Фау проводил её до самой парковки и посадил в такси. Дежурный офицер, человек, завидев девушку, побледнел, затем пожелтел, а потом бросился кому-то звонить, но флойд властным жестом остановил его.

— Не стоит беспокоиться. Клементина Хизерли отправится домой.

— Н-но, сэр… — постовой поперхнулся. Какие-то мгновения страх перед начальством боролся в нём со страхом перед флойдом. В итоге страх номер один всё же перевесил, потому что мужчина собрал всё свое мужество и решительно возразил: — У меня чёткая инструкция на сей счёт…

— Разве я неясно выразился? — Фау вскинул брови. — Мне казалось, мой английский безупречен.

— Сэр, я не могу нарушить…

— Клементина Хизерли нуждается в полном покое, — не допускающим возражения тоном прервал его флойд. — Сумма, с лихвой компенсирующая дни отгула, будет перечислена немедленно. Здесь, — он вручил ошарашенному офицеру запечатанный бумажный конверт, — все необходимые комментарии. Необходимые и достаточные.

Клементина отметила, что Фау сделал ударение на последнее слово.

— Послушайте, сэр, — дежурный попытался воззвать к здравому смыслу. — Если девушка была там… — он с благоговейным страхом покосился на небо, — ей просто необходимо пройти положенный двухнедельный карантин. Поймите, это не моя прихоть, это закон, и не я его придумал…

Клементина с тревогой подумала, что дежурный прав и она действительно могла подцепить какой-нибудь коварный инопланетный вирус, а значит, гипотетически представляет опасность для окружающих. Да и для всего человечества, чего уж мелочиться.

— О, уверяю вас, столь жёсткие меры предосторожности совершенно излишни, — флойд усмехнулся. — Да будет вам известно, что все наши звездолёты оборудованы системами биофильтров, так что проникновение на планеты чужеродной микрофлоры полностью исключено.

Дежурный колебался ещё пару мгновений. Он был добропорядочным человеком, весьма преданным службе и отечеству.

— Гм… Что ж, раз вы настаиваете…

— Настаиваю. И попрошу вас не тратить наше время.

— Что ж, будь по-вашему, — сдался офицер. — Проходите, мисс. Счастливого пути.

Клементина неуверенно шагнула к автомобилю. Обернулась на флойда.

— Не беспокойся. Я улажу все формальности.

Надо было что-то сказать. Слова благодарности — она ведь и не поблагодарила его толком за спасение; слова признательности, слова извинения и слова прощания. Клементина открыла рот — и впервые в жизни не нашла подходящих слов.

Забыв, что пообещала себе никогда больше не смотреть флойдам в глаза, она подняла голову — и тут же наткнулась на буравящий её пристальный взгляд.

На краткий миг всё тело оцепенело, кожа покрылась мурашками, а по позвоночнику прошла горячая волна, такая сильная, что она едва устояла на ногах. Клементина испуганно ахнула — но Фау отвёл взгляд, и это закончилось так же внезапно, как и началось. Ей показалось, что флойд несколько обескуражен и даже смущён.

— Садись в машину, — глядя в сторону, сказал он.

Она поспешно кивнула. Возражать не было сил.

Крейн Фау стоял у шлагбаума, молча наблюдая, как кэб медленно выезжает с парковки.

Прощайте, звёзды.

Здравствуй, Земля.

Уже по дороге домой Клементина обнаружила, что потеряла свой шейный платок, подарок брата. Может, в суматохе пожара, а может, и позже. Платок был дорогой и красивый, жаль его, конечно. Но она не раздумывая отдала бы сотню таких платков за ещё одну возможность вживую увидеть те звёзды.

* * *

На Земле всё было по-прежнему: ничего не изменилось за эти два дня. Кроме коллег с работы, похоже, никто и не заметил её отсутствия. Судя по царившей в квартире чистоте, братец ни вчера, ни сегодня дома не появлялся. Где, интересно, его носит?..

Первые сутки Клементина в строгости выполняла наказ флойда: отсыпалась, никуда не выходила, словом, пребывала в полнейшей праздности. Засыпала, уткнувшись в книжку, просыпалась, ела и опять засыпала. Остатки флойдского бальзама она разбавила водой — очень уж приторный, и в таком виде допила.

