Какое-то воспоминание стрельнуло перед взором.
Женщина проследила за взглядом Богдана, опустила глаза и, поняв, куда он пялится, засмущалась, но поправлять ничего не стала. Её щёки зарделись, она не сводила наглых глаз, шумно втягивая коктейль, левой ладонью медленно потирала ляжку.
Глаза Богдана прогладили всю поверхность возле женского пупка, прошлись взад-вперёд по резинке трусов и остановились на жёлто-синем флаге. Мысли побежали странствовать по нейронным сетям мозга.
Богдану было десять лет, когда это случилось. Одним из жарких летних дней он набрал полные карманы красной рябины, достал из кладовки полуметровую алюминиевую трубку и ринулся с друзьями в заброшенную полуразрушенную трёхэтажную баню очень старой постройки, наверное, со времён потопа, играть в войнушку. Бабушка Богдана так и говорила: допотопная баня, но кирпичная. Они поделились трое на трое и разбежались прятаться, чтобы исподтишка — или по-другому — застать врасплох — оплевать рябиной врага. Богдан забежал на третий этаж, повсюду валялись кирпичи, сломанные колонны, арматура, брёвна. Он посмотрел наверх: под куполом на изломанных и переломанных балках ворковали голуби. Богдан всегда задавался вопросом: зачем обычной бане приделали купол как у храма? Он медленно подошёл к обрыву сломанной плиты и осторожно заглянул вниз. По центру все плиты проломлены, словно когда-то с неба грохнулось громадное ядро. В темноте отстойника — в старые времена канализации не было, воду выкачивали и вывозили — поблёскивала ржавая тёмная вода. Наверное, наполняли дожди или какие-нибудь подземные и талые воды. Богдан набрал в рот слюней и плюнул, стал наблюдать, как долго будет лететь. Он собирался отойти от края плиты, как чья-то нога выбила из его руки трубку, руки сжали футболку на его плечах со спины. Он вскрикнул и обернулся. С ехидной ухмылкой на него смотрела не очень молодая женщина. Она подмигнула и стала его двигать к обрыву. Богдан закричал, прося, чтобы этого не делали, смог перевернуться и упасть на колени. Но женщина была неумолима, ударила ногой в плечо. Богдана сорвался, успел ухватиться за торчащую арматуру из торца обломанной плиты.
— Я передумала, — сказала женщина и протянула ладонь. — Давай руку, я спасу тебя.
Богдан вложил в её пальцы дрожащую ладонь: её хват был очень крепким.
— Не верь тому, кто хотел тебя убить, — посоветовала женщина. — Однажды предавший, будет предавать всю оставшуюся жизнь. Если табу в мозгу нарушено, это как прореха от выстрела из танка, всё будет вытекать… дал клятву — вытекла клятва, как в анальную дыру. — Она громко рассмеялась и разжала пальцы.
Богдану показалось, что он падал вечность. С невероятным хрустом его ноги сломались об ржавые канализационные трубы, немного прикрытые тухлой водой. Перед тем как потерять сознание, он подумал: «А трубы-то — есть».
Потом его вытащили друзья.
Всю жизнь Богдану снился хохот и лицо той женщины, её ледяной уничтожающий взгляд. И то лицо теперь сидело перед ним. Но этого быть не может, иначе это лицо должно быть изрезано морщинами глубиной русел высохших рек. Но постепенно, со временем Богдану казалось, что всё это не случалось: женщина его не толкала, он сам свалился с плиты и переломал обе голени. И ему всё причудилось, придумалось после нервного потрясения от падения или психологического шока.
Богдан ещё раз внимательно рассмотрел пупок молодой женщины и Украинский флаг на изнанке пояса шортов, который должен ему что-то говорить. Красотка в ответ смотрела так, будто давно его любила и мечтала только о нём. Бармен окликнул Богдана, и он повернул лицо, глаза наткнулись на крупную наколку на запястье: «Фаллинг Даун» гласили английские буквы в окружении каких-то тёмно-синих лепестков.
— Да. Правильно. Даун. Он и в Африке — даун, — пробубнил под нос Богдан и перевёл глаза на Украинский флаг. Жёлто-синие цвета напомнили ему о ленте Международного символа даунов. Он сразу вспомнил об имбециле на балконе, мальчика с пневматическим пистолетом и лисьими глазками дауна на перекрёстке, и всех тех — словно сговорились, — кто мешал ему сюда дойти: алкоголичка; троица, севшая на капот «мерседеса» распивать водку; раскрашенная болонка с хозяйкой, сотканной из человеконенавистнических идеологий. Богдан взглянул на молодую женщину с лицом из сна со слегка расстёгнутой ширинкой на шортах и подумал, что они все о чём-то его предупреждают. И даже — бармен с наколкой «Falling Down», который, наверное, и есть последней точкой, после чего обратного пути не будет.
Чушь. Ересь. Полная херня.
— Пиво с собой нальёшь? — спросил Богдан у бармена.
— Конечно.
— Бутылку светлого. — Богдан подмигнул молодой красавице в джинсовых шортах. — И всем, кто в заведении по бокалу за мой счёт оформи. Кто чего пожелает. — Он положил пластиковую карту на барную стойку для оплаты, нервно стискивая зубы, ещё раз пробежался мыслями по событиям собственной жизни начиная с внезапного отъезда Аниты.
