Люди часто пропускали песнопения мимо своих ушей и не вникали в смысл слов, но теперь они настроились слушать Великого понтифика, и ни одно слово из песни, его заменившей, не пропало даром:

"… Очи Господни обращены на праведников, и уши Его — к воплю их.

Но лицо Господне против делающих зло, чтобы истребить с земли память о них.

Взывают праведные, и Господь слышит, и от всех скорбей их избавляет их.

Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет.

Много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь.

Он хранит все кости его; ни одна из них не сокрушится.

Убьет грешника зло, и ненавидящие праведного погибнут.

Избавит Господь душу рабов Своих, и никто из уповающих на Него не погибнет".

— Господь вновь посылает нам испытания, — обратился Лев к пастве, когда замолчал хор монахов, — примем же их с мужеством, вспоминая Иисуса — Господа нашего, закончившего жизнь земную на кресте. Будем же просить в молитвах Господа нашего о милости, но готовиться к любому исходу. Вспомните о грехах своих, исповедуйтесь и пожалейте о своих неправедных поступках. Попросите прощения у тех, кого обидели словом или делом, с кем поступили несправедливо. Откройте свои закрома и поделитесь излишками с нуждающимися братьями! Накормите и оденьте нищих! — Последние советы Льва прозвучали особенно настойчиво.

Великий понтифик предполагал, что все накопленное римлянами ценности, если не будут израсходованы на добрые дела, то перейдут в руки врагов.

— Варвары у стен Рима! — раздались нетерпеливые тревожные голоса. — Что нам делать с ними?!

— Я сказал, что вам делать! Старайтесь быть подобными Господу нашему, Иисусу, не только обликом внешним, но и душой. О врагах не заботьтесь, мы слишком слабы, чтобы оказать им сопротивление. Поднятый меч или пущенная стрела только разозлят вандалов, но не остановят их. Я пойду к Гейзериху и буду просить его не совершать кровопролитья.

И вновь навстречу варварам вышел глава христиан, вооруженный лишь посохом и великим желанием облегчить участь соплеменников. Впрочем, было с ним еще одно оружие: впереди Великого понтифика рослый монах нёс большой деревянный крест.

Вандалы также покинули лагерь на берегу Тибра, который располагался неподалеку от доставивших их кораблей. Впереди себя африканские воины гнали толпы римлян разного возраста и пола, которых нахватали без всякого разбора в окрестностях Рима. То была обычная вандальская тактика: прикрываясь словно щитом, местным населением, приближаться практически без собственных потерь к укреплениям противника.

За "щитом" из пленников следовали коренные жители Африки: мавры и берберы. А затем правильным строем, разбитая на тысячи, неторопливо двигалась конница вандалов и алан. Отличить вандалов от коренных жителей Африки было нетрудно: соплеменники Гейзериха имели светлую кожу, русые волосы, голубые глаза, высокий рост и приятный внешний вид — вполне привычный для обитателей Италийского полуострова. Основным оружием вандальского всадника были меч и копье. Однако первые их ряды имели дротики и луки, чтобы поражать противника на расстоянии.

Не наблюдалось никаких осадных машин, казалось, весьма уместных при штурме величайшего города мира. Собственно, даже если б вандалы их имели и умели бы с ними обходиться, сооружения не пригодились бы по причине отсутствия защитников на городских укреплениях. Чтобы одолеть стены Рима, достаточно было нескольких длинных лестниц, которые покорно тащили пленные.

Некоторые подразделения пеших варваров строились римской черепахой — защищая себя сплошной стеной щитов со всех сторон и сверху, но пеших воинов было немного, учитывая то, что именно пехоте, а не коннице предстояло брать высокие стены.

Вандалы были сильны только конницей и флотом. Касаться ногами земли для вандала было то же самое, что обрезать орлу крылья и заставить его ходить пешком. Они с успехом брали африканские города, но использовали при этом некоторые уловки, которые, впрочем, были известны давно, но тем не менее действовали. Впереди вандалов, штурмующих римские крепостные сооружения в Африке, шли, опять же, пленные римляне, именно им доставались кипяток и растопленная смола соотечественников, решившихся защищаться, их тела принимали летящие дротики и стрелы, выкованные их же руками. Если осада затягивалась, вандалы забрасывали упорствующих врагов трупами людей и лошадей, которые в жарком климате разлагались мгновенно, а многие были к тому же заражены опасными болезнями. Гейзерих предполагал, что города, им захваченные, однажды попытаются освободиться от власти вандалов, их могут захватить враги, а потому решился на необычный шаг. Он приказал срыть все городские стены, сравнять валы вокруг них, и теперь непобедимая конница вандалов могла действовать в городах, почти столь же успешно, как в чистом поле.

Каких-либо защитных сооружений вандалы не применяли и не строили. Гейзерих считал, что воины будут храбрее сражаться, если утратят возможность спрятаться за обозными телегами, в укрепленном лагере или за крепостными стенами.

Лев, имевший смутное представление о тактике вандалов и никогда не участвовавший в сражениях, без посторонних объяснений понял, что войско Гейзериха двинулось на штурм Вечного города. Он поспешил представиться знатным вандальским всадникам, которых привлек огромный, видный издалека, крест:

— Я — посол Рима и Великий понтифик. Прошу провести меня к королю.

Далеко идти не пришлось, так как правитель вандалов находился в первой линии наступавших и руководил всеми их действиями. Шестьдесят шесть прожитых лет, к тому же большей частью прошедших в непрерывных войнах и походах, никак не мешали Гейзериху виртуозно управляться с конем, вдохновляя то левый фланг, то правый, то отдавать приказания середине своего войска.

— Прошу тебя, мудрый и справедливый король, останови своих воинов. — Лев начал речь с просьбы. — Выслушай меня, и твоим людям не придется проливать кровь, пытаясь одолеть высокие стены. Рим встретит вандалов, как гостей.

— О твоей мудрости и честности я много слышал в Карфагене и потому исполню просьбу. — Гейзерих привстал на коне, поднял руку вверх и произнес только одно слово на своем языке.

Тысячи воинов покорно остановились. Пленные римляне некоторое время еще двигались в направлении города, но удары бичей объяснили и им приказ Гейзериха, а затем согнали в несколько больших толп, чтобы было легче их охранять.

Король вандалов, проявляя уважение к собеседнику, спешился. Затем Гейзерих снял римский шлем и передал одному из молодых воинов, которые окружали короля со всех сторон так, что его не могла поразить даже случайная стрела. Великий понтифик также попал в спасительный круг, оставаясь не только под защитой, но и под зорким наблюдением королевской стражи.

Предо Львом стоял весьма пожилой человек небольшого роста; его ничем не примечательное морщинистое лицо обрамляли редкие седеющие волосы. Одежда Гейзериха была самой простой, и решительно ничто не выдавало в нем могущественного короля победоносного народа. Едва он сделал несколько шагов, как стало заметно, что правитель заметно прихрамывает (хромота явилась следствием неудачного падения с лошади в юности). Но было видно, что сей невзрачный человек пользовался величайшим уважением собственных воинов. Еще бы! В то время, когда рушились города и царства по всему миру, исчезали с лика земного целые народы, король неизменно вел своих подданных от одной победы к другой. Несогласных рядом с собой Гейзерих не терпел, наказание для тех, на кого легла только тень подозрения в измене, было одно — смерть, "…скрытный, немногоречивый, презиравший роскошь, бурный в гневе, жадный до богатства, крайне дальновидный, когда надо было возмутить племена, готовый сеять семена раздора и возбуждать ненависть", — такую характеристику Гейзериху дал готский историк Иордан.