Сколько прошло: пять минут, десять? Взрыв, видимо, прогремел рядом с толпой: некоторые до сих пор сидели с мутными от удара взглядами или терли глаза, площадки же практически опустели. Слышался стук копыт, гудение моторов – знать спешила уехать, и ее места занимали полицейские, гвардейцы, инквизиторы, доктора.

Кай, пошатываясь, пробрался сквозь помятую, испуганную толпу и побрел по набережной, затем свернул в переулок. Цели у него не было – все, чего он хотел сегодня, уже не сбылось. Стоило идти в Канаву, найти остатки Крысиного совета, собраться, подумать – теперь это показалось таким тщетным. Он выменял жизнь на свободу, обратный отсчет до дня смерти уже был запущен, но что делать, он не знал. Время таяло, а он бездарно тратил его. Снова.

– Эй! – послышалось сзади.

Развернувшись, Кай сразу согнул ноги в коленях и поднял руки. Голову закружило, но он старался смотреть прямо. Канава научила: показать слабость – заранее проиграть.

– Ты идешь с нами. – Вопросом это не было. Тон говорящего отдавал приказом, а его вид явно показывал, что спорить он не будет – свое дело он сделает любой ценой.

Второй молчал, но его внешность