— Ну, ты ж хотел в гильдию? — напоминает Кейн, вынимая из кармана Лекса его карточку. — Так у тебя сегодня вводное занятие, смотри не опоздай.

Лекс выхватывает карточку обратно и напряженно всматривается в текст на ней.

— Научная гильдия?! — выкрикивает он, вычитав, наконец, куда его определили. — Как вы меня туда засунули и, главное, за каким хреном?!

— Так, у научников в этом году совсем слабый набор, — сообщает Редженс, — так что они очень просили одолжить им какого-нибудь шута погорошистей, чтоб на его фоне остальные студенты не так раздражали.

— А Вету вы куда запулили?

Я виновато поживаю плечами — моя карточка так и лежит на столе в комнате, отвыкла повсюду носить ее с собой.

— Мыши работать не надо, пусть по дому шуршит, — говорит Кейн, дожевывая вторую булку, заодно щедро рассыпая вокруг себя крошки, которыми мне, видимо, и полагается шуршать.

Я со стуком резко ставлю чашку на стол, только так выражая свое несогласие.

— Но можешь сходить развлечься на вводном занятии в обслуживающую гильдию, — разрешает Редженс, достает из кармана маленький планшет и кладет передо мной. — Проверь свою почту. С удивлением хватаю устройство и вижу, что на меня уже заботливо завели почтовый адрес, на который пришло письмо от гильдии с тем, когда и куда мне надлежит явиться сегодня.

— Почему не наоборот? Она любит учиться, а я читаю по слогам! — рычит Лекс.

— Потому что она будет нам убирать и готовить, а ты нам будешь настроение поднимать, пытаясь прочитать хотя бы свое расписание на день, — раскрывает тайну Кейн.

— Я не умею готовить, — встреваю я, хотя странно, что этого все еще никто не понял.

— А кто будет нас завтраком кормить?! — рявкает Кейн. — Не каждый же день булки жрать.

— Можно же завтракать в кафе, — робко недоумеваю я.

— Они все на нашем уровне открываются с десяти, а я уже привык жрать кашу перед началом работы. Если меня не накормить, я прямо с утра кого-нибудь убью, ясно?! — просвещает меня Кейн. — А ты? — он угрожающе оборачивается к Ристике, тихонечко пьющей свой чай.

— Я тоже не умею, — тоненьким голосочком отвечает она.

— Ты уже три года в обслуживающей гильдии, чем ты там занималась?! — при каждом вопросе Кейн выплескивает из себя волну раздражения, от которой качается стол.

— Я научилась корзинки плести, — признается Ристика. — И варить мыло.

Мы с Лексом заговорщически переглядываемся, думаю, нам обоим пришла в голову хулиганская мысль накормить Кейна мылом.

— Я вас самих сварю! — рявкает тот вроде бы не к месту, но, возможно, это его превентивный ответ на наш невысказанный план. — Значит так, идешь на учебу в свою гильдию и учишься там готовить! — приказывает он, пронзая меня острым взглядом. — Чтоб к утру умела!

— К которому? — пищу я.

— К сегодняшнему! Так что ты уже опаздываешь. Не зли меня! — проговаривает Кейн уже очень злобно. — А это тебе, — неожиданно мужчина подхватывает со стола перед собой последнюю булку и кидает ее в Лекса. Друг сначала растеряно моргает, не понимая, в чем смысл такой щедрости.

— Ты мне булочку дал? Как чертовски мило с твоей стороны.

— Это не мило, это твоя снаряга, — поясняет Редженс.

— Вы мне кусками булки отстреливаться предлагаете при прорыве на занятия научников?

— Нет, это чтобы, когда тебя похитят, ты крошки по пути следования разбрасывал, чтобы мы тебя потом по ним нашли. А лучше твоего похитителя.

— А научники тоже отжигать умеют, да? — Лекс прямо-таки воспрял духом.

— Это не установлено, — с серьезным лицом отвечает Редженс.

— Тебя сегодня же на практику пошлют, — Кейн наконец начинает излагать по существу. — К одному чуваку, который всякими трубами там заведует, тубзики чинит, засоры прочищает — крыса канализационная короче. У него уже два подмастерья подряд исчезли с концами. Ты третьим будешь.

— Еще раз спасибо за булочку, — скептически благодарит Лекс.

