Пока Байрон рассказывал, ходил по комнате, расписывал их действия, Бром с Данте неотрывно смотрели ему в глаза, жадно ловля каждый раз, когда свет свечи задевал его зрачки.

«Они действительно горят», — думал Бром.

. .

Гюстав Флобер был довольно упитанным человеком средних лет, его желтую сальную кожу украшали массивные черные усы, лоб блестел, как блюдце, а волосы закругленными гроздями усеивались назад, не доходя до широких плеч. В коричневой бабочке, белоснежной рубашке и плаще, засунув руку в свои чистенькие белые брюки, он шел по темным коридорам. Все пальцы были усеяны различными кольцами с неброскими разноцветными камнями, под бабочкой прятались ожерелья, а под рукавами скрывались браслеты. Достоинства ему хватило, чтоб хотя бы не прокалывать уши.

Как говорил он сам: «В магии, все, как в службе: почести обесчещивают, высокое звание унижает, должность оглупляет. Нет магии — нет глупцов, расставляющих свои трясущиеся пальцы по миру, давя обычных людей» Сам он был как раз таковым, его сила была чрезвычайно сильна для постепенного уничтожения всей существующей магии. Он мог создать любое ювелирное изделие (оно, буквально появлялось в воздухе и падало ему в руку) и придать любую способность. У него было кольцо, манящее всех магов к пересечению мостов, кольцо, создающее еду, кольцо придающее ему сил, ожерелье, не позволяющее ему или кому-либо еще снять с него какой-либо аксессуар. Он подпольно ловил магов, а после, в попытках изучить природу способностей, устранял угрозу для спокойного существования мира. Своим солдатам он раздал кольца, делающие их неуязвимыми к любой магии кроме самого Флобера. Сейчас Гюстав направлялся в излюбленную столовую и заодно хотел проверить новоприбывших узников.

С мыслями об обеде он подошел к коридору, где сидели новые заключенные, он сразу же заметил отсутствие света, поэтому над его ладонью материализовалась цепочка, которую он волнительно нацепил на руку. Теперь он прекрасно видел все в темноте. Решетка осталась нетронутой, но стена была вся разбита, хотя никаких инструментов у заключенных не было. Свечку беглецы успешно потушили.

— Нам хватило удачи, чтобы сломать эту стену, Гюстав Флобер.

Перед ним появился голый паренек с кудрявыми волосами, следующие события произошли в несколько секунд, но требуют много описания.

Бром направился в сторону своего надзирателя, а тот отступив всего на полшага, использовал золотой перстень с фиолетовым на правой руке, чтобы от одного взгляда понять способность мага, стоящего перед ним. Он понял, что дела плохи, и, если он ничего не предпримет, ему конец. «Надо кольцо, нельзя рисковать, используя цепь, он сорвет ее и пиши пропало» Над запотевшей ручонкой толстяка появилось темное кольцо с ярко-белым кольцом внутри. В это время опасность, представляемая Бромом находилась в трех полных шагах, так что Флобер не был готов к неожиданной уловке. Из неоткуда ладонь Байрона послала кольцо в полет, это все было так быстро, что Гюстав не успел отреагировать, как на его ноге красовались сделанные им же кандалы. Обычный человек преспокойно бы их снял одним рывком ноги, так как перерубленные камнем цепи были связанны несколькими человеческими волосами, но сила его собственных аксессуаров не позволяла кандалам и шанса слететь с ноги. Спустя секунду, Гюстав, наконец осознал, свой провал и уже было замахал руками, но не Байрон стоял перед ним, а Бром равнодушно смотрящий на его сжавшиеся руки, пропитанные силой. Из темноты с небольшой скорости в лоб Флобера прилетел маленький камешек от сломанной стены. «Голиаф» упал. С пойманным кольцом из мрака вышел Данте, он нацепил на себя темный перстень и, подойдя к бездыханному телу Гюстава, громко шлепнул Брома по плечу.

— Как я и думал: его кольца замечательно работают и при потере способностей, отличная работа Байрон, Бром.

Данте прижал руку к своей обнаженной груди.

— Бессилен град, бессильна буря,

Бессилен жгучий ураган,

Когда плечом к плечу 3 друга

Друг друга берегут от ран.

И пусть мы грешны,

Пусть неверны,

Ни вы, ни я не добродетель,

Но мы грешны хотя бы вместе,

И в этом счастье у меня.

