Со вздохами и выдохами осмотрев нового подопечного, Агния сплюнула в сторону, махнула рукой с многозначительным «Ой» на выдохе и вернулась на свое рабочее место. Ее стол ничем особенным не отличался. Бумаги, офисное растение, огромная стопка газет и фотография в миниатюрной рамке.

— Ничего особого ты, к сожалению здесь не увидел, бездари бездарями. А я с ними в одной тарелке, как так произошло?

Неожиданно для себя Байрон сказал последнюю фразу слишком трогательно, от чего он сам невольно прослезился.

Бром отключился еще в самом начале с непривычки от такого несоизмеримого потока событий. Мозги кипели, а сердце сворачивалось в трубочку.

— Слушай, давай-ка ты приляжешь, выглядишь не очень. Не то, чтобы я сильно волновался, но, если ты грохнешься, мы тебя не поднимем.

В ответ на замечание хромого начальника Дьявол развернулся и ушел в свою спальную комнату, где в последствие упал на пол, погрузившись в сон.

. .

Не прошло и часа, как в комнату снова вошел Байрон, Бром уже не спал, а таращился в потолок, наконец, усевшись на мягкую постель вместо привычного жесткого пола. Хромоногий начальник держал в руках ножницы и шампунь с полотенцем.

— Да, еще одну вещь надо с тобой обсудить, не обессудь, но от твоего недолгого присутствия уже появились существенные проблемы. Ах, ты ж не поймешь намеков, короче, ты воняешь, причем невообразимым для меня многообразием мерзостей. Первая дверь слева, сходи, помойся, и лохмотья свои с башки состриги, а то ими только пол мыть. Удачи.

Байрон растворился в воздухе, оставив себя без сомнительного удовольствия в присутствии в этой комнате. Бром не спеша поднялся и неуверенными шагами поплелся в указанное помещение, прихватив с собой непонятные предметы.

Это была обычная душевая, с кабинками, большой ванной в отдельном отсеке и кучей самых различных гелей и лосьонов. Посреди этого стояло одинокое ведро, которое предназначалось для волос Дьявола. Рядом Дьявол сложил вещицы, данные Байроном.

Бром встал в душ и повернул случайный вентиль. На него обрушился мощный поток кипятка, но он оставался под обжигающими струями. Пока его кожа краснела и покрывалась волдырями, его сознание растворилось в потоке текучих мыслей.

«Это чувство, оно такое странное, так не похоже на то, что я испытывал в переулке. Меня жгли один раз, но тогда я ничего не почувствовал, эта резкая боль и бешенное тепло проходящее по телу, будто я сейчас изменюсь, превращусь во что-то новое, что-то прекрасное и правильное, я хочу удержать его в себе, пусть он заменит вечный хлад, сковывающий мою жизнь, пусть он…»

Кто-то дернул Брома в сторону, и он упал на мокрый кафель. Перед ним стоял Байрон с деревянной тростью, которую он, видимо, и использовал при этом рискованным рывке.

— Так и знал, что нельзя оставлять тебя одного. Ты б хотя бы разделся, дикарь. Отойди от душа и не прикасайся к вентилям, таких процедур тебе достаточно. Постригись хотя б, раз даже помыться не можешь.

Проговорив все потерянному Брому, он болезненно вздохнул и исчез. Дьявол поднялся с пола, уверенно поднял (на этот раз знакомые ему) ножницы и уселся на табуретку, рассматривая себя в зеркале. Ожоги потихоньку исчезали, оставляя за собой бледную, как снег, кожу. Мысли вновь грубо и неожиданно втаранились в его голову.

«Что я? Зачем в этом мире магия? Какой смысл в моем даре, если он дан не случайно? Кто получает выгоду от моих мучений? Кто глядит сбоку, из-за спины, сверху, ликует и радуется, пуская слюну на мою боль. Не уж то есть в мире существо настолько злобное? Не уж то есть кто-то, кому я столь ненавистен? Кому так не нравится это бледное, запуганное лицо, без намека на счастье? Кто виноват? Я? Кто?»

На удивление, в этот раз размышления ему не помешали, теперь его волосы просто торчали на худощавой голове, а не висели до пояса. Он захотел что-то сделать, но этого «что-то» в его жизни не было ни сейчас, никогда либо ранее.

. .

Был уже вечер, Бром давно закончил со своими делами и решил присесть на табуретку неподалеку от Данте. Все участники утреннего балагана были погружены в работу за исключением вечно пропадающего Говарда.

