Надсмотрщики нагнали его, двумя точными ударами перебили колени и бросили с высоты в Яму на глазах всей колонны. Когда вопль несчастного затих где-то внизу, желающих задавать вопросы в колонне не осталось. Двадцать девять рабов покорно сошли вниз, в темноту.

Те жители Камарганда, чьи дома стояли рядом с темницами, поутру рассказывали соседям, что ночью из-под земли доносились приглушенные крики. Суеверные старики говорили, что это блаженный Хемен спустился в загробный мир и карает грешных покойников. Приземленные же умы заключили, что это какой-нибудь злосчастный гуляка заблудился спьяну, упал на дно Ямы и там медленно умер от страшных ран.

Никто не приметил и не обдумал еще одно обстоятельство. Для транспортировки рабов к Яме было отобрано пять надежных надсмотрщиков. Утром же к императорскому дворцу явились за платой только четверо. Сами надсмотрщики ни с кем об этом не говорили и своего исчезнувшего товарища не обсуждали. В тот же день они покинули город.

***

Когда в дверь покоев постучали, рабыни как раз обтирали Тамриз после утренней ванны. Принцесса велела подать халат тонкого шелка, и нагота ее скрылась под нежно-розовой тканью.

Дверь отворили.

— Тебе выколют глаза и отрежут язык, стоит мне сказать отцу, что ты входишь в мои покои без спросу, — заметила девушка.

— Мои тело и дух во власти грозной Тамриз, — поклонился Баррад Дарафалл. — Позволено ли мне сказать весть важную для принцессы, пока язык мой еще при мне?

На лице колдуна читалась непроницаемая почтительность, но Тамриз легко различила иронию в его тоне. Стоило признать: несмотря на тревожные чувства, которые сперва внушала ей фигура в черном, принцессе начало нравиться обхождение чародея. В неулыбчивом мире рабов и царедворцев она редко слышала искреннюю речь и лукавую шутку.

Тамриз сошла с постамента, на котором размещалась теплая ванна, и улеглась на мягкие подушки. Рабыни тут же преклонили колени и принялись украшать золотыми кольцами пальцы ее рук и ног. Отец настоял, чтобы при отъезде ее провезли по городу в привычном великолепии, как если бы она отправилась на прогулку к оазисам. Ей позволили взять с собой и любимый легкий доспех, но надеть его Тамриз могла только на корабле. Владыка не хотел, чтобы ее видели в боевом облачении.

— Твое дело тайное, дочь наша. А одежды войны разбудят любопытство черни и приведут лишь к неугодным нам пересудам, — сказал ей Аббас вечером накануне.

Тамриз же думала, что отец попросту не хотел показывать народу дочь-воина. Восторги и прославления доблести предназначались Джохару. Владыка не хотел баловать ее минутой славы, даже отправляя на опасное дело в край варваров.

— Говори, чернокнижник, — приказала девушка, отвлекшись от невеселых мыслей.

Дарафалл приблизился и запустил руку под плащ. С поклоном подал он принцессе сосуд черного стекла, размером не больше дорожной фляги. Отогнав взмахом руки хлопочущую рабыню, Тамриз взяла сосуд. И тихо ахнула от боли. Стекло было холодным, холоднее пустынного ветра в безлунную ночь, холоднее воздуха в семейных курганах. Ладонь тут же онемела, и девушка едва не выронила подарок на ковер.

— Осторожнее, принцесса, — усмехнулся Дарафалл. — В этом сосуде скрыто больше, чем целая жизнь.

Тамриз не поняла слов чародея. Но под черной скорлупой стекла она разглядела багровые сполохи, похожие сразу на пламя и молнии. Будто бы внутри закупорили грозу. Тамриз отложила сосуд, чтобы не мучить руку.

— В Орифии стоят три великих храма. Опустоши часть этого сосуда на каждый из трех жертвенных алтарей, там, где горит… волшебное пламя, — Тамриз подумала, что бывший ладдиец наверняка хотел сказать «священное» и в последний момент оговорился. — Тогда твое дело исполнится.

Колдун снова нарушал этикет обращения, говоря ей «ты». Но Тамриз была слишком увлечена заданием, чтобы думать о таких пустяках. К тому же, невежливый разговор обладал в ее глазах важным достоинством: можно было сразу задавать вопросы и сразу же ждать ответов, не тратя время на придворную велеречивость.

