Но когда Ларри пропустил одну встречу – лишь одну! – то в следующий раз осознал, что брат уже не такой. Другой. Оказывается, он подружился с местными ребятами-музыкантами, пока тот отлёживался, и постоянно стал зависать с ними. При следующей встрече Мэриан перестал обращать внимание на Ларри, отмазываясь несколькими сухими фразами. Истории уже стали ему не интересны. Ну хоть принял ремешок для часов; Ларри радовался и этому.

Но как же хотелось снова с ним встретиться! А вдруг это была временная заминка? Ларри понимает, что тот его старше и Мэриану просто он когда-нибудь может наскучить, но… Но не так же скоро!

А самое странное, так это реакция самого Ларри на всё, что происходит. Почему ему так обидно? У него же есть друзья, с которыми он постоянно проводит время. Его семья ни в чём не нуждается – надо, всё получит. Но такое ощущение, что ему надо то, чего семья дать никогда не сможет…

Ещё и друзья эти помешались на девчонках, в печёнках уже их болтовня про них. Когда он слышит, чего бы ребята хотели сделать с ними, он понимает, что не думает об этом совершенно. Точнее, думает, но не в сторону прекрасной половины. Друзья шутят и говорят, что они уже не дети. Возможно, в какой-то степени так и есть, Ларри тоже чувствует, что те игры, которыми они раньше развлекались, – слишком детские. Настало время недетских игр. Томас и Шон имеют в виду под ними, видимо, держание за руки, первый поцелуй – они просто грезят этим, но боятся. Ларри смеётся про себя, понимая, что они ещё несколько лет будут этого бояться. Судя по тому, как неловко они общаются с девочками, те им ещё не скоро это позволят. Но что насчёт Ларри?

А Ларри всё это хочет делать. Да только вот не с ними. И это осознание накатило на него недавно, словно крупным градом избив. Причём и больно, и приятно одновременно.

– Ну что, пойдем? – выдёргивает из размышлений вернувшийся в комнату Ховарт.

– Ах, да… – поднимает голову Ларри, смотря на друга. – Стоп. Куда? – недоумевает.

– Ну, с пацанами прогуляемся, а то чего тут сидеть? – пожимает плечами Ховарт и надкусывает яблоко, с которого стекают капли воды прямо на ковёр. – Или не хочеф? – быстро интересуется.

Ларри громко захлопывает книгу.

– Нет, ты прав. Пойдём!

На улице стемнело, но на обширной территории пансиона так светло, будто днём, благодаря работающим фонарям. Для пансиона уже давно монополисты жертвуют достаточно крупные суммы ради обучения своих чад – и родители Ларри в том числе, – поэтому свет здесь работает круглосуточно, а также кабинеты оснащены различными устройствами и машинами для отработки навыков к подготовке будущих специалистов, будь то токарные, шлифовальные и прочие станки, краны, даже грузовик есть для обучения учащихся водить, хотя, как считает Ларри, большинству учиться вождению не понадобится, только тем, у кого работа будет хоть как-то связана с грузоперевозками. Но этому можно и в высшем учебном обучать. Хотя… не все туда пойдут, так что, наверное, всё учтено уже давно. Но многие мальчишки чуть ли не слюни вытирают, глядя на грузовик, будто он мёдом намазан. Особенно мелкотня: каждый на первом году обучения нет-нет да проникал в гараж, чтобы пощупать, погладить, поисследовать чудо техники. Ресурсов вечно не хватает, поэтому для обычных семей это и правда чудо – покататься на машине. Разве что, на дряхлом школьном автобусе, развозящем учеников от определённых точек города до пансиона и обратно, или на скорой помощи ещё могут поездить. Ну или на катафалке… Но Ларри-то знает, что уж он точно насладится моментом вождения своей машины. Когда-нибудь потом.

А пока он ждёт не дождётся последнего года обучения и надеется, что эту колымагу заменят к тому времени на что-то более стоящее.

Проходя мимо гаража, Ховарт на секунду останавливается, вздыхает, глядя на него, и идёт дальше. Ларри думает о том, что если они продолжат дружить, то и Ховарта обязательно покатает. Если тот доживёт, конечно.