— Опять ты о своих притчах, бога нет, смирись.

— Да, Байрон ты довольно глуп

Как жаль, что светочи наук,

Хоть вам в начале и светили,

Но светоч веры потушили.

— Я тебя прошу: просто заткнись. Если бы не тот факт, что ты постоянно несешь бред, возможно, меня бы не так сильна, раздражала твоя отсталая манера речи.

Хоть это и был первый рабочий день Брома, перепалка эта была далеко не первая и даже не десятая за несколько часов его службы. Данте, раскинувшись на стуле, вальяжно вел разговор, а Байрон, огрызаясь, перебирал бумажки, иногда запутываясь из-за разговора. От этого он делал ошибки, бил по столу и начинал орать, что есть мочи на своего разговорчивого напарника.

— Хоть ты ругаться и умеешь,

Но правды ты не вразумеешь.

Ну что ж, раз ты не веришь мне,

Проверим Бога на тебе.

Представим кто-то не нарочно

Уронит что-то на тебя.

Ты полежишь вот здесь немножко,

А мы потом вернем тебя.

— Я…Черт…Я…Я СЕЙЧАС ПРАВИЛЬНО ПОНЯЛ, ТЫ, МОЙ НАПАРНИК, ХОЧЕШЬ УБИТЬ МЕНЯ. ТЫ СОВСЕМ ОПОЛОУМЕЛ?! Я В ГРОБУ ВИДАЛ ТВОЮ ВЕРУ, Я ТЕБЯ СЕЙЧАС НА МЕСТЕ РАЗДАВЛЮ, ПАДАЛЬ НЕДОНОШЕННАЯ, …

Дальше пошли совершенно новые для Брома ругательства, которые вам совершенно не следует слышать. Он взглянул на своего верующего наставника, тот с легким испугом громогласно смеялся.

Лишь мгновение сдавленного воздуха и плохого предчувствие обогнали вспышку.

Это был взрыв. От здания остались камни, а от магов растрепанная одежда и кровавые ошметки. Бессмертный Бром стоял посреди всего этого хаоса и никак не мог найти причину происходящего.

— АХАХАХА! АХАХАХА! Пух, АХАХАХА!

В нескольких десятков метров от одинокого выжившего доносились дикие насмешки.

— Бум, хаха, мы, наконец, нашли вашу «крайне секретную базу», не думал, что получится так удачно снести всех разом. Ого, так ты выжил, это… это так весело. Знаешь, может ты поймешь меня, будучи моралистом, никогда не почувствуешь настоящей радости! Радость, она бывает только от убийства. Животная ярость, удовольствие от победы, единственная вещь, которую можно называть настоящим счастьем! Ахаха!

Дьявол двинулся в его сторону.

— АХАХАХА! Я пытаюсь поговорить, а ты приближаешься. Знаешь, закидывая в порыве страсти руки и яростно смеясь… Хихихы. Я… Мне хочется все рассказать. Я неуязвим, понимаешь, я… Ахаха. Я вижу будущее, следующие 5 секунд, все твои попытки будут тщетны, я предугадаю все.

Бром продолжал приближаться.

— А что будешь делать ты? Хм… Коснешься пальцем и все? Ты коснешься меня и будешь стоять, как вкопанный, как будто мир застынет на месте, погоди…

Он упал замертво.

. .

Наш герой не рассуждал о гуманности планируемого, пока приближался к нему. Вряд ли его разум обуял гнев, он просто знал, что так надо сделать.

Он не спеша переминал по кровавой пыли, разглядывая бетонные обломки. В его взгляд даже не попал рассуждающий подрывник. Злодей выглядел, как обычный парень, возможно, он был студентом или даже школьником. Русые волосы, карие глаза, неброская одежда — ничего необычного кроме бешеного взгляда. В его сузившихся зрачках плясало безумие и проглядывалось отчаяние. Глаза, повидавшие горе и радость, пролившие литры слез, глуповато тырились в багровеющее небо. Руки, что недавно изливали счастьем своими бессмысленными подергиваниями, нелепо распластались по земле. Да. Чтобы не сулила справедливость, а смерть — это ужасно.

Единственным логическим решением для Брома осталось воскрешение товарищей. По сути, он просто касался одного куска мяса и ждал, пока человек «склеится». Зрелище было отвратительное для рядового обитателя, но для нашего героя это было далеко не в новинку, что было неудивительно

— АААА! …О…Я жив. Вторая смерть за день — это определенно рекорд. Ну как, Байрон, увидел Бога.