Рейн опустился на колени перед статуей Яра. Чертов бог.

По обе стороны стояли советники. Им достались лучшие места – рядом с будущим королем. По краям тронного зала теснилась знать: главы церквей и отделений Инквизиции, верховные судьи, магистры, генералы – они напирали друг на друга, тянули шеи, пытаясь разглядеть коронующегося.

Рейн медленно вдохнул. Пахло мятой, апельсиновым маслом и духами, а хотелось, чтобы запахло керосином, и проклятый дворец полыхнул огнем.

Снова глубокий вдох, выдох. Это просто спектакль. Еще один. Уже не новый, но с самой высокой наградой – роль необходимо сыграть безупречно.

Я-Эльмон сделал шаг и громогласно произнес:

– Рейн Л-Арджан, перед лицом Яра Великого, – он воздел к статуе руки, – Церковь выбирает тебя, самого достойного и чистого из нас, чтобы ты встал во главе Кирии и верно продолжил битву с демонами, подобно предку своему Арейну.

Рейн взял протянутую Нолом глиняную чашу и сделал глоток – будто отпил застоявшейся воды. А говорили, что она из родника, откуда Яр и его соратники впервые испили воду кирийской земли. Еще одна чертова ложь.

Среди зрителей раздался взволнованный шепот. Рейн не смотрел на них: парад их лицемерных улыбок сопровождал его с утра до ночи, и лицо каждого уже набило оскомину. Вкус к жизни поддерживали только фантазии, как все они взлетают на воздух вместе с чертовым дворцом.

Глава Церкви отступил, шаг вперед сделал В-Бреймон. Стереть с лица привычную ухмылку наемника он даже не удосужился.

– Рейн Л-Арджан, Инквизиция благодарит тебя за службу и выбирает, как самого смелого и верного среди нас. Да назовем мы тебя королем, и продолжишь ты защищать Кирию, как защищал прежде.

Ригард перекинул ему через плечо перевязь. Даже сквозь плотную ткань сюртука Рейн почувствовал, насколько это холодное, мерзкое прикосновение.

Следующим выступил У-Дрисан. Он сложил руки на большом животе, точно на подставке, и начал:

– Рейн Л-Арджан, торговая гильдия выбирает тебя, честнейшего, и завещает: да останешься же ты непоколебим, возглавив Кирию.

Крейн приколол на жилет будущего короля изумрудную брошь в виде птицы. Рейн до боли и скрежета сжал зубы. Просто спектакль. Надо вытерпеть. Этим лицемерным ублюдкам еще недолго играть свой бал.

– Рейн Л-Арджан, – в голосе О-Ренека мелькнуло раздражение. Гвардеец по-прежнему не скрывал презрения к ноториэсу. – Станет же королем Кирии сильнейший из нас. Гвардия выбирает тебя, так будь же готов принять любую битву.

«Буду», – это был единственный завет, которому действительно хотелось следовать. Они еще увидят битву. Сами взялись за ружья и сделали первый выстрел.

Ньяр О-Ренек положил перед Рейном меч. На лезвии поблескивали незнакомые черные символы, рубины на гарде складывались в изящный узор. Поговаривали, меч принадлежал Орину – основателю гвардии. Рейн был готов сделать ставку, что это еще одна ложь.

Парен Е-Мик быстро шагнул вперед и, едва посмотрев на короля, принялся взглядом ощупывать собравшихся, точно каждому выносил приговор.

– Рейн Л-Арджан, самый справедливый из нас. Суд выбирает тебя, и станешь же ты королем, и будешь жить и судить по чести.

Главный судья протянул белесый древесный лист. Рейн принял дар с благодарностью во взгляде и прожевал – безвкусно и сухо. Лист принадлежал белому дереву, которое считалось символом правды и, по совместительству, суда. Оно бы издохло, узнав, сколько в тронном зале вранья!

Последним подошел И-Ильман. Он приосанился:

– Рейн Л-Арджан, ученая гильдия называет тебя своим королем, тебя, умнейшего из нас. Будут же твои решения приняты разумом и только во благо Кирии.

Симан повесил на шею избранника золотой медальон – конечно, и его коснулись легенды: он, видите ли, принадлежал Инею, основателю ученой гильдии.

