Филип. Я виноват, что парня убили. Оставил его в своем номере, сидящим возле открытой двери. Я же совсем не для этого его вызвал.
Макс. Ты не нарочно. Не стоит об этом думать, дела уже не исправишь.
Филип. Нет, я просто по недомыслию загнал человека в ловушку.
Макс. Рано или поздно его все равно убили бы.
Филип. А, ну да. Конечно. Если так рассуждать, то все чудесно. Прямо изумительно. А то я не знал.
Макс. Я уже видел тебя в таком состоянии. Ты придешь в себя.
Филип. Приду. Но знаешь, каким? Дюжина бокалов внутри, под руку с какой-нибудь проституткой. Это ты называешь «прийти в себя»?
Макс. Нет.
Филип. Спасибо, сыт по уши. Сказать тебе, где я сейчас хочу оказаться? Где-нибудь в Сен-Тропе на Ривьере, прогуливаться с утра, знать не зная ни о какой треклятой войне, и чтобы подали на подносе кофе с настоящим молоком, и бриоши со свежим клубничным джемом, яичницу с ветчиной…
Макс. И чтобы девушка рядом?
Филип. Да, и девушка тоже. Черт, ты прав. Девушка. В чернобурках и прочем таком.
Макс. Я же говорил, она на тебя плохо влияет.
Филип. Или наоборот, хорошо. Я так давно этим занимаюсь, что мне все опротивело. Вообще все.
Макс. Ты работаешь для того, чтобы каждый мог так хорошо позавтракать. Чтобы никто больше не голодал. Чтобы люди не боялись болезней, старости, чтобы они могли жить и трудиться с достоинством, а не как рабы.
Филип. Да. Конечно. Я знаю.
Макс. Ты же знаешь, зачем все это. У тебя просто расшатались нервишки.
Филип. Расшатались нервишки? Уже не то слово, причем давно. С тех пор, как я повстречал ее. Ты даже не представляешь, что они могут сделать с мужчиной.
Раздается приближающийся визг снаряда и взрыв на улице. Где-то кричит ребенок – сначала пронзительно, потом тонко, со всхлипами. Слышен топот бегущих ног. Еще снаряд. Филип распахивает окна. После взрыва опять слышно, как по улице разбегаются люди.
Макс. Ты работаешь для того, чтобы это все прекратилось.
Филип. Свиньи! Специально подгадали к концу сеанса в кинотеатре!
Снова свист снаряда, еще один взрыв. По улице с визгом пробегает собака.
Макс. Слышишь? Твоя работа нужна им всем. Она нужна детям. И даже, бывает, собакам. Иди, побудь немножко со своей девушкой. Ты сейчас ей нужен.
Филип. Нет. Пусть сама разбирается. У нее чернобурки есть. К черту все.
Макс. Нет, пойди. Ты ей нужен.
Еще один снаряд прилетает с протяжным шипением и разрывается где-то близко. На этот раз уже не слышно ни криков, ни топота.
Макс. А я тут пока прилягу. Сходи к ней.
Филип. Ладно. А что? Как скажешь. Все, как ты скажешь.
Подходит к двери, открывает ее. В это время слышно, как летит, падает, шипит и взрывается новый снаряд. Теперь – за отелем.
Макс. Это легкий обстрел. Настоящий начнется вечером.
Филип открывает дверь смежного номера. Оттуда слышится его ровный, невозмутимый голос.
Филип. Привет, Бриджес. Как дела?
