От Узина Яню отделял стол для переговоров.

– Я слушаю, – безучастно произнёс Миша.

Янита обошла стол и протянула письмо, не сводя глаз с большого бородатого Миши. Он походил на лесника, оттого в маленьком кабинете казался чуждым. Сгорбленная фигура мужчины нависала над столом, словно необработанный кусок камня, из которого лишь после долгой работы мог проявиться Дорифор. Будто нехотя, на бороду собеседника осели пылинки и вновь сорвались, когда он угрюмо повёл головой.

Миша молча изучил письмо, сложил листок вдвое и, секунду помедлив, выбросил в мусорную корзину.

– Так зачем вы пришли? Вы не умеете читать? – его лицо казалось злым.

– Я знаю, что вам не понравилась моя работа, но у меня много других, – затараторила Яня и полезла в сумку.

– Не нужно ничего доставать!

Яня испуганно посмотрела на Мишу и изрекла подготовленную речь:

– Позвольте объяснить мою настойчивость. Я давно слежу за вашей галереей и не могла не заметить, что здесь выставляются самые светлые работы современных художников. Вы обладаете верным чутьём, видите то, чего не видят другие. Именно поэтому я и пришла к вам. Вы собираете возле себя лучшее!

Янита действительно так считала. На самом деле она думала о Михаиле даже лучше, но ей не хотелось показаться льстивой. Она разглядела в Узине тонкого ценителя искусства. В нём умело сходились способность к неподдельному восхищению и критический взгляд. Его заслуженно считали первооткрывателем талантов в стране.

– Как мило слышать похвалу от человека, который для меня ничего не значит. Уходите.

– Вы не понимаете! – громко сказала Яня и оперлась на стол для переговоров. – У меня синдром Стендаля! То, что чувствуете вы, я переживаю во много раз сильнее. Те картины в зале. Если поменять местами центральную и ту, что у входа, люди шаг за шагом будут переходить из будничного состояния безразличия в состояние лёгкой неги и ностальгии, которую и хотел создать ключевой автор.

– Я сейчас охрану вызову, – выговорил Миша, утыкаясь в ноутбук.

– Я лишь хочу помогать вам! Ничего больше, – простодушно заявила Янита. – Я ведь так много для этого сделала. Даже сегодня. Я соврала вашему куратору. А ведь я никогда не вру. Просто у меня есть цель. И дорога к ней начинается здесь, у вас. Прошу, разрешите мне помогать вам!

– О чём ты говоришь?! – Миша вскочил с места. – Искусство – статус! Неужели ты думаешь, что тебя пустят в этот круг просто так? Тут важно всё: сложившаяся традиция, образование, интеллектуальность…

– Богатство? – уточнила девушка.

Беспокойная пылинка вилась между ними. Яня улыбнулась, протянула руку, желая поймать её. Опомнилась, взглянула на бороду. Повелительным жестом Миша попросил молчать.

– Размер коллекции, – закончил он мысль. – А кто ты такая? Почему думаешь, что можешь беспардонно явиться и работать в моей галерее?

– Мне нечего терять, – Яня пожала плечами, наклонила голову, открываясь потоку разноцветных геометрических форм с репродукций, что украшали стены.

– Немедленно прекрати этот спектакль! Ты что не слышишь? Тебе не удастся пролезть в чужой мир. Ты знаешь, какой он? Здесь все друг друга знают и передают друг другу не только имена, но и сведения. Это некое тайное общество, которое живёт по своим правилам, – он умолк, наслаждаясь таким удачным сравнением.

Яня скривилась и попыталась незаметно достать рисунки.

– Современные художники учатся в элитных заведениях, в которые их просунули родители. Кураторы стремятся угодить коллегам. Коллекционеры вырывают из рук произведения модных живописцев.

– Меня это мало заботит, – произнесла она.

– А что тебя волнует? – спросил Миша и опустился в кресло, задохнувшись от собственной речи.

Яня внимательно посмотрела на бархатную сиреневую обивку, что смялась под весом дровосека.

– Энергия произведений, отражающая окружающее пространство, – сказала она, подбираясь к манящей мягкости сидения и услаждая пальцы нежным прикосновением. – Но я смогу создать лучше.