Рейн поднялся с колен, взял меч и пристегнул к поясу. Зрители, аплодируя, сделали к нему шаг, но не осмелилась подойти ближе.

Открылась дверь тронного зала. Спектакль продолжался. Теперь будущему королю полагалось пройти от дворца до устья Эсты, где высадились Яр с соратниками. Только там, после клятв и обещаний, на него возложат корону и по-настоящему назовут королем.

Рейн сделал еще один глубокий вдох и прошел сквозь зал. Толпа двинулась следом – лживая, лицемерная, желающая поглядеть на смиренную овцу. Будет им спектакль, они увидят, как волк снимает овечью шкуру.

Рейн еще не знал что, но не сомневался: что-нибудь он сделает. Сами лишили и сердца, и совести. Кому теперь сдерживать его?

Коронация Рейна была назначена на шестнадцатый день заключения Кая.

Он ходил по камере кругами. Два с половиной шага в ширину, два с половиной в длину. Узкие нары меньше его роста сантиметров на десять. Решетка вентиляции под потолком – в ладонь величиной. Холодный пол. Тусклая лампа. Запах сырости, отходов и кислятины от того, что здесь именовали едой. За шестнадцать дней Кай изучил камеру вдоль и поперек – каждый сантиметр и ни черта в ней не могло помочь выбраться. Оставалось только обменять свободу на собственную шкуру.

– Зато ты научился договариваться, – с мрачной улыбкой на лице заметил Кирион.

– А что мне еще оставалось сделать?

Канава преподала урок: заключить сделку можно с каждым, думай лишь, что готов предложить взамен. Оказалось, возможность спасти друзей стоила всего.

– Герой, а? Поумнел, смотрите-ка. – Ухмылка на лице Кириона стала шире.

Остановившись, Кай в упор посмотрел на демона. Если бы перед ним стоял настоящий человек, он бы решил, что тот издевается, и не раздумывая вмазал по наглой морде. Но это был демон, и Кай знал, что за ухмылкой Кириона прячется собственный страх. Страшно было выполнить условия сделки, а не выполнить – еще страшнее.

За дверью послышался шум. Кай прижался к стене и опустил взгляд. Он знал, что это не практики с инструментами, но не мог смотреть прямо – тело еще помнило боль.

Исчезла видневшаяся полоска света на полу, щелкнул замок. Дверь приоткрылась, появилась рука в черной перчатке, бросила на пол куль с одеждой. Дверь снова лязгнула, но уже не повернулся ключ.

Д-Арвиль сдержал слово: палач дал узнику свободу – ненадолго и не даром.

Старая боль не забылась, а дополнившись новой, мигом развязала язык. Кай рассказал Д-Арвилю о плане – главе третьего отделения план понравился. Он увидел в нем место для себя и вцепился, не побоявшись ради мечты подняться выше других попрать инквизиторские клятвы.

Энтон называл условия быстрее, чем крупье раздавал карты. Одним из них стал день “освобождения” – не раньше коронации. Причину Д-Арвиль озвучил: сегодня был объявлен всеобщий выходной, Черный дом опустел. Однако Кай видел другой резон: глава хотел увидеть королем ненавидящего Совет человека – Рейна он снова счел своим инструментом.

Так или иначе, даже если сделка больше отдавала приговором, вернувшуюся свободу стоило использовать.

Выждав минуту, Кай достал из брошенного куля черные брюки, куртку и маску на пол-лица. От них нестерпимо воняло сыростью – а может, это нос уже не мог почувствовать другие запахи. Кай надел брюки, заправил в них рубаху с засохшими пятнами крови и плотно застегнул куртку, повисшую на нем мешком. Он помял маску: перед глазами появились другие лица в масках, которые рука об руку ходили со старой подругой, болью – и надел ее.

С той стороны было тихо. Кай приоткрыл дверь, высунулся. Никого. В коридоре веяло прохладой и свежестью – после спертого воздуха камеры это казалось подобным глотку ледяной воды в жаркий день. Беглец медленно вышел и крадучись добрался до лестницы. Поднявшись на три этажа вверх, он остановился, чтобы перевести дыхание и дать вмиг уставшим ногам отдых.

– Как старик, – Кирион скривился. – Шестнадцати дней оказалось достаточно, растерял все силенки?