— А что? Там по ходу маньяк завелся. Вы же с Мышкой любите маньяков? Вот, мы вам нашли одного, цените, они редко случаются, — злорадно лыбится Кейн.

Чай крепко так покрасил стенки кастрюли, хорошо я не сразу в чайник пачку высыпала, у него горлышко уже. Пока отмыла посуду, остальные уже отбыли на свои рабочие или ученические места, так что выхожу из апартаментов последней. Захлопываю за собой дверь, которая тут же блокируется, а мой взгляд снова падает на странный ящик на стене сбоку. Честно сказать, у меня уже начался мандраж перед походом в незнакомое место к незнакомым людям, так что отвлечься мне очень хочется, не смотря на то, что прийти туда заранее хочется тоже. Но пара секунд ничего не изменит, так что останавливаюсь, изучаю ящик, поднимаю крышку и засовываю туда руку. Внутри на ощупь какая-то плотная бумага. Достаю — открытка с розовыми сердечками и котятами. Внутри надпись размашистым почерком с завитушками на пол открытки: “Люблю, обнимаю, скучаю”. Вместо подписи сладкий цветочный запах.

Аккуратно кладу открытку на место — наверняка от прошлых жильцов осталась. А ящик этот, предположу, для старой бумажной почты. Сейчас бумажные открытки очень даже в моде, но суют их, куда ни попадя, туда, где их точно найдет адресат, хоть к двери прилепляют. А ящики для корреспонденции я видела только в учреждениях, и там они выглядят совершенно иначе. Здесь же он скорее как элемент декора, хорошо вписывается в улицу, а не спрятан от глаз как считыватель для карт.

Тревога всю дорогу сжимает мне горло, пока я спускаюсь в помещения учебки обслуживающей гильдии и ищу нужную аудиторию. К счастью по пути у меня никто ничего не спрашивает, а то услышали бы только растерянное клокотание в ответ. Сейчас семь десять утра, и коридоры заполнены живой движущейся рокочущей толпой. Занятие должно начаться в семь тридцать.

Перед дверью в аудиторию приходится преодолеть рвотный позыв, благо я пила только свой ужасный чай и то меньше чем пол чашки. Уговорив его не выступать, отворяю дверь и словно ныряю в горячую воду. Надеялась прийти раньше других, но в комнате уже человек двадцать, молодые девушки и парни, весело и громко переговаривающиеся друг с другом, неровно распределившись среди рядов одиночных парт. Моя надежда незаметно приземлиться где-нибудь в дальней части класса сразу же рушится. Остаются свободными от вещей места, только самые близкие к столу преподавателя, установленного рядом с широкой доской на стене. Под шушуканье и оценивающими брезгливыми взглядами тихонечко пробираюсь к одной из этих парт и сажусь на стул боком, чтобы не оказаться спиной к остальным. Ни на кого прямо не смотрю, но обстановку мониторю, прямо как привыкла это делать в школе и в приюте, честно говоря, не рада, что приходится к этому возвращаться.

За то время, что мы находимся в ожидании преподавателя, в аудитории успевают произойти важные процессы с выкристаллизовыванием негласного лидера и дележом мест возле его, точнее ее, ног. Украдкой успеваю немного разглядеть возможный источник будущих проблем. Это крепко сбитая девушка среднего роста с красивым точеным, но искривленным презрительной гримасой лицом, крупными серьгами, низко оттягивающими мочки ушей, кольцом в носу и странной прической, похожей на вбитый в ее гладко причесанную голову кол, обвитый тонкими косичками. Пытаюсь представить, как такой “рог” на макушке можно применить в бою, но она, кажется, замечает мой взгляд, и я быстро отвожу его. К счастью, в аудиторию входит преподавательница.

Поразительно, но наш куратор имеет во внешности много схожих черт с той девушкой-заводилой. Тот же надменный изгиб губ, жесткий взгляд, плотность телосложения и хрупкие черты лица, только волосы подстрижены очень коротко, но также плотно облегают голову. К ее не очень хорошо сшитому деловому костюму сине-фиолетового цвета точно как у стражей к форме воинственно прилажен хлыст.

Куратор обводит всех сердитым взором, и на мгновение в аудитории воцаряется тишина. Но следом по комнате рассыпаются смешки и фырканье.