И если Совет пустил в ход бронемашины, ясно одно — на людей уже плевать. Ему хотелось вернуть власть, а какой ценой — не важно.
Рейн отходил назад вместе с толпой, как вдруг замер.
Наверное, пора и ему стать безумцем, фанатиком и авантюристом.
— Рейн, уходи! — закричал Нелан, но тот уже бросился вперёд.
Пора и ему…
Он крепко упёрся ногами в землю, встав левым боком, сдёрнул капюшон с головы и закричал:
— Я — Рейн Л-Арджан, король Кирии, и я буду стоять здесь!
Это была просто надежда — глупая и безумная, что крик прорвётся через сталь и железо, что его имя станет сильнее лжи Совета и, думая двигаться или остановиться, невидимый человек, сидящий за стеклом, выберет его, а не приказ.
Коли встал рядом, плечом к плечу — холодный, спокойный и до безумия уверенный. Через секунду с другой стороны замер Нелан: волосы растрёпаны, веснушки горят, словно огонь, а взгляд — яростный, каким ещё никогда не был у него.
— Я буду стоять здесь! — снова прокричал Рейн — уже больше для своей уверенности.
До безумия хотелось опустить плечи, согнуть спину, юркнуть в сторону. Но этого уже было достаточно в прошлом, а сейчас хватит.
Шею опалило чужое разгорячённое дыхание, к спине прижались руки — они не давили, не толкали, а просто поддерживали. Вся та толпа, что секундой ранее бежала назад, теперь встала за спиной Рейна.
На разный лад зазвучали те же слова:
— Я буду стоять здесь!
И бронемашины, замедлив ход, остановились — не в метре, не в полуметре, а всего в десятке сантиметров. Рейн не оборачивался, но чувствовал, как люди дрожат, как взволнованно вздыхают. И пусть машины остановились, крик всё не стихал, повторяясь вновь и вновь то тише, то громче, то более глухо, то более звонко:
— Я буду стоять здесь!
Рейн уставился через узкую полоску стекла на мужчину, сидящего по ту сторону. Тёмная форма, каска, суровый взгляд — и всё равно это был взгляд не Совета, а простого парня, который оказался на этом месте не по своей воле. Как все они когда-то.
— Рейн, пора, — Нелан положил руку ему на плечо.
Да. Пора безумцу, фанатику и авантюристу, как ни назови, выйти на волю.
Рейн повернулся к толпе, поднял руки, на та, осмелев, уже смотрела не на него — на бронемашины, с ненавистью и дикой злобой, словно только и мечтала растерзать водителей — пусть лишь выйдут.
— Ладно, — сам себе буркнул Рейн, подпрыгнул, зацепившись за верхний край стальной пластины бронемашины, и забрался наверх, становясь выше толпы метра на два.
На улице собралось сотни три людей, но с высоты Рейн видел, что сбоку в переулках, на крышах, дальше за заграждениями пряталось ещё большее количество. Лиц точно ожил, зашевелился и ощетинился, вспомнив, что он — хищник, а не домашний крольчонок.
Рейн почувствовал страх. Впервые слова не шли. Это были не те мальчишки и девчонки, которым надо рассказать сказку про Яра и Аша, не то стадо из Народного Собрания, которое он мог запугать или заговорить ему зубы. Нет, теперь перед ним находилась огромная сила, способная разрушить целый мир. И принадлежала ли эта сила ему?
Вдохнув поглубже, Рейн крикнул:
— Рассказать, что меня пугает? — слишком тихо, глупо, незвучно. Во всю силу он заорал: — Эй, здесь есть те, кто не боятся? Я — не один из них! Рассказать? Сначала я боялся отца-церковника, который поколачивал меня, уча послушанию и смирению. Затем — инквизиторов, бьющих, жгущих и колющих, чтобы перевоспитать. А потом — их же, ведь я стал одним из них и увидел вещи похуже! Нам расставляли капканы, и мы услужливо подносили к ним руки и ноги, ну и сколько ещё это будет длиться? Совет пользуется нашим страхом! Кого мы боимся? Что мы должны сделать со своим страхом?
Толпа взорвалась криками — она уже не требовала указать направление, она задавала вопросы, и сама на них отвечала.
— Ирийский отряд идёт!
— Нужно оружие!
— Арсенал Чёрного дома!
— Остановим Совет!
— Освободим тех, кого упрятали!
— Замучаем мучителей!
— На Чёрный дом!
Рейн подхватил последний возглас и, указав на северо-восток, в сторону окраины Прина, закричал вместе со всеми:
— На Чёрный дом!