3
Богдан вышел из стеклянных дверей ресторана с полуторалитровой бутылкой пива в руке.
— Я… Д’ Грация фон Браун. И вы не мой народ, чтобы к вам любезно относиться. Чтобы вас — любить.
— Вы здесь меня поджидали, чтобы со мной познакомиться? — Богдан щёлкнул указательным пальцем по уху болонки, прижатой «хрустальными» ладонями к женской груди. — Или, быть может, желаете мне в челюсть заехать?
— Вы оскорбили меня, перед тем как зайти в это питейное заведение. Прошу вас извиниться.
— Послушайте, Деградация, вы зачем болонку так разукрасили? Какие-то у вас вкусы совсем не Браунские. Хотя…
— Почему вы так хамите мне? А на вид совсем не скажешь.
— Потому что я не люблю тех, кто не любит меня. Я не подставляю вторую щёку, а в ответ нещадно — бью. Ну, или уши откусываю. Всё. Прощайте, Браун фон Деградация. — Богдан направился к воротам с надписью «Акватория».
— Подождите, горделивый хам. Постойте со мной десять минут. Я хочу с вами подискутировать. — Женщина поняла, что ей не ответят и опустила собачонку на асфальт. — Мойша, прокуси этому хаму лодыжку.
Болонка завизжала и понеслась следом за Богданом.
— Очертеть! — крикнул он, хохоча и подпрыгивая, стараясь не раздавить мелкую псину. — Я на вас пожалуюсь в ювенальную юстицию, довели щенка до!.. Вы на меня спустили отъявленного монстра!.. — Богдан забежал за металлический столб ворот, спустился по пригорку и прямиком направился к открытым бассейнам, минуя слева аквапарк и справа полянку низких пальм — хамеропсов. Он зашёл на плоские камни, которые на метр окружали бассейны, сквозь щели проклюнулась зелёная травка, почти на всех лавочках из бетона и дерева сидели слегка загорелые люди. Богдан прошёл по кромке камней и пляжа из травы. В первом бассейне — в детском — плескалось несколько ребятишек. Не забит, наверное, из-за того, что начало лета и вода пока не прогрелась. Но бассейн для взрослых, как и пляжи кишел людьми.
Богдан остановился и осмотрелся, вдохнул слегка влажный запах. Было свежо и одновременно жарко. По небу плыл самолёт с густым белёсым следом, каким-то размашистым — непохожим на конденсационный: что-то часто в последнее время разлетались. Две молоденькие красотки обе в белых купальниках, еле-еле прикрывающих женские прелести, грациозно виляли загорелыми бёдрами перед взором Богдана и одаривали широкими белозубыми улыбками. Лёгкий надувной мяч притаился в ладонях блондинки в огромных солнцезащитных очках. Она как-то интересно скривила губы одновременно в улыбке и поцелуе, придвинула весёлое лицо и кинула мяч в лоб Богдана.
— Охренеть, хулиганки! — вскрикнул Богдан. Молодые женщины засмеялись, подобрали отскочивший мяч. — Я вот сейчас поймаю и загляну в твои «между ног».
Девушки обернулись, засмеялись и обе послали воздушные поцелуи с жестикуляцией.
— Эх, как же жизнь прекрасна! — Богдан проводил жадным взглядом молоденьких загорелых красоток и направился к дальнему углу бассейна ближе к вышке для прыжков в воду. Он выбрал местечко подальше от людей, разделся до плавок и улёгся на тёплую травку. Несколько минут он смотрел на синие безоблачное небо. Мир, конечно, прекрасен, но в его мысленных взорах иногда молниеносно вспыхивали странные и страшные картины, которые он никак не мог уловить. Появилось гнетущее настроение, которое вновь начинало окутывать вязкими тревожными думами. Богдан встряхнул головой и сел. Он осмотрел радостный мир вокруг, открутил пробку с бутылки и с жадностью напился холодного пива, опустошив наполовину. Богдан достал из кармана пиджака фотографию, лёг на живот и поставил перед собой. Он долго смотрел на двух обнимающихся молодых девушек — Туф и Алису на фоне двух высоченных домов. Богдан старался совсем не думать, а те мысли, которые стучались в мозг, быстро откидывал, чтобы не впасть в панику и чего-нибудь не натворить непосильно неправильного. Единственное что он решил, что завтра или послезавтра отдаст всё Потапу: пусть друг разбирается. Он решил, что всё поведает об Алисе. А пока он хотел напиться в последний раз и немного забыться, отвлечься, даже решил привести в другую квартиру девочку по вызову. Богдан, когда светило безвыходное положение, всегда отстранялся, давал ситуации выплыть самой. Он перевернулся на спину, размеренно задышал и почти провалился в сон. Он отчётливо услышал шум помех, как если бы шумел телевизор без антенны на всю включённую громкость, он отчётливо увидел под закрытыми веками искажающиеся поля в виде бегающих полос и молний, перед внутренним взором возникла большая — громадная! — фотография с Алисой и Туф. Богдан подскочил на месте, как если бы ему из-под земли вогнали слоновье шило. Слегка дружащаяся ладонь подхватила фотографию с травы, а мысль невзначай подсказала, что сегодня девятое число.