— Когда пламя погаснет, варвары наверняка станут искать причину. Подозрение может пасть и на меня, чужестранку. Я велю держать мой корабль готовым к отплытию, чтобы скрыться из города сколь можно скорее. Верно ли я думаю?

— Корабль не пригодится, о принцесса.

Тамриз удивленно выгнула бровь. Дарафалл еще раз сунул руку под плащ и протянул к ней раскрытую ладонь. На ладони лежал кожаный кисет, вроде тех, в которых странники носят табак.

— Я замесил порошок в этом кисете на горсти священной земли Камарганда. Когда принцесса исполнит дело, пусть бросит щепоть себе под ноги, — глаз чародея скользнул по смуглым босым ногам Тамриз, — и чары сей же час принесут ее домой.

— Только меня одну? Но… что станет с моими рабами и экипажем на корабле?

— Их судьба волнует принцессу больше, чем успех дела? Чем похвала отца и владыки?

Стеклянный глаз заглянул в живые темные глаза Тамриз.

Рабыни молча застегивали браслеты тонкой работы на запястьях и лодыжках принцессы.

Девушка не отвела взгляда и спокойно положила чародейский кисет на подушку подле себя.

— В твоих словах есть правда, чернокнижник. Сослужи же мне последнюю службу. Проверь меня перед отъездом.

Дарафалл с улыбкой кивнул, разогнул колени и опустился на ковер перед ложем принцессы.

— Пусть принцесса скажет, как орифийцы обращаются друг к другу.

— Они говорят только “ты”.

— Почему же?

— Все граждане считают себя свободными и равными друг другу, даже если кто из них и занимает высокий пост.

— Каковы же высокие посты в Орифии?

— Полисом правит Совет десяти, избираемый народом. Мужей, входящих в Совет, называют архонтами, избирают же их не по рождению, но за опыт и заслуги перед полисом…

За тонкими занавесями разгорался дневной жар. Близился час отъезда.

В трапезной было пусто. Стражница, что привела ее сюда, оставила Аристе кувшин с водой, мыло и полотенце. Затем велела ждать и вышла. Сидеть одной среди пустых деревянных лавок было тревожно и неуютно.

По дороге сюда Ариста успела немного рассмотреть внутреннее устройство Стратегикона. Помимо трапезной, в крепости находилось еще четыре строения. Из любопытства Ариста попробовала рассудить, какой цели служит каждое здание.

Каменный дом в два этажа с множеством окон. Наверное, казарма или дормиторий.

Деревянное строение наподобие амбара, с крепкими замками на дверях. Возможно, склад. Но скорее еще и оружейная: стальные решетки на окнах явно стерегли не только пиво да мясо.

Узнать амфитеатр было делом нехитрым. Каменные скамьи под открытым небом круг за кругом спускались к пустой сцене. Амфитеатр был не очень велик, человек на пятьдесят или около.

Немудрено было узнать и купальню. У нее не было стен, деревянная крыша держалась на четырех простых столпах. Под этим навесом расположился выложенный мрамором бассейн с чистой водой, длиною локтей примерно в двадцать.

Вплотную к купальне примыкало широкое прямоугольное поле, засыпанное чистым песком. Поле было истоптано вдоль и поперек: более двух десятков крепких юных девушек, облаченных в легкие учебные доспехи, вели на поле тренировочный бой. Затупленные мечи звенели друг о друга, громкие выкрики то и дело возвещали о нанесенном ударе. Ариста с удовольствием остановилась и посмотрела бы на бой, но строгая стражница не позволила ей задержаться.

Итак, в трапезной было пусто. Чтобы отвлечься и привести себя в подобающий вид, Ариста принялась отмываться. Полностью навоз и пот одним кувшином не отмоешь, но хотя бы не будешь смердеть на весь двор.

Стряхнув мыльную пену в кувшин и промокнув волосы полотенцем, Ариста открыла глаза. И обнаружила, что в трапезной она уже не одна.

Вошедшая девушка по виду годилась ей в ровесницы. А может, была и младше на год-другой. Невысокая, угловатая. Каштановые волосы убраны в аккуратную косу. Лицо округлое, гладкое и немного еще детское. Ясный взгляд больших голубых глаз. Девушка была бы весьма симпатичной, если бы не манера все время опускать голову и прятать взгляд. Даже к пустому столу она подошла не прямо, а как-то боком, чего-то стесняясь. В руках у нее была глиняная плошка с супом.