— Когда ты говорил в камере, было лучше, опять твои стишки. Поищите пока одежду, а я посмотрю, может еще, кто здесь сидит.

Бром с Данте довольные удалились в другие коридоры, ликуя от своей шикарной стратегической победы.

— Я жив. Мои крылья при мне, и я счастлив, я, действительно, как будто воскрес.

С огнем в глазах, с диким счастьем в отягощенном до этого сердце Байрон схватил небольшой камень и подошел к потерявшему сознание Флоберу. Его не было смысла убивать, он был нейтрализован. Но почему нет?

Байрон нанес один удар, потом другой, он все ускорялся и ускорялся, с одним стуком за другим, все его лицо уже усеялось кровавыми ошметками мозгов и костей. Он смеялся и бил, бил и смеялся — в его глазах играла жизнь.

Прохладный ветер недружелюбно встретил усталое лицо Брома, спускающегося с перрона. Люди уже давно разошлись по аэропорту, разбредаясь, как глупые мышки, по пропускным пунктам. Серые облака недоброжелательно взирали на пришельцев, собираясь в шумную толпу и снова расползаясь по голубоватому небу. Вдали мелькала среди холмов неприметная речонка, боязливо огибающая скопления домиков. На Бруклинском Дьяволе были его привычные рога с сошедшей пластмассовой краской, купленная в дьюти-фри клетчатая рубашка взамен порванной одежде, найденной в закромах подземельной темницы, и розовые шорты с кривой бордовой надписью «Sunshine». На его лбу еще нацепились солнцезащитные очки, но встреченная пасмурность не оставляла им и шанса на использование. Его по-детски лысые ноги слегка дрожали от холода, а уши потихоньку краснели, как и миниатюрный нос. В руках у него была та самая, Библия, выжившая в катастрофе, а на шее висел, купленный по совету Данте, крестик из серебра, который из-за холода также прижигал нежную кожу под абсолютно не теплокровной одеждой.

Байрон же с удовольствием озирался по сторонам, почесывая свой живот сквозь теплую кофту, на нем был тот же рюкзак, конечно, не оставшийся без прорех после злобного нападения. Ноги также заботливо согревались дутыми штанами с большими карманами, правда ступни были не в сапогах или ботинках, а в сандалях, так как только эта открытая обувь не заставляла его спотыкаться на каждом втором шагу. Данте перед их отъездом громко похлопал Брома по плечу и вручил свое темное кольцо со светлым камнем Байрону, которое сейчас поблескивало на среднем пальце его правой руки.

Они летели в пустом бизнес-классе: на весь самолет хромому богачу государственных денег не хватило. Байрон спал после утомительного дня, а Бром вдохновленно рассматривал облачные поля и горы, простирающиеся под чистым лазурным небосводом.

— Твою мать, и это погода? Если бы с нами полетел Данте, наверное, солнышко бы улыбнулось, да звездочки посыпались. И этот ветер.

Говорящий начал переминать ногами, одетыми в сандали, попутно подергивая закоченевшими пальцами и поливая невиновный ветер ругательствами.

— Там кто-то бежит, не могу разглядеть, глаза стынут.

— Не у тебя одного, там какого-то ассистента прислали, самим, мол, в падлу выйти, приеду — я им зубы начищу, ей богу, тв…

Он хотел что-то сказать, но стучащие зубы прикрыли его речи. И это было крайне вовремя, к дрожащим туристам подбежала молодая девушка, одетая в коричневое пальто и несущая с собой какую-то сумку (не сумочку).

К сожалению, этот персонаж не умрет в этой же главе, поэтому он требует подробного описания. Звали ее Марина, она была невысокого роста, но далеко не коротышка, ходила и бегала, будто вприпрыжку, хотя иногда, как лебедь, равномерно плыла в обзоре других. У нее были коричневые волосы, постриженные в каре, довольно, мягкие, аккуратно уложенные, но не пужающиеся развевания. На овальном лице был такой же миниатюрный нос, как и у Брома, слегка задернутый вверх своим кончиком, глаза блестели салатовым светом, часто пристально останавливаясь на одной точке. Уши были такие же маленькие и их, по сути, никто и не видел за слоем волос. Грудь у нее была небольшая, талия не узкая, а таз не широкий — одним словом, моделью ее никто бы не назвал. Она не была ни красивой, ни уродкой, она была девушкой, что уж с нее взять.