЁ! Отдельно живущая часть меня самого! Любит меня и улыбается мне!!! Больше никуда и не надо…

Это не героизм – любить своих детей, скорее это часть твоего ЭГО. Без этого уже не получается есть, пить и жить нормально… Зависимость? Да! Полная, тотальная наркомания! А отдача от улыбок, от «шажков», от вопросов и ответов пошла такая, что на двести процентов покрывает посиделки с друзьями, походы «по бабам» и прочие радости «одиночного плавания».

Я ждал Его всегда, и он пришёл спустя пять с половиной лет после дочки, долгожданный и осознанный Сын – продолжение моего рода, моё Я, моё Всё…

Жизнь каждого из нас несколько раз делится на «ДО» и «ПОСЛЕ». Я говорю не о садике, школе, институте или армии, и даже не о детстве, взрослости и старости, когда меняются взгляды, убеждения, стремления и ценности. Вехи, о которых идёт речь, гораздо жёстче, а черта меж ними «очерченнее» – тут простыми слезами не обойтись.

ДО болезни любимого ребёнка ты был другим. После оглашения страшного диагноза, когда твоё изменённое, контуженное и переломанное страшным известием тело начинает заново обрастать мясом, связками, сухожилиями (потому что надо бороться, потому что это ещё не конец, что бы ни говорили врачи), часть тебя прежнего ещё жива. Ты ещё вспоминаешь своё «ДО» и даже иногда смеёшься, правда твой смех воспринимается собственным ухом как-то глупо и неестественно. А вот следующее «ПОСЛЕ», следующее после жизни твоего ребёнка, когда бороться уже не за что и не с кем – именно это последнее «ПОСЛЕ» самое страшное своей необратимостью. Ориентиры потеряны, цели больше нет, и после него уже ничего нет. Как будто из тебя вытащили стержень, и ты оказался студенистой массой, дрейфующей по течению жизни. Иногда эта медуза заглатывает что-то, случайно запутавшееся у неё в ногах, и, не замечая вкуса, продолжает своё движение. Движение, которое уже не называется словом жизнь. Оглушённые горем, мы просто донашиваем своё тело в надежде случайно забыть его где-нибудь в метро, на остановке, у старой скамейки в парке, где были так счастливы недавно (или давно, уже и не вспомнить), играя со своим счастливым ребёнком.

Ты несёшь своё бесхребетное тело в людском потоке, поглощённый одним желанием – хоть бы его у тебя побыстрее украли, и тогда ты сможешь быть вместе с тем главным, что, как оказалось, и составляло твою жизнь полностью «ОТ» и «ДО» – слова «ПОСЛЕ», в твоей программе счастливого бытия не было. Беда в том, что тело твоё сильно изношено всепоглощающим горем и никому не нужно, а скинуть его самому мешают невидимые барьеры, которые красными флажками развешаны над каждым мостом, крышей или дорогой. То, что раньше было Тобой, безвольно плывёт в море таких же беспозвоночных, окружённых своими флажками, и ни одна игла не способна заштопать их дырявые души. Торчащие наружу нитки цепляются за острые камни, распуская её всё больше и больше, но ничто извне уже не сможет причинить нам боль. Боль внутри. Мы сами состоим из боли…

Эта книга предназначена помочь нам, достигшим самого дна горя, найти в себе силы шевелить конечностями, чтобы научиться видеть дальше расставленных маяков. Познать и почувствовать, что жизнь намного длиннее проживаемого ныне отрезка. Что встреча с любимыми неизбежна, как неизбежен первый дождь каждой весной, а зима – это лишь временное явление; что законы любви и законы притяжения, как и времена года, – это одни и те же законы природы, которые не дадут нам выйти на чужой остановке и заблудиться. От элементарной частицы, что меньше атома, до гигантской звезды, от одного человека до целой Вселенной – всё связано невидимыми нитями в единое поле… Мы Будем Вместе!

Весь первый год я искал смерти. Ждал её, звал, манил, грезил ей. В Новый год я сильно напился, но ничто не могло заглушить или притупить страшную боль. Жена и дочка обнимали, гладили меня, пытаясь успокоить, но я просто выл и хрипел, потом хлопнул дверью, сел в машину и уехал за двор, чтобы по кругу, не останавливаясь, вливать себе в голову Высоцкого:

…Каким-то образом мне удалось вырваться из этого круга и оказаться дома. Помню, что я снова пил и снова выл, заказал Деду Морозу самый желанный подарок – чтобы этот год стал для меня последним – чем чёрт не шутит, мысли материальны. А потом на каком-то этапе меня осенило: я должен написать сценарий к фильму, тем более практически весь сюжет, во всяком случае, весь скелет будущего сценария стоял прямо перед глазами. Я бросился за бумагой и быстро набросал основную линию, героев, завязку и развязку. Меня реально трясло от возбуждения, что такого я нигде и ни у кого ещё не видел, что это будет след, наш общий след с моим любимым сыном, что мне можно ещё немного пожить, чтобы успеть воплотить его в жизнь. Дочка ещё не спала, и я не смог не поделиться с ней замыслом: «Саша, это круто! Сценарий возник передо мной почти целиком, и я это сделаю!»

Наутро, или на день, не помню, в общем, когда я проснулся, записок нигде не было, а я не помнил ни одной фразы и ни одной буквы из будущего сценария. Черновик пропал и, где бы я его ни искал, на глаза не попался. После праздников дочка собралась уезжать на учёбу, и я ещё раз попросил её поискать бумаги: «Может быть, я их куда-то к тебе тогда, ночью, убрал?» Никаких следов не обнаружилось. На прощание дочка сказала, что, наверное, меня так «вштырило», что я сам себе всё придумал, и не было никаких записей…

Я попытался жить дальше. Жить – это неверное слово для моего существования, я вынашивал только один план: как поскорее оказаться рядом с сыном, одновременно пытаясь вспомнить и план сценария. Я был уверен в его существовании.

Прошло около трёх месяцев, когда я затеял ревизию в своей сумке – там всегда скапливалось множество ненужных чеков и другого хлама. Так вот, выгребая всю эту дребедень, я случайно наткнулся на два сложенных листа и сразу понял, что это Оно Самое, но, развернув бумагу, просто обомлел. На одном листе было написано всего два слова – «Наши Души» – и множество волнистых линий, на другом – слов вообще не было, только те же сходящиеся и расходящиеся волнистые линии, полосы и закручивающиеся спирали.