– Привет, Томас, – со вздохом отвечает Ларри, замерев в дверях их общей комнаты. Он мечтает уже о восьмом году обучения, когда через Мор пройдут все ребята с потока, и их распределят в другом, дальнем, корпусе старшекурсников, где комнаты по два человека. Он выбрал бы в соседи Ховарта. Тихий, спокойный. Этого – Томаса – он и сейчас особо видеть не хочет. Из них четверых Мором не переболел ещё только Шон, поэтому насчет него, как бы это сурово ни звучало, уверенности нет, а обсуждение вируса в их комнате и за столом – пока что запретная тема. – Всё отлично. Скучал? – ехидно спрашивает Томаса, раскинувшегося на нижнем ярусе их кровати. Кажется, синяк на его лице выглядит ещё ярче, чем Ларри наблюдал в последний раз.

– Да уж… – цедит сквозь зубы Томас. Он резко присаживается на кровати и, потирая руки, явно нервничая, произносит: – Ну, ты это, прости меня, – как холодной водой обрушиваются неискренние слова на Ларри. Он аж останавливается посреди комнаты, хотя направлялся к комоду. Рюкзак будто в поддержку его шокового состояния сползает с плеча и падает на пол, бренча содержимым.

– Ну ничего себе, – Ларри слегка наклоняет голову вбок, глядя на понурого Томаса. – Прекращай шутить, – язвительно отвечает и с усмешкой добавляет: – Тебя что, заставили?

– Ну-у, – протягивает и приподнимает брови Томас, смотря куда-то в пол. Ларри, вновь схватив рюкзак, подходит к комоду и водружает его на столешницу. Развернувшись и сложив сзади руки в замок, облокачивается на закрытые ящики. – По сути, так и есть. Думаешь, я бы по доброй воле попросил у тебя прощения? – ухмыляется Томас, глядя исподлобья на Ларри.

– Ты – точно нет, – Ларри отрицательно мотает головой. Он и так догадывался раньше, что на кого-то из его «стаи» точно давят «сверху». До последнего не хотелось верить.

– В следующий раз дерись не при куче гуляющих вокруг учеников и учителей, – проговаривает на выдохе Томас и вновь укладывается на кровать, запрокинув на лицо руку, прикрывая глаза предплечьем.

– В следующий раз думай, о чем говоришь, – отвечает Ларри. Снова повернувшись к рюкзаку, вытаскивает из него свои вещи и раскладывает по выдвигающимся скрипучим ящикам. Ещё и заедает механизм вечно, поэтому ему иногда приходится дёргать с силой, чтобы открыть.

– А чего тебя так задели мои слова? – звучит сзади удивленный голос Томаса. – Ладно, признаю, не стоило при Тане… Но мне как-то неприятно всё это, знаешь ли, – слышится обида в голосе. – У тебя кто-то есть, а всё равно всё внимание к тебе. Несправедливо.

«Боже, сам придумал, сам обиделся», – закатывает глаза Ларри.

– Томас… – вздыхает Ларри, толком не понимая, как тому донести, что насчет него уж точно беспокоиться не стоит и всех девчонок, видимо, он оставляет пожизненно на ребят. Да и вообще, глупые обиды не должны волновать Ларри, но друзьями просто так не разбрасываются, каким бы они ни были, считает он. – Мне всё равно на всех этих девчонок. Для меня главное – дружба, – слегка обернувшись, добавляет: – Ну уж точно никак ни кто, с кем и почему. Надеюсь, и для тебя теперь тоже.

– Ладно, – Томас убирает руку с глаз. Чуть погодя спрашивает: – Ну че, как там твоя Мэри? – на имени делает особый акцент.

Ларри на пару секунд перестаёт раскладывать вещи, но, собравшись с мыслями, продолжает, говоря как ни в чём не бывало:

– Никак, – нервно бурчит, пытаясь закрыть шкафчик. – Мы видимся очень редко и…

– Что? Невзаимно?

– Ты откуда такой взялся вообще? – нахмурившись, с удивлением спрашивает Ларри, повернув на того голову. Захлопнув с десятого раза дверцу комода, подходит к кровати, скрестив руки. – Тебе сколько лет? Говоришь, будто умудренный опытом старикан.

– Возраст не показатель, мой юный друг, – выпендривается Томас, заглаживая назад свои волосы, слегка приподняв голову на подушке.

– Я всего на пару месяцев младше тебя, так что отвали, – закатив глаза, шутливо огрызается Ларри. Всё-таки он рад, что они снова говорят с Томасом. С ним порой сложно, но он единственный, кто может ему возразить, не подлизываясь, в отличие от Шона и Ховарта, согласных со всем, что бы Ларри ни сказал.

