— У нас есть кое-что. Можете добавить в похлебку, - я отдала ей сушеное мясо. Осталось его не очень много, но хоть что-то.

— Хорошо, значит, сделаю похлебку, - она осмотрелась, поняла, что Крита не торопится раздеваться при ней, аккуратно указала мне, что платье надо вынести на улицу и вышла.

Лафат, Палия и Дашала остались в сенях, и гостеприимная хозяйка продолжала свою суету там. Сейчас она советовала Лафату из какого угла сарая лучше принести сено. Тот молча поддакивал.

— Раздевайся, иначе, она не оставит нас в покое, - я осматривала грубый деревянный стол рядом с печью. На нем стояли глиняные крынки, такие же миски и кружки. Пара деревянных ложек позабавила меня, и я с трудом сдержалась, чтобы не сыграть на них, как мы делали это в школе.

Три лавки, скорее всего, по количеству детей, не застелены вовсе, но возле печи на сундуке лежала горка шерстяных одеял. Бедность, как говорится, не порок, но это даже не бедность, это жизнь на грани выживания. Я вспомнила моих обеих бабуль, которые ели что придется больше года и решила не ныть. Поди не сахарная, что-нибудь, да придумаю. У них есть козы, может, Сиала будет давать хоть сколько-то молока…

— Я не могу спать здесь одна, Мали, - Крита наконец сняла платье и осталась в рубахе, в которых ходили девушки в доме Фалеи ежедневно. Сейчас я понимала, что у Фалеи было очень чисто.

— А ты и не будешь одна. Мы если в эту сырость будем спать там на сене, ноги отбросим через пару дней. Будем спать здесь, а ты делай вид, что без нас боишься, хозяйка, - улыбнулась я и, сняв грязное платье, присела рядом с Критой.

Мыло мы использовали в дороге. Мылись, стирали одежду, и сейчас я боялась спросить у хозяйки хоть маленький кусочек. Грязными у нас были только ноги, так что мыться пока было не обязательно, а вот через пару дней, пожалуй, мы, привыкшие к доступному постоянно душу, захотим помыться.

— Идите сюда. Грязное снимайте, кому нечего надеть - под одеяла, а я скажу, что входить нельзя, - я содрала свою одежду, платье Фалеи и плащи, кивнула Палии в сторону двери, и мы вышли. Дашала с удовольствием взяла шерстяное покрывало и завернувшись в него, прижалась к теплой печке. Мы не спали всю ночь, и сейчас мечтали только о том, чтобы лечь.

— Ридганда довольна? – заискивающе спросила хозяйка, принимая у меня одежду.

— Да, если бы не вы, кто знает, что бы с нами случилось. Только, не говорите особо кто мы, мало ли, позавидуют вам, да и навредят. Люди разные, - добавила я и побежала за Сиалой под другой навес, где были оборудованы поилки для скота.

Там мы замочили вещи, а платье Фалеи, которое здесь было так же неожиданно, как попугай среди галок, Сиала замочила отдельно. Деревянные широкие бадьи заменяли тазы. Я заметила, что хозяйка берет воду из длинных колод и присмотревшись, поняла, что они вырублены из целых стволов дерева. Вода стекала в них с соломенных крыш, что опускались достаточно низко. Умно, только вот раз дожди здесь бывают нечасто, зачем эта водосборная система, - подумала я.

— Через пару дней вода в реке станет мутной, и еду готовить можно только отсюда, - заметив мое выражение лица, сказала женщина. – Не напиться ею, но хоть так, - она улыбнулась и продолжила шоркать ткань между кулаками. Никакого мыла здесь не было. Что там говорила бабушка? Зола и жир? Ну, если все будет так плохо, то и это найдем.

Лафат, выбрав себе одеяло, остался спать в сенях. Принесенной соломы хватило, чтобы законопатить щели в ближнем к дому углу и сделать просторную и мягкую лежанку. Я сдвинула две лавки к печи так, чтобы лечь к ней спиной, а Крита, Дашала и Палия легли на кровать.

Лафат заглянул к нам, поманил меня в сени и указал на затвор, который он починил:

— Сразу не откроют, но как услышишь, вставай, - кратко сказал он и, улегшись в достаточно пышную нору, с головой укрылся одеялом.

— Я сказала хозяйке не ходить к нам до самого вечера. Если замерзнешь, приходи, - ответила я и ушла в дом, где мы плотно закрыли ставни, приготовив на всякий случай плошку с жиром и тонкой веревочкой. Вероятно, она служила здесь осветительным прибором. Ну, хоть жир искать не придется, - подумала я, свернула одеяло под голову и, прижавшись спиной к теплой печи, мгновенно заснула.