С работы ей позвонили лишь раз, очень осторожно поинтересовались, как она себя чувствует и не нужно ли ей чего-нибудь, сообщили, что командировочные и отпускные уже переведены и пообещали, что в ближайшие две недели больше ее не побеспокоят.

Крепко же, однако, Фау их прижал. Что он им такого наговорил, хотелось бы ей знать.

Официальная версия, изложенная в сопроводительном письме, выглядела так: Клементина оказалась на корабле по чистой случайности, её присутствие было обнаружено после прохождения точки невозврата, поэтому вернуться сразу звездолёт не мог. Также Фау особо подчеркивал, что её вины в случившемся нет ни на йоту, а во избежание каких-либо претензий со стороны человечества флойды присовокупляют внушительную компенсацию.

По крайней мере, именно это с неохотой поведал ей Фау — скупо, в двух словах, и то лишь для того, чтобы избежать расхождений и нестыковок в их рассказах. А вот что именно флойд оставил за скобками, Клементина не знала.

На второй день вынужденного безделья, когда валяться на диване с книгой и чипсами стало уже невмоготу, она решилась на вылазку. Тем более что погода тому весьма благоприятствовала — весна уже вовсю вступила в свои права и готовилась передать эстафету лету.

Клементина любила гулять по городу вот так, как сейчас: в одиночку, в неспешном темпе и без какого-либо заранее выстроенного маршрута. Спонтанно сворачивать в переулки, чем-то вдруг приглянувшиеся, останавливаться в уютных сквериках, которых так много в историческом центре Лондона, отыскивать крошечные дворики, спрятанные от ветра за толстыми кирпичными стенами, густо увитыми плющом.

Жизнь в мире шла своим чередом. Строились дома, высаживались деревья, рождались дети. Только звёздное небо над головами оставалось неизменным и вечным.

Клементина задрала голову вверх. Сейчас, среди бела дня звёзд, конечно, не было видно, но она знала, что они там. И благодаря иронии судьбы ей довелось узнать, как они выглядят на самом деле.

Внезапно налетевший порыв ветра заставил её зябко дёрнуть плечами. Вечерело, а значит, скоро станет ещё прохладнее. Раньше климат был другим, в этих широтах тюльпаны зацветали ещё в феврале, а к концу марта сады и парки уже вовсю зеленели молодой листвой. Флойдам пришлось изрядно попотеть, чтобы справиться с последствиями глобального потепления и откорректировать климатическую ситуацию, снизив среднесуточную температуру на три с половиной градуса. Исчезли пустыни, в степях выросли густые леса, а в самой жаркой точке планеты асфальт больше не плавился под лучами полуденного солнца — но и у них, в Англии теперь зима стала настоящей зимой, а весна — прохладнее и мягче.

Клементина любила зиму, их нынешнюю зиму — мягкую, спокойную, с редкими морозцами и обильными снегопадами. Любила январское пурпурно-розовое солнце, плавно скатывающееся за подёрнутый туманной дымкой горизонт, густую бахрому инея на ветках деревьев и ажурной ковке чугунных оград, крупные снежные хлопья, неспешно кружащиеся в ритме венских вальсов, толстые, как пуховая перина сугробы, в которые так здорово прыгнуть с разбегу, утонув с головой, — чтоб потом перевернуться на спину и сделать снежного ангела.

И, конечно, лёд.

Сейчас, конечно, полно искусственных катков, и профессиональные спортсмены тренируются именно на них, да и уважающие себя любители тоже, но с приходом декабря кое-где во дворах ещё заливают традиционные катки с натуральным льдом — пусть хрупким, неидеально ровным да и вообще далёким от совершенства, но настоящим и родным…

Нетерпеливый велосипедный звонок, прозвучавший совсем рядом, вернул её к действительности. Оказывается, она стояла не на тротуаре, а на проезжей части. Клементина успела отпрянуть, но велосипедисту всё равно пришлось вильнуть в сторону, чтобы избежать столкновения.

— Слепая, что ли?! — раздражённо бросил он. — Или спишь на ходу?

— Извините, пожалуйста! — крикнула Клементина.