– Хорошо. Захочешь рассказать, говори. А то я снова что-нибудь ляпну, а у тебя катушки слетят, – произносит Томас, встав с кровати и протягивая Ларри руку.

«Думаю, у меня и без ляпов Томаса катушки скоро слетят», – замечает про себя Ларри, но вслух произносит:

– Конечно, – пожимает руку. – И спасибо, что ли.

– За что спасибо? – слышится со стороны двери. На пороге стоит Ховарт, и кажется, будто он еще больше осунулся за сутки, почти прозрачным стал.

– О, привет, Мышка, – не подумав, произносит Ларри как можно приветливее. Томас, отпуская руку, удивленно поднимает брови, видимо, не ожидая услышать прозвище. Но Ларри делает вид, что не замечает этого. – Как твое самочувствие? – интересуется у Ховарта, подойдя к тому и положив ладонь на хрупкое плечо.

– Да ничего, я вот… – вздыхая, показывает в руках микстурную стеклянную бутылочку.

Ларри кривит лицо и выхватывает её:

– Отдай эту бесполезную бурду, – произносит он недовольно и, кинув бутылку в мусорное ведро в углу и подбежав к рюкзаку, нашаривает в нём жестяную банку, завернутую в бумагу. – Вот, на, – протягивает подошедшему Ховарту. Тот, взяв банку, глядит удивленно то на нее, то на Ларри. – Я выпросил у нашего садовника травы лечебные, они витаминные, всё такое. Короче, они перетертые, надо в еду добавлять, как приправу.

– Спасибо, мамочка, – Ховарт снова улыбается так широко, что Ларри уже не на шутку страшно за сохранность его лица.

Томас в этот момент только слегка качает головой, почёсывая переносицу, мол, боже, какая забота. Ларри снова хочет его прожечь взглядом, но, как всегда, безуспешно.

– Расти большой, – усмехается Ларри, подмигивая Ховарту.

– Да уж, точно не выше тебя, – Ховарт кивает куда-то на верхушку головы Ларри.

– А вдруг я остановлюсь в росте? И ты меня ещё перепрыгнешь. Ха-ха… – в шутку предполагает Ларри и оглядывается по сторонам, будто ищет кого-то. – Так, а где Шон? – спрашивает у ребят. Томас вдруг обретает серьезное лицо, а Ховарт перестает улыбаться.

– Ну, я, собственно, к нему спускался. Он в лазарете. Мор, – вздыхает Ховарт и сильнее сжимает пальцы, шурша бумагой. Его руки слегка трясутся, и Ларри чувствует, что со своими происходит то же самое. Сколько бы раз он ни слышал новость о том, что кто-то заболел, в горле всё равно образуется ком. Когда этот «кто-то» – близкий, то новость о Всеобщем Море вызывает всеобщую тряску организма.

– Понятно, – тихо говорит Ларри, опускаясь на корточки и проскальзывая спиной по шкафчикам комода, намеренно причиняя отрезвляющую боль выступающими ручками.

Пиявки. Всё тело покрыто пиявками. Они высасывают кровь из тела, и Ларри не может от них избавиться. Цепкие. Скользкие, склизкие… Жгучая боль, судороги. Ларри извивается, лёжа на холодном полу. Пытается кричать, но голоса нет, один хрип. Из темноты появляется спасительная рука, и Ларри протягивает навстречу свою. Чужие пальцы.

Скользкие, склизкие… Ларри не может ухватиться, и рука исчезает. Жизнь покидает его, голова кружится. Сердце останавливается.

– Эй! Эй, Ларри, тс-с-с, всё хорошо, – слышится мутный, но знакомый голос. «Ховарт? Пусть это будет Ховарт…» – Проснись, Ларри! Ты в душевой, на полу. Тут мокро, очнись.

Ларри сквозь звон в ушах окончательно признаёт своего друга.

– Мышка? – он только сейчас понимает, что голос вернулся к нему. – Что происходит? – слова произносятся с трудом, язык не слушается. Ларри открывает глаза и в сумраке видит очертания Ховарта, склонившегося над ним.

– Ты снова лунатил, – уже шёпотом говорит Ховарт, поглаживая Ларри по голове. – Я не мог уснуть из-за… из-за Шона и увидел, как ты спускаешься с кровати и выходишь из комнаты. Я подумал, ты пошёл в уборную, – он помогает Ларри приподняться и сесть, – но ты долго не возвращался. Решил проверить, а тебя там не оказалось.