– Не надо! Прошу, хватит! – в ужасе жмурюсь я.

Мгновенье длиною в вечность перемалывается в жерновах времени, и мой испуганный крик заглушается визжащим скрежетом тормозов. Противным и громким.

Я замолкаю в надежде услышать голоса ребят. Хочу по их разговору понять, что же произошло там, на дороге…

Но слышу я только тишину. Чудовищную, пробирающую до костей тишину, каждая новая секунда которой превращается в изощренную пытку.

Надо бы набраться смелости и разлепить веки, но на это нет сил. Нет мужества и отваги. Я хочу еще немного побыть в блаженном неведении, ведь оно куда лучше безнадежной определенности. В неведении всегда живет шанс…

– Ах ты отморзок малолетний! Какого черта на дороге разлегся?! Жить надоело?! – слуха касается разъяренный мужской бас, и я обрадованно распахиваю ресницы.

Он все еще лежит на проезжей части. Расслабленный и невозмутимый. В полуметре от Него стоит автомобиль, водитель которого вылез наружу и орет благим матом.

Но парень, кажется, даже не слышит ругательств. На Его лице блуждает все та же безумная улыбка, а взгляд стрелой направлен в закатное небо, разукрашенное кроваво-красными всполохами. Он будто не здесь, не с нами. Уплыл с берегов реальности.

Дурак! Глупец! Зачем все это?! Она не оценит, а у меня сердце на куски разрывается…

Шумно сглатываю и перевожу взгляд на Нее. Ну как можно быть такой безжалостной? Стоит и смотрит на происходящее с абсолютно непроницаемым видом. Все вокруг тут с ума от волнения сходят, а Ей хоть бы что… Ни один мускул на лице не дергается.

Секундное облегчение сменяется новым приступом паники, когда с противоположной стороны улицы показывается еще одна машина. На этот раз она едет по прямой, и ее скорость в разы выше, чем у первой.

Господи, пожалуйста! Пусть случится чудо, и автомобильные шины не размажут Его по асфальту!

Мне так страшно за Него! Так страшно, что хочется выбежать на дорогу и лечь рядом! И знаете что? Я бы легла! Не раздумывая! Вот только Он не позволит… Разозлится, обзовет дурочкой и прогонит прочь. Я же Его знаю.

Пронзительно сигналя, машина дергается вправо, дабы объехать распластавшегося на дороге парня, и чуть не врезается в фонарный столб у обочины. Замешкайся водитель хоть на секунду – и столкновение было бы неизбежным.

– Довольно! Угомонись, чокнутый! – раздается злой женский крик.

Вынырнув из оцепенения, вновь смотрю на Нее и, к своему удивлению, наблюдаю в по обыкновению холодных глазах тревогу вперемешку с яростью. Надо же… Выходит, Она тоже психует. Тоже переживает за Него.

– Уберите его с дороги! – рявкает девушка, обращаясь к толпе ребят. – Живо!

Ее приказ выполняют незамедлительно. Несколько парней стремглав выбегают на проезжую часть и, подхватив хрипло хохочущего безумца под мышки, утаскивают его на тротуар.

– Че, испугалась? А говорила, мне слабо, – парень все еще заливается дразнящим смехом. – Все-таки нужен я тебе, да?

– Ты будешь гореть в аду! – выплевывает Она гневно.

– Я в курсе. И знаешь, что самое приятное? – Он понижает голос до пугающих интонаций. – Что ты будешь гореть вместе мной. Ведь бунтари не попадают в рай, детка.

Она с презрением качает головой, откидывает в траву окурок, сожженный почти до фильтра, и устремляется прочь.

– Стоять! – Он дергает Ее за плечо, вынуждая развернуться и впечататься Ему в грудь. – Отвечай, нужен я тебе или нет?!

– Отвали!

Девушка пытается скинуть Его руки, но Он не сдается, все крепче и крепче прижимая Ее к себе. Между ними завязывается борьба: Она дергается, рыпается, кусается, а Он не отпускает. Держит Ее, злую и рычащую, в своих объятьях и при этом глядит с какой-то странной щемящей нежностью…

Она бьет Его кулаками в грудь, посылает Ему проклятья, царапает Его шею, как сбесившаяся кошка. А Он не просто терпит, нет… Он улыбается.

