— Видишь, не всё так грустно. — Потап повёл глазами по чёрной неровной надписи на треснутом зеркале. — Заявишься домой с молоденькой девочкой, а дома жена.

— Познакомлю. Будем дружить семьями. — Богдан хлопнул друга по плечам и вышел из туалета. — Жду там.

Влажная прохлада ночного города после изнуряющей дневной духоты встретила приятными объятиями. Машины мчались по проспекту, забрасывали огни в витрины высоких окон закрытых магазинов. Вывеска бутика сверкала и мигала неоновой рекламой. Пьяно качающаяся девица высыпала содержимое дамской сумочки на тротуар, пнула ногой и, надув разочарованно щёки, уселась на высокий поребрик. Сладкий запах от её сигарет и духов коснулся носа. Потап воздел глаза к небу, где гудел самолёт, проплывая мигающей точкой. В сердце забралась тоска, в мысли — образ Риммы.

Ко входу в ресторан подъехал белый «кадиллак», принадлежащий Богдану. Автомобиль всегда находился в гараже нанятого водителя и использовался в редких случаях, например, как сейчас. Невысокий пузатый мужичок в широких джинсах и жилетке появился из-за переда машины и протянул Богдану пышный букет белых роз.

— Ей. — Богдан указал большим пальцем на Алису, взял её под локоть и протянул другу раскрытую ладонь. — Как и договорились, не забудь, завтра берёшь Анжелу, девочек, и все вместе едем купаться на озёра.

Потап пожал другу руку, махнул ладонью Алисе и пошёл к своей машине, нервничая, что Анжела так и не позвонила: неужели пьяная до сих пор? Он обернулся, хотел уточнить, во сколько поедут, — ведь забыли назначить время, — но «кадиллак» уже проехал перекрёсток и быстро удалялся, подсвечивая задний бампер красными огнями.

Тонко звякнул остановившийся лифт, двери словно задышали, плавно расступились. Потап ступил на серую дорожку огромной приёмной, тоскливый взгляд столкнулся с четырёхметровым столом и креслом с высокой спинкой: наверное, ещё не остыло от тела Риммы. Потап подошёл и задумчиво осмотрел пространство — почти идеальный порядок, ничего лишнего: монитор, клавиатура, лампа, глубокий пенал с письменными принадлежностями и рамка с фотографией, которую он взял и поднёс к глазам. В золотом полумраке стояли в обнимку он сам и Римма. Радостное лицо Даниила втиснулось между ними чуть выше, а его пальцы чуть ли не на полмира оттянули ухо Риммы справа. Оттянутая мочка Потапа едва не скрывалось за рамкой слева.

Потап усмехнулся, прошептал:

— Как дети.

Он старался вспомнить, где и когда это было, глаза прошлись по тумбе, расположенной вдоль всей стены. По обеим сторонам — метровые пальмы начали увядать, блёкнуть, будто сохли от тоски по хозяйке. На мощном МФУ подсвечивался дисплей, в лотке небольшого принтера лежал распечатанный цветной лист, две раскрытые книжки с «золотыми» закладками и перо на пустом альбомном листе. Создавалось впечатление, что работа остановилась, про неё забыли и поспешно покинули контору. Потап посмотрел на полки шкафа: нет половины книг и отсутствовали все папки с файлами документов. Ничего особенного в них не хранилось, но в прошлый раз всё было на месте. Потап решил, что сейчас посмотрит записи камер в компьютере, поставил рамку на стол. Он шагнул к двери большого кабинета и обернулся на фотографию в рамке.

— Это в баре в Цюрихе.

Потап тогда ездил с Анжеликой отдыхать к очень давним знакомым. Только собрались возвращаться, позвонил Альберт, сообщил, что приедет, нужно решить кое-какую проблему. Он поедет в ЦЕРН, а Потапу отдаст документы, попросил, чтобы передал лично в руки французу Сержу, который должен подъехать через день. Сам Профессор не мог встретиться, так как в этот же день летел в Италию. Потапу пришлось отправить Анжелу домой: всё-таки девочки целую неделю жили без их присмотра. Но чтобы два дня не скучать, Потап съехал от друзей, снял три номера в гостинице, вызвал Даниила и Римму.

— А кто фотографировал? — спросил сам себя Потап. — Этот Серж и фотографировал.