– О чём ты?! Какая энергия? – ударил девушку по ладони. – У искусства, которое существует в настоящем, её нет. Современное искусство – не больше чем билет в клуб увлечённых людей. Тех, кто будут вместе оценивать произведения искусства, пересекаться на всемирно известных выставках, ходить на модные вечеринки. Для этого всего нужны деньги. А у тебя их нет, – его лицо от напряжения покраснело.

– Глядя на картины, которые вы выставляете, мне сложно поверить, что вы сейчас полностью честны.

– В общем, я это вот к чему. В этом мире мало одного желания, нужно что-то более значимое.

Миша оглядел поникшую девушку. Пока она левой рукой пыталась незаметно сковырнуть бархатную ткань, её правая рука повисла как тряпичная кукла.

– Иди, – уже спокойнее произнёс он. Яня не сдвинулась с места. – Иди, я сказал! – он одновременно и раздражался, и одобрял настойчивость девушки. Он вновь ударил её по ладони. Она обиженно отошла. – Просто ты должна понять, что не очень-то вписываешься в мир эстетики.

– Я не стремлюсь вписываться. Я стремлюсь продолжить его. А для этого нужно как следует научиться живописи. И галерея – это лучшее место для обучения, – она протянула папку с рисунками.

– Даже не холсты, – пробубнил Узин, но папку всё же взял.

Без особого энтузиазма он просматривал один рисунок за другим, пока не приметил среди них изображение космоса. Картинка, на первый взгляд, показалась незамысловатой, но через мгновение она будто набрала объём, ожила, завилась возле кончиков пальцев и поползла вверх по руке. Космический вихрь достиг ушей, Миша не различил в шёпоте слов, но позволил проникнуть ему внутрь, заполнить опустошающей тоской.

– Ладно, – спустя время отозвался ошеломлённый Узин, – приходи завтра, покажешь, чем ты можешь быть полезной.

Внутри Яниты взвизгнула, отскочила и перекувыркнулась радость.

А почти за тысячу световых лет старушка приговаривала:

– Отдельно молоко и отдельно кофе – вот такой он Миша. Он белый, как цвет смерти, и кофе тоже к смерти. Неужели поэтому Миша несчастен? Миша несчастен. Он стукнет кулаком по столу, а потом пожалеет стол, расплачется. Он хулиган, поэтому до старости пьёт водку и кефир. Ведь кефир – это кислое молоко. А молоко к кофе, к смерти. Женщин он вожделеет, но опрокидывать их нет ни сил, ни желания. Поэтому он живёт с картинами. Там женщины пухлые и такие же мёртвые, как и он сам. А раз Миша не живой, то и смерть к нему не придёт. Он сам расстанется с жизнью. Не на отраду другим, но временами, на упоение себе.

События, ставшие самыми значимыми в жизни Яниты, начинались обыденно. С утра работа шла медленно, сотрудники пили кофе, делились небогатыми впечатлениями. Оказалось, не имело значения, где просыпается тело, оно одинаково лениво, что в галерее, что в офисе. Таким было первое открытие о мире современного искусства. Вторым открытием стало то, что если в первый же рабочий день ты не покажешься коллегам дружелюбной, то вряд ли в дальнейшем твоё мнение будет иметь для них вес.

– В это время, пока никто не мешается под ногами, нужно проверить все экспонаты, – проговорил Алекс, высокомерно задрав нос. Янита кивнула, ей это подходило как нельзя лучше, потому что к обеду рука совсем немела, наливалась тяжестью. – Когда закончишь, я расскажу, что делать дальше. Всё поняла?

– Да, – послушно произнесла Яня, но тут же возбуждённо добавила: – Можно ли не следовать схеме расстановки экспонатов? Я бы развесила картины иначе.

Она задумчиво потёрла висок, не замечая, как покраснел Алекс. Куратор раздражённо похрустел уложенными гелем волосами и строго произнёс:

– Вот тебе мой совет: если хочешь задержаться в нашей галерее, то делай то, что тебе говорят!

Янита только пожала плечами, решив пока попридержать идеи. Попутно с советами куратора ей пришлось выслушать факты из биографии Узина, которые привели его к успеху, и Алексея, который стал незаменимым механизмом в «УЕТ». Янита же не в силах поверить в своё счастье, еле сдерживала возбуждение, любопытно оглядывалась по сторонам, вбирая себя пульсирующий цветами и запахами дух галереи. Вконец измотавшийся от беседы, Алекс не пошёл, а словно покатился к другим кураторам, которые, как рой мух, накинулись на него, расспрашивали о новенькой.