И толпа, подобно мощной волне, двинулась вперёд, потрясая кулаками, размахивая оружием и крича во всё горло. Она выламывала двери, срывала вывески, а между тем к ней присоединялось новые и новые людей. Это уже были не просто рабочие и крестьяне — весь Лиц: по одеждам угадывались торговцы, врачи, учителя, судьи, гвардейцы и даже сама Церковь. Нищие шли бок о бок с богатыми, превратившись в единый организм: злой, яростный и готовый на всё.
За несколько улиц до Чёрного дома Рейн, Коли и Нелан отделились от толпы.
Судя по письму от Анрейка, В-Бреймон и другие инквизиторы изо дня в день ждали всплеска и готовились к нему. Стоит толпе подойти, здание превратится в военную крепость с солдатами, вооружёнными ружьями, револьверами, бомбами. И чтобы этот символ народного страха пал, одной лишь силы толпы недостаточно.
В безлюдном переулке, между двумя домами, повернувшимися друг к другу глухими стенами, был люк — простой железный круг. Нелан присел перед ним и стал ощупывать края, затем нажал на едва заметную петлю, и крышка открылась.
— Парень — молодец, — сказал он и первым нырнул в темноту. Ботинки застучали по перекладинам лестницы.
Рейн, улыбаясь, полез следом. А щенок правда вырос и научился лаять.
Инквизиторы не могли забыть про тайный вход — они должны были закрыть его изнутри, но Анрейк пообещал взять на себя эту часть. То ли парень сумел послушать демона, то ли, наконец, разглядел гниль в Инквизиции — не важно. Он перерос своё слепое благородство и взялся за настоящее дело.
Наверху висели светильники, которые едва разгоняли мрак, но в руках Нелана оказалась масляная лампа, дающая яркий чистый свет. Даже сейчас мальчик-отличник не просто выполнял домашнее задание, а перевыполнял!
Лампа высветила разноцветные потёки на потолке, каменистый пол и поблескивавшую воду, похожую на тёмное масляное море. Пахло внизу, как на болоте.
Спустился Коли, и втроем они побежали по коридору. Шаги отзывались гулким эхом.
Перед глухой каменной стеной мелом была заботливо нарисована стрелка, указывающая в воду. Анрейк такой Анрейк! Рейн снова улыбнулся, чувствуя радость, как в те моменты, когда Кай хвастался своими успехами.
— Опять я это делаю, — на лице Нелана появилась невесёлая улыбка.
Рейн переглянулся с ним, с Коли, снял ботинки и нырнул в воду.
Выбравшись на той стороне, он увидел ряд тяжёлых железных дверей. Минус четвёртый, известный немногим. Камеры, выдолбленные в скале, прятали тех, о ком знать не стоило. Там, в самом начале, сидел и он во время «тридцати дней смирения».
От соблазна подойти к двери, заглянуть внутрь остановили вынырнувшие Нелан и Коли. Э-Стерм огляделся, затем подошёл к кромке воды и запустил руку за груду камней, наваленных на берегу. Он протянул Рейну и Коли по паре одинаковых черных брюк, курток и ботинок.
Переодевшись в сухое, они взяли из переданных кожаных чехлов револьверы. Рейн прицепил свой к поясу привычным жестом, достал из кармана чёрную маску, закрывшую нижнюю часть лица, и не сдержал ухмылки. Да, он был прав: для практика дело никогда не бывает последним. Это не профессия — это образ жизни.
— Рейн, тебе надо найти Ригарда, — напомнил Нелан. — Он не станет прятаться, а встанет вместе с инквизиторами, будь осторожен. Мы попытаемся открыть двери. Если Антонии удалось проникнуть, она нам поможет.
— Я помню, — буркнул Рейн.
Всё это обсуждалось уже не раз. Им надо было привести людей к Чёрному дому, ставшему символом страха и всей эпохи, и весь план строился вокруг того, что это удалось.
Они добрались до минус третьего, затем разошлись: Рейн побежал наверх по ближайшей лестнице, Нелан и Коли — по дальней, в конце коридора.
Подземелья были тихими и безлюдными, но стоило подняться, как со всех сторон оглушили крики — нет, даже настоящий рёв. Люди выбили окна, и на полу валялись булыжники, осколки стекла, остатки самодельных бомб. Инквизиторы отстреливались, но толпа уже не боялась — она всё плотнее сжималась вокруг Чёрного дома и только поджидала момент, когда сможет ворваться внутрь.