Улыбается так, словно Ему нравится это сумасшествие.

Короткий рывок – и вот Он, слегка наклонившись, упирается в Ее лоб своим. Смотрит пронзительно и остро, будто хочет пролезть в Ее голову, прочитать все мысли. Под Его напором Она замирает и, кажется, даже перестает дышать. Ресницы трепещут, а тонкие пальцы дрожат.

Он подается вперед, к Ее рту, но Она не позволяет себя поцеловать. В отчаянной попытке протеста хищно вонзается зубами в Его нижнюю губу и слегка оттягивает ее на себя. Вызывающе и дерзко, словно проверяет на прочность, заставляя отступить…

Но парень не отступает. Наоборот, еще теснее прижимается к ней животом.

– Нужен или нет? – повторяет почти беззвучно, ласково проводя рукой по Ее волосам.

– Ты же знаешь, что нужен, – обессиленно выдыхает Она, уступая его натиску. – Нужен, безумец чертов!

Его рот расплывается в довольной улыбке, а затем… Затем Он целует Ее. Страстно. Самозабвенно. Не замечая никого вокруг.

Какая жестокая ирония: парень, которого я люблю, целует девушку, которую я ненавижу. А ведь именно она несколько лет назад превратила мою жизнь в кромешный ад.

Я смотрю на них с широко распахнутыми глазами и чувствую себя так, будто в сердце воткнули тупой нож и медленно проворачивают его по кругу. Лезвие не режет, а рвет. Задевает аорту, царапает вены, повреждает мышечную ткань.

Больно, черт возьми.

Очень больно.

Провожу рукой по мокрым щекам, поплотнее запахиваю куртку и, стараясь игнорировать ватную слабость в коленях, разворачиваюсь в противоположную сторону. Сначала я бреду медленно, еле-еле передвигая ногами, но постепенно ускоряюсь и срываюсь на бег.

Я знаю, что от самой себя не убежишь, но… Черт подери! Иногда так хочется!

Останавливаюсь у самого парапета, обхватываю ладонями холодное металлическое ограждение и, с трудом переводя дыхание, наклоняюсь вниз.

Высоко, конечно, но это ничего. Это даже к лучшему. Высота окрыляет. Дарит свободу и отчищает сознание. Дает возможность начать с чистого листа…

Перекидываю через перила сначала одну ногу, затем вторую, а потом повисаю над пропастью на вытянутых за спиной руках.

Мне хорошо. Правда хорошо. В эту секунду я почти не чувствую боли. Только облегчение и острую решимость. Да, я должна быть смелой. Хоть раз в жизни, но должна.

Один шаг. Совсем крошечный, но значащий для меня так много.

Ведь, чтобы обрести, нужно потерять.

Чтобы взлететь, нужно упасть на самое дно.

А чтобы воскреснуть, нужно испепелиться.

Глеб

– Угон моего автомобиля! Поджог подсобного помещения! Курение на территории колледжа! Бесконечные срывы занятий! Анна Валерьевна, мне продолжать? – брызжет слюной директор, чья красная, заплывшая жиром морда трясется он негодования. – Ваш сын, простите за прямоту, настоящий беспредельщик, и больше терпеть его выходки я не намерен! Так что решайте сами: либо колония для несовершеннолетних, либо перевод в другой колледж! Выбор, думаю, очевиден!

Мать глядит на него затравленно и с каждым новым словом становится все бледнее и бледнее. Нет, чисто по-человечески мне ее, конечно, жаль. Кому приятно слушать такое про единственного сына? Но тут уж жалей, не жалей – времени назад не отмотаешь.

Когда мы с приятелем вскрывали буржуйскую тачку, припаркованную недалеко от колледжа, то и предположить не могли, что она принадлежит нашему Палычу. Думали, прокатимся с ветерком и на место вернем, не впервой уже. А она взял и хватился ее совсем не кстати.

– Я понимаю вас и еще раз прошу прощения за поведение Глеба, – понурив голову, отзывается мать. – Но ведь до конца года всего три месяца осталось, пусть уж доучится спокойно. Пожалуйста, Степан Павлович. Под мою ответственность.

– Анна Валерьевна, при всем уважении, но, по-моему, вы со своей ответственностью уже давно не справляетесь! Ваш сын от рук отбился!