Этого француза с Богданом познакомил Альберт. И одно время Серж следовал за Богданом, словно приклеенный. Потап удивлялся, как одевался «лягушатник» имея миллионы: рваные джинсы, свитер в дырках, обшарпанная словно снятая с бомжа куртка. При этом возил собственную наличку в кожаном чемодане, набитом до отказа. Иногда с Сержем приезжала тридцатилетняя Се́йбил Штейн — чрезвычайно неприятная женщина. Очень красивая и очень неприятная. Ей в самый раз быть адвокатом дьявола. Или нет — советником. И вдобавок телохранителем. Чтобы ты не подумал, она уже знала ответ, опережала вопрос и любое предположение. Создавалось ощущение, что читала мысли. Её чёрные огромные глаза прожигали чужие мозги, а маленькие крылья носа в гневе, казалось, выдували огненный пар.

— Но просто редкостно красивая дама, — произнёс тихо Потап. — А может, и правда… читала? — Он усмехнулся. — И передавала дьяволу.

Потап иногда посмеивался над Альбертом, над его помешательством в изучении генетического вмешательства демонических сущностей в человечество. Правда, когда Альберт начинал рассказывать с доказательствами, в эти моменты у Потапа появлялась вера в рассказы и достижения Профессора. Но уже через несколько минут, когда глаза и мысли возвращались в спокойный окружающий мир, всё казалось бредовой мутью.

Ладонь взялась за длинную металлическую ручку, Потап открыл стеклянную дверь, по обе стороны стен недлинного коридорчика загорелись светильники, на камерах сильнее вспыхнули лампочки, взяли человека в свои идентифицирующие расчёты. По мере приближения шагов на левой стене загорался шестиметровый монитор, панорамные окна засверкали стальными иголочками, пока совсем не покрылись свинцовым цветом, став непроницаемые для снайперского глаза. Стёкла и так были непробиваемые для современных винтовок, но кто его знает, какие в данный момент имеются разработки. Самопроизвольно включились все подсветки мебели, сильнее заработала вентиляция, на экране настольного монитора высветился позолоченный логотип фирмы.

Потап сел за стол, провёл указательным пальцем по сенсору определения отпечатка, на экране монитора вылезло окно с электронной почтой. Прочитал рекомендации от разных источников, где предлагали частные новейшие разработки технологий в основном предназначенные для шпионажа. Также там были устаревшие GPL-локаторы, но с новым каким-то хитрым шифрованием с передачей не только на секретные спутники, но и на частные мобильные устройства; «распыляемые» нанокамеры; встраиваемые «глаза» в пломбы или вместо выдранного зуба, крепившиеся к кости нижней челюсти: эти невидящие глаза посылали импульсы как у летучих мышей или дельфинов. Проект «Муха» с чипом считывания мыслей, где изначальным критерием являются все биологические данные человека. Потап подпрыгнул на кресле, приблизил глаза к монитору. Краем уха он слышал про этот проект: как-то раз Профессор случайно о нём обмолвился, сказал, что за него отдаст любые деньги. Возможно, всё до копейки — лишь бы приобрести. Если этот проект осуществим, то уже ни один человек не сможет спрятаться ни в одном самом глубоком потаённом бункере: никакие «убийцы» электронных волн — всякие глушилки, подавляющие или создающие помехи не смогут отключить «Муху». И Потап был уверен — что осуществимо на миллион процентов. Он предполагал принцип реализации и знал точно, что такое возможно. Так как у них глубоко под зданием фирмы есть подобное нечто оставшееся от кого-то очень древнего, к которому никто не знает, как подступиться. Правда, Потапу это было не нужно, его интересовало другое, но Альберт дрожал от негодования, что они не могут тщательно обследовать этот объект. Также Профессор мечтал до крайней степени возбуждения о проекте «Муха». Вся их фирма зарабатывала огромные деньги на собирании и внедрении новейших шпионских технологий во все бытовые вещи — и не только в вещи. Но с помощью «мистического» проекта «Муха», можно за одну секунду уничтожить всех людей на земле, кроме младенцев. Потап не понимал, зачем такое нужно Альберту. Возможно, его интересовала сама технология. Ведь не собрался Профессор уничтожить мир, чтобы остаться одному и потом выбивать огонь из дерева, крутя палку до гангрены в ладонях. А трахать-то кого? Профессор о-о-очень любил разных о-о-очень красивых женщин.