Глава 21

Проснувшись, я не могла понять того чувства беспокойства, что навалилось, как только я открыла глаза. Зеленоватый свет заливал комнату, как тогда, там, в домике у Фалеи. Оглядевшись, я вспомнила, что мы в доме, который уступила нам женщина. Сиала.

Видимо, Крита достала из мешка тот самый мох, прихваченный с собой. Девушки спали. Все трое обнявшись. На улице лил дождь. Такой шум можно было услышать разве что возле плотины. Я аккуратно открыла дверь в сени и услышала, как в углу перестал храпеть Лафат.

— Ты куда? – солома зашуршала, и я увидела его голову, наклонившуюся в свет дверного проема.

— Сейчас вечер или утро? – спросила я, не торопясь ответить на его вопрос.

— Ночь. Сиала приходила. Принесла еду и дрова. На печи стоит похлебка. Все поели кроме тебя. Ты спала как мертвая, - спокойно рассказал он обо всем, что я пропустила.

— Хорошо. Этот дождь… Он и правда будет идти три дня?

— Да. И дороги размоет так, что сохнуть будет еще рундину, но мы выйдем тем утром, когда появится солнце.

— Хорошо бы побыстрее, Лафат. Я боюсь, что за нами придут, - наверно, мне просто хотелось, чтобы он успокоил меня, уверил, что все переживания напрасны.

— Теперь точно не придут. Дорога в Виелию через столицу короче, и нас могут ждать там, но мы не будем заходить в столицу, Лафат встал и, подтолкнув меня внутрь, вошел в дом и закрыл дверь.

Он сам помешал в котелке варево, больше похожее на то, что моя бабушка варила свиньям. Склизкую кашу почему-то назвали похлебкой. Мы ели вдвоем, молча, стараясь не шуметь. Видимо, в бульон был добавлен какой-то овощ вроде картошки, и он, разварившись, сделал суп кашей.

После ужина я снова легла и заснула в ту же секунду. Утро было чуть светлее ночи. К дождю добавилась гроза, а молнии освещали улицу так, что казалось, в щели ставен светят сильными прожекторами.

Три дня мы спали и ели. Я хотела было заняться париком, но руки будто отказывались выполнять кропотливую работу. Хотелось, чтобы все вещи были собраны в сумку. Я готова была бежать в любую секунду и этого же требовала от всей нашей группы. Спала я в сапогах.

Дождь закончился ночью, и я проснулась оттого, что привычный уже шум будто отключили. На улице послышались голоса. Люди выходили на улицу, чтобы уже в темноте проверить скот, натаскать воды и дать корм. Они говорили громко, как днем.

Сиала принесла суп, часть нашей одежды, что сушилась в другом доме, и сказала, что утром можно будет помыться. Как только мужчины уйдут из поилки. А теперь нужно было спать и молиться, чтобы Хирг больше не лил воду за землю, призывать Индару – богиню, которая расцвечивает небо радугой, предвещающей солнце и нарождение урожая, а значит, и приход Эрины.

Встали мы с первыми лучами солнца. Распахнув ставни, я увидела ту самую радугу, о которой говорила Сиала. Ну и слава этим вашим богам. В общем, все было логично: после жары проливные ливни, после ливней радуга и солнце, но раз хотят верить, что все это Хирг, Индара и прочие, пусть молятся, а нам пора помыться и выходить. Дорога давала ощущение, что мы удаляемся, убегаем, уходим от Фалеи.

Сиала дала маленький кусочек мыла для нашей «ридганды». Когда я сопровождала «барыню» к месту омовения, успела прошептать, что если измылит все мыло, будет нести два дня все наши мешки.

Помывшись и перекусив на этот раз отваренными плодами, и правда, похожими на картофель и тыкву одновременно, мы поблагодарили хозяев и вышли из деревни. За лесом Крита сняла бордовое платье, туго свернув, засунула в мешок, подпоясала рубашку, и мы пошли быстрее.

Мне было стыдно перед Сиалой за то, что вряд ли какой-то ридган отправит к ней человека с платой за спасение его единственной дочери. Успокаивало лишь то, что мы не сильно их объели – овоща этого в огороде было столько, что можно прокормить три таких деревни. А то, что спать пришлось в чужом доме, так теперь оценят, как хорошо у себя. Все познается в сравнении.