Вот же стерва! Идет себе, не торопясь, как ни в чем не бывало. На лице неизменно скучающее выражение, в глазах – ледяной холод. Все вокруг пустое место, а она – центр мира. Интересно, когда наши взгляды пересекутся, отреагирует ли она хоть как-то? Изобразит смущение, растерянность или, может быть, сожаление?

Но чем дольше я на нее таращусь, тем больше убеждаюсь в том, что она намеренно смотрит мимо меня. Намеренно игнорирует. Мы приближаемся к колледжу с разных сторон улицы и, если не сменим траекторию, просто столкнемся лбами. Ну не может быть такого, чтобы она случайно меня не замечала. Вряд ли у этой бестии вообще что-то бывает случайно.

– Глеб, ты меня слышишь? – щебетание Аси прорезает мрачные мысли.

– А? Да… Что ты там говорила? – я отчаянно пытаюсь вернуться к нашему диалогу, но ничего не выходит. Стелла полностью поработила мое сознание.

– Я говорила, что только некоторые преподаватели сами отмечают присутствующих, – сникшим голосом отзывается она. – А обычно просто куратор.

– Понял, – рассеянно киваю я, а затем резко ускоряюсь.

Хочу перехватить чертовку Кац до того, как она свернет к лестнице и скроется из вида в толпе студентов.

– Привет, динамо! – с вызовом кричу я и при этом не забываю улыбаться.

Обиды обидами, но опускаться до сопливого «за что ты так со мной?» я не собираюсь. Поражения тоже нужно принимать с достоинством. А еще с долей беспечного юмора, ведь жизнь – лишь игра, а мы в ней… Ну вы сами знаете.

Мой оклик делает свое дело, и внимание Стеллы все-таки обращается ко мне. Правда взгляд ее голубых глаз проходится по моему лицу лишь мимолетным мазком, не задерживаясь и не фокусируясь. Будто увиденное совсем ее не заинтересовало.

Вот негодяйка, а!

– Чего тебе, Бестужев? – без всякого энтузиазма спрашивает она, когда я нагоняю ее у ступенек.

Может, это глупо, но разговор со Стеллой становится для меня делом принципа. Извинений и раскаяния я, само собой, не жду, но какую-никакую обратную связь хотелось бы получить. Пускай хоть пошлет по-человечески. Это в любом случае будет лучше бронебойного безразличия.

– Да так, ничего, – стараясь звучать непринужденно, говорю я. – Просто хотел поделиться впечатлениями от вчерашнего вечера.

– Ну давай, – милостливо разрешает она, и я замечаю, как уголки ее губ едва заметно дергаются вверх.

– Ты знала, что у Пушкина, оказывается, были здоровенные бакены? Вот прям такие, – останавливаю ладонь в десяти сантиметрах от лица и растопыриваю пальцы, – гигантские.

– Ага, – кивает Стелла. – Тебе такие при всем желании не отрастить.

Не больно-то и хотелось… Ну да ладно, мы сейчас не об этом.

– А еще он даже до сорока лет не дожил, – продолжаю я. – Жалко, скажи?

– Да мне пофиг, – пожав плечами, она ставит на скамейку сумку и принимается неторопливо стягивать с себя куртку. – Меньше геройствовать надо было.

Сегодня на Стелле обтягивающая полупрозрачная блузка, под которой не просто угадывается, а прямо-таки откровенно виднеется атласный черный лифчик и его неимоверно прекрасное содержимое.

Несколько секунд я бесстыдно пожираю взглядом зону ее декольте, а потом, пару раз моргнув, усилием воли возвращаю себя к почти утерянной мысли:

– А знаешь, что еще жалко? Что ты пропустила не только созерцание бакенов великого поэта, но еще свиданку, которая имела все шансы стать лучшей в твоей жизни.

Понимаю, подобное заявление звучит излишне самоуверенно, ну а как иначе с ней общаться? Вы же видите, какая она обалдевшая!

– Не обольщайся, – хмыкает Стелла, направляясь к гардеробу. – Таких у шансов у нашей несостоявшейся свиданки не было.

– Откуда такая уверенность? – вслед за ней протягиваю куртку дряхлой старушке-гардеробщице.