ЗАНАВЕС
Явление второе
Артиллерийский пост наблюдения в полуразбомбленном доме на Эстремадурской дороге. Он находится внутри башенки, некогда украшавшей это весьма вычурное здание. Железная спиральная лестница, по которой сюда поднимались, измята взрывом, оторвана и висит в воздухе, а вместо нее приставлена деревянная. Мы видим эту лестницу и заднюю стену наблюдательного поста, выходящую окнами на Мадрид. На улице ночь, и мешки с песком, затыкавшие окна днем, сейчас убраны. В проемах – кромешная темнота: все огни в Мадриде погашены. По стенам развешаны крупномасштабные военные карты, на которых при помощи разноцветных кнопок и веревочек отмечено расположение позиций. На простом столе – полевой телефонный аппарат. Справа от него, точно напротив узкого отверстия в стене, установлен огромный монокулярный телеметр[37] немецкого образца. Еще один, среднего размера бинокулярный телеметр находится возле другого отверстия. Рядом с приборами стоят стулья. В правой части комнаты расположен еще один простой стол с телефоном. У подножия деревянной лестницы, как и у верхнего ее конца, выставлено по Часовому, у каждого – винтовка с примкнутым штыком. Верхнему Часовому едва хватает места, чтобы выпрямиться. Занавес поднимается. На сцене, кроме уже упомянутых Часовых, находится двое Связистов, склонившихся над столом побольше. Как только занавес поднимается до конца, в основание лестницы бьют огни фар. Они становятся все ярче, почти ослепляя Часового.
Часовой. Фары потушите!
Фары продолжают бить ему в глаза ярким светом.
Часовой (выставляет вперед винтовку, щелкнув затвором). Фары потушите!
Он произносит это очень медленно, отчетливо, с угрозой в голосе, так что сразу ясно: может выстрелить. Огни тотчас гаснут, и на сцену с левой стороны, оставив «автомобиль» за сценой, выходят трое Мужчин. Двое из них – в офицерских мундирах. Один – высокий, тучный, второй – худоват и щеголеват, его сапоги поблескивают при свете фонарика в руке толстяка. Третий Мужчина – в штатском. Они приближаются к лестнице.
Часовой (произносит начало пароля). Победа достанется…
Худой офицер (резко, свысока). …тем, кто ее заслужит.
Часовой. Проходите.
Худой офицер (обращается к Штатскому). Забирайтесь по лестнице.
Штатский. Я здесь не в первый раз.
Все трое лезут вверх по лестнице. При виде знаков отличия у Толстого офицера Часовой вытягивается по струнке. Связисты не поднимаются с мест. Толстый офицер подходит к столу, за ним следуют Штатский и другой Офицер в сияющих сапогах – судя по всему, его Адъютант.
Толстый офицер. Что это они?
Адъютант (связистам). Ну-ка, встать! Смирно! Вы это что?
Связисты поднимаются с утомленным видом.
Вольно!
Связисты садятся. Толстый офицер изучает карту. Штатский заглядывает в окуляр телеметра, но в темноте ничего не видно.
Штатский. Обстрел начнется в полночь?
Адъютант (обращаясь к Толстому офицеру). В котором часу откроют огонь, сэр?
Толстый офицер (с немецким акцентом). Разгофорчики!
Адъютант. Виноват, сэр. Не угодно ли посмотреть? (Протягивает ему стопку отпечатанных на машинке приказов.)
Толстый офицер берет их и, мельком взглянув, отдает обратно.
Толстый офицер (строго). Зачем это? Я их сам писал.
Адъютант. Так точно, сэр. Я думал: может, вы захотите их проверить.
Толстый офицер. Я их уже проферял!
Звонит телефон. Связист берет трубку и слушает.
Связист. Да. Нет. Да. Хорошо. (Кивает Толстому офицеру.) Это вас, сэр.
Толстый офицер берет трубку.
Толстый офицер. Слушаю. Да. Правильно. Вы что, болван? Нет? Согласно приказу. Залпами – значит «залпами». (Вешает трубку, глядит на свои часы, обращается к Адъютанту.) Сколько на ваших?
Адъютант. Без одной минуты двенадцать, сэр.
Толстый офицер. Учить и учить болванов. О каком командовании можно говорить, если дисциплина ни к черту? Генерал зашел – связисты сидят. Командирам батарей непонятны приказы. Который, вы говорите, час?