По пути к искусственному пруду они болтают о том, как же, однако, много ребят вывалило на улицу сегодня. Погода не радует своим теплом, а всем хоть бы хны. Ларри сам обернулся клетчатым шарфом так, что только глаза и открыты, а на голову натянул капюшон, чтобы в уши не дуло. Шапки он терпеть не может, волосы после неё так электризуются, что впору лампочки на голове зажигать.

У полузамерзшего пруда на лавочках, расположенных по периметру, кучками сидят ученики. Ларри интересно, все ли они сделали уроки, или как и он – балду гоняют? Хотя надо не забыть попросить у Ховарта, он уж точно нашёл время, пока Ларри дрых, и сделал всё, что задали. А проспал Ларри, как оказалось, почти три часа. По идее скоро снова отбой, но по распорядку всех ещё ожидает поздний ужин.

Проходя мимо лавочек, ребята находят своих. Томас и Шон уже во всю воркуют с какими-то девочками, которые не смогли найти ничего лучше, как выйти в юбках. Ну хоть колготки нацепили – и то молодцы. Конечно, юбка – часть школьной формы, но и тёплые брюки имеются.

– О, какие люди! Как спалось? – как-то не особо дружелюбно интересуется Томас, ковыряясь палкой в промёрзшей земле. Рядом с ним сидит та самая Таня. И чего она вечно вокруг них ошивается?

– Супер, – сухо отвечает Ларри, пошатываясь на ступнях вперёд-назад. Подошва прилипает к хрустящей мёртвой траве под ногами. – Кто победил?

– Когда? – удивлённо спрашивает Томас. Шон, стоящий рядом с двумя девчонками, как всегда мотает туда-обратно головой, словно маятник, смотря то на одного, то на другого.

– В шахматах, – пожимает плечами Ларри. Это единственное, что он запомнил перед сном.

– А-а… – протягивает Томас, выпрямляясь на лавочке. – Да Шон снова, – кивает в сторону Шона. – Не буду я с ним больше играть. Ботаник, одним словом, – усмехается, повернувшись к полноватой девочке по другую сторону.

– Э-э! Томас, сам ты знаешь кто? – не особо уверенно, но возмущается Шон.

– Кто? – с ноткой дерзости переспрашивает Томас. И когда только он стал таким? Ларри не заметил этого переломного момента.

– Потом скажу, не при дамах. Вот! – смущённо замявшись, бубнит Шон, а потом показывает язык Томасу. Девочки одобрительно кивают, мол, вот какой молодец, не то что вы.

– Ой, какой галантный! – хихикает девушка в веснушках, прикрывая кривые зубы, будто никто не замечает их, когда она говорит.

– Точно, Сара, – типа соглашается Томас. – Чего стоите, присаживайтесь рядом, – Томас глазами указывает на свободное место рядом с Таней. – Или ты, Ларри, не можешь рядом с Таней сидеть?

– С чего ты взял? – не догоняет Ларри.

– Ну, не знаю, ты всё время о какой-то Мэри по ночам стонешь. А говоришь, что тебе это всё амурное не интересно… – глядя прямо в глаза Ларри, отвечает Томас. – А сам уже занят.

Ларри чувствует, как сердце начинает биться сильнее, грохотом отдавая в уши, а руки будто становятся длинные-длинные. «Чёртовы сны! Чёртов Томас! А ещё эти вокруг… Смотрят, ухмыляются». Ларри глядит на Таню, та вся красная, и не факт, что от мороза. А в глазах блестят слёзы на свету от фонарей.

Руки, утонувшие на пару секунд в карманах пальто, вдруг снова обретают себя, свою форму, сжимаются в кулаки, и Ларри, не контролируя свой порыв, накидывается на Томаса, выдернув того за шиворот с лавочки под крики девочек. Скинув Томаса на землю и сев на него сверху, Ларри вмазывает по лицу, изо рта которого вечно вылетают каверзные слова, заставляющие не только его злиться, но еще и обижаться и смущаться других.

В доме семьи Бэрк к вечеру собралось под сотню человек, распивающих шампанское и бросающих друг в друга цепкие хищные взгляды и тупые шутки. Ларри не знает, куда бы ему спрятаться от постоянных похлопываний по плечу, поздравлений, очень оригинальных фраз типа «ой, как ты вырос!» с последующим ощупыванием несчастной щеки, на которой уже впору появиться синяку. Хорошо, хоть волосы собрал в хвостик, и к нему теперь не прикапываются, называя «одуванчиком». Уж лучше бы Барашком кое-кто назвал…