– Глеб, – не знаю, почему, но, когда эта ведьма произносит мое имя, у меня мурашки по спине бегут. Это нормальная реакция, или уже какой-то диагноз? – Давай начистоту, ладно? – она становится напротив, и ее обжигающе-холодный взгляд наконец сосредотачивается на мне. – Ты симпатичный, и подкаты у тебя, признаться честно, не такие уж и тупые, но… Нам не по пути. Вообще никак. Ну, то есть мы могли разок отжечь, и, наверное, это было прикольно, но сейчас у меня другие приоритеты. Так что сорян.

– Выходит, я хорош, но при этом недостаточно хорош для тебя?

Сощурившись, подаюсь лицом вперед, сокращая расстояние между нашими лицами. В таких случаях девчонки обычно пятятся назад, но эта не такая. Ее ничем не смутишь.

– Нет, не в этом дело, – отрицательно качает головой, спокойно выдерживая мой испытующий взор. – Просто мы слишком похожи. Ты такой же оборванец, как и я, понимаешь? А двум оборванцам вместе делать нечего.

Ну теперь понятно, чего эта принцесса ждет от предполагаемого парня. Тут она не ошиблась: бабла у меня и правда нет, и до окончания колледжа вряд ли появится. Даже удивительно, что она откровенно в этом призналась. Как правило, бабы скрывают свою меркантильность, прикидываясь невинными овечками, но тут другой случай. Невинность – это явно не про Стеллу. По ней сразу видно: сожрет и не подавится. Натуральная хищница.

– А сразу сказать об этом не могла? – цежу я, с трудом сдерживая рвущийся наружу взрыв. – Я вчера полтора часа в парке торчал, сраное лукоморье [1] в голове прокручивал.

Хоть и обещал себе не заводится, но все равно завожусь. Потому что бесит она просто адски. За честность я ей, конечно, благодарен, но за то, что по самооценке кувалдой долбит, убить готов.

– Ну ничего страшного, – она окидывает меня издевательским взглядом с головы до ног. – Зато прогулялся, воздухом подышал.

Придушить. Меня так и подмывает ее придушить. Прямо сейчас, немедленно. Сомкнуть пальцы на ее тонкой белой шее и сжать до хруста, до хрипа, до мольбы… Хочется надломить эту заносчивую стерву, усмирить ее буйный нрав и сделать своей. Чтобы не рыпалась и не перечила. Чтобы покорилась, понимаете?

Но, к сожалению, закон и здравый смысл совсем не на стороне моих желаний. Поэтому приходится молча ими давиться, ощущая на языке неприятный привкус горечи.

Чертова Стелла Кац! Зачем я вообще ее повстречал?

[1] – Лукоморьем герой называет знаменитый отрывок из поэмы А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», который начинается со слов «У лукоморья дуб зеленый…»

Глеб

После неприятного разговора со Стеллой я залетаю в аудиторию злой и взвинченный, но, наткнувшись взглядом на смиренное личико Аси, немного успокаиваюсь. Трудно вариться в собственном гневе, когда рядом сидит божий одуван и невинно хлопает глазками.

– Все в порядке? – участливо интересуется она, пододвигая ко мне желтую конфетку Эм-энд-Эмс.

– Да пойдет, – отзываясь я, закидывая в рот драже. – Какая щас пара-то?

– Русский, но, поговаривают, что наша преподавательница, Елена Алексеевна, на больничный ушла. Замена, наверное, будет.

– Ясно, – откидываюсь на стул, и невольно перевожу глаза на вторую парту, за которой вовсю мелькает пшеничная макушка Кац.

Однако коротким взглядом ограничиться не получается, ведь то, что я вижу, повергает меня в настоящий шок и мгновенно заставляет напрячься.

Место симпатичной татарочки, вчерашней соседки Стеллы по парте, теперь занимает Егор Янковский. Тот самый лощенный мажор в брендовых шмотках, которому, судя по количеству геля на его блондинистой шевелюре, явно неведомо слово «мера».

Можно было бы подумать, что богатенький хмырь подсел к Стелле просто на время перемены, но разложенные на парте учебники и висящий на крючке черный кожаный рюкзак красноречиво говорят об обратном.

Твою ж мать! Когда эти двое успели снюхаться?

Если честно, Янковский производит впечатление жуткого сноба и брюзги: высокомерный, немногословный, с вечным выражением отстраненности на чересчур смазливом лице. А во взгляде так и читается: «Боже, куда я попал?»

Короче говоря, недаром он мне сразу не понравился! Нудный и какой-то излишне чопорный, словно дворецкий в английском дворце. Всю жизнь таких лопухов не перевариваю.