— А мы с собой «извинения» принесли! — мужчина помахал перед её носом бутылкой, — Аннушка сказала, что некрасиво ночью к студенткам в гости с безответственно пустыми руками приходить! Слава Богу, у меня было!

Благовоспитанная Аннушка поставила на стол один из прозрачных пакетов с закуской.

— Владимир! — одарила она грозным взглядом зацелованного морковной помадой спутника, — Где второй? Ставь и сейчас же отправляйся мыть руки!..

Пока Елизавета размышляла, как реагировать на столь бесцеремонный тон в отношение предмета своего обожания, грозная дама, со съехавшим набекрень «домом на голове», обернулась к ней и расплылась в приветливой улыбке:

— Милочка, ради Бога, извините, что мы нагрянули так внезапно и без приглашения! Но, сами понимаете, мы должны были эту спившуюся пару ангелочков сопроводить!

Она красноречиво стрельнула взглядом в сторону «спившихся ангелочков».

Там, в районе Аришиной кровати, происходила возня. Пьяный в ж*пу профессор, стоя на коленях и расстегнув джинсики, пытался стянуть их с филейной части своей «крылатой» напарницы по «небесам».

Дело шло туго, поскольку «напарница» глупо хихикала и хватала его за руки, а Евгений Константинович, стаскивая джинсы, упорно пытался вернуть на место по-ангельски простенькие белые девичьи трусишки.

Попка постоянно выскальзывала из них, стремясь продемонстрировать мужчине свою аппетитную аккуратность. А профессор, возвращая трусики на строптивицу назад, ворчливо приговаривал себе под нос: «В кружева, значит, не переоделась… так-так… чёрт, забыл, что это значит!»…

Аннушка, заметив, как удивлённо вытянулось от этого всего прелестное личико хозяйки, легкомысленно хихикнула:

— У нашего Женечки фетиш — хлопковые белые трусы. Он весь вечер безуспешно пытался на них посмотреть и, наконец, вижу, дорвался…

***

— Сначала предлагаю на брудершафт! — ректор пьяненько хихикнул и взглянул сначала на застывшую с резиновой улыбкой на лице хозяйку гостеприимной комнаты.

Видя, что девушка неохотно идёт на контакт, видимо, не разделяя атмосферы раскованного кутежа, Анна Валентиновна решила взять инициативу в свои руки.

— Лизонька! — она нервно хихикнула, волнуясь, что девушка не сразу поймёт, как именно надо реагировать, — Мне просто необходимо говорить Вам «ты»! Вы не представляете, какая у меня трагедия…

«Лизонька» ощутимо смутилась. Видимо, она за эти несколько минут странноватого общения, подумала о гостье Бог знает чего! А всё, как выяснилось, просто объяснялось!

У Анны Валентиновны страшная трагедия произошла! Вот, видимо¸ на этой почве бедная женщина и свихнулась!

Какая именно «трагедия», тем не менее, бедняжка забыла объяснить, а девушка, из чувства такта, не поинтересовалась.

Она послушно взяла в руки наполненный гранёный стакан и, переплетя руки с удручённо-жизнерадостной бедняжкой, отчаянно хлопнула первую порцию до дна.

Только после того, как она с Аннушкой брудершафтно расцеловалась, Лиза прям всей кожей лица ощутила, каким образом Владимиру Степановичу удалось так обширно извозиться в помаде!

Странно, но у профессора Александрова она, кажется, не заметила на лице специфичного морковного следа! А может, она просто не обратила внимание на него, поскольку вся сосредоточилась на любимом мужчине и его странноватой даме…

Девушка, всё же, решила удостовериться насчёт того, что именно происходит сейчас с лицом профессора и даже, было, метнулась рассмотреть всё вблизи… Но её остановила открывшаяся перед ней картина.

Свернувшаяся клубочком подружка, всё-таки успешно раздетая до трусов, располагалась по центру. А вокруг этой «точки» на «полотне», улёгся профессор Александров.

Его могучее тело обвивало Лизину подружку как удав обвивает свою жертву перед удушением. Однако было очевидно, что мужчина девушку вряд ли планировал придушить. Он так нежно прижимал её к себе руками, словно всем телом маленькую кроху защищал от всего агрессивного мира…

Заметив, куда Лиза смотрит, Владимир Степанович хохотнул:

— Да, наш Аполлон имеет довольно странные представления об античном ню и о фиговых листочках!

Поймав мысль своего босса налету, Аннушка подскочила к мирно сопящим ангелочкам. Она, выхватив из-под профессора скомканное покрывало, стыдливо прикрыла его трусы, которые (конечно, чисто по случайному совпадению!) тоже были хлопково-белыми.

Да, профессор на этот раз тоже решил обойтись без штанов! Почему-то совершенно забыв снять рубашку и пиджак со съехавшим набок галстуком…

***

— Будем устраиваться на ночлег! — решительно распорядился глава универа и, по совместительству, оставшийся самым трезвым руководитель печальной вечеринки, — Девочки?

Однако девочки не отозвались. Их давно уже застал сон. И, судя по позам, вырубило их внезапно.

Анна Валентиновна, подпирая своим мощным бюстом стол, заботливо уложила голову в блюдо с недоеденной селёдкой.

Хозяйка же финишно-пятничной комнаты для себя нашла более приятное для гостя расположение. Она, орашая галстук ректора вытекающей изо рта слюной, уютно прижалась к его вздымающейся грудной клетке…

Временно переложив доверчивую щёчку красотки на подвернувшуюся под руку дверцу шкафа, мужчина пробежался по комнате в поисках походного снаряжения для спанья.

Допустим, как устроиться им с Лизонькой, он перед собой на примере видел, но вот одиноко-беспарную Аннушку оставлять на столе и дальше развлекать селёдку, было довольно… нехорошо! Поэтому нужно было обязательно разыскать в крошечной комнате место под её весомые габариты…

— Этот ваш… университет — просто какой-то необузданный в своих проявлениях вертеп! — через пелену боли в голове послышалось Лизе откуда-то слева.

Она с огромным трудом приоткрыла правый глаз, поняла, что ошиблась с глазом и попыталась открыть левый.

С левым сразу что-то не пошло. По ощущениям, он, вроде бы открылся, но полученный от него сигнал совершенно не отобразился в мозгу. Проще говоря, ним девушка так ничего и не увидила…

— Проснулись, сони? — над комнатой прогрохотал до омерзения бодрый голос.

Лиза простонала — так жутко эхом отдалось в голове. Сквозь пелену боли, она тут же услышала такие же печальные вздохи. Один — над собой, а другие два — во всё той же левой неизвестности.

— Я бы, честно говоря, ещё поспал, — снова прохрипело тяжёлое, в смысле увесистого брутто, сверху.

Лиза, на всякий случай, сильно зажмурила глаза, а потом резко их распахнула — с радио такой приём работал… иногда. Когда пропадал звук, надо было выключить, а потом тут же включить снова.

К сожалению, левый глаз так и не пожелал хоть что-нибудь рассмотреть. Тогда девушка просто прислушалась к себе, определяя, что в её теле, кроме правого глаза, который видит, к сожалению, лишь потолок, ещё хоть как-то работает.

Руки, хоть и были налиты свинцом, но, всё-таки, немного двигались. Конечно левую «терра инкогната» она, при всём желании, прощупать бы не смогла, зато вполне поддавалась ощупыванию разговорчивая «территория» сверху.

Руки, к сожалению, не удалось полностью отодрать — они движению поддавались лишь по локти. Правая явственно определила какое-то довольно грубое сукно, а левая — нежную неповторимость хэбэшки.

— Я смотрю, наш профессорско-ректорский состав имеет довольно своеобразные представления о пижаме! — вдруг снова раздалось звонкое и эхом отдалось в голове, — Или это у вас с детства пошло? Спать в трусах, но зато в пиджаках и при галстуке?

— Я думал, это такая традиция принимающей стороны, — пророкотало суконно-хэбэшное сверху, и Лизину щёку обдало неповторимым и уж точно незабываемым ароматом лука и перегара… — Поскольку Женечка здесь — частый гость и, как я понял, с ночёвкой… — продолжало зловонным в ухо грохотать, и в букете амбре Лиза явственно ощутила какие-то животно-хлевные нотки, — В общем, я решил проявить уважение к хозяюшкам и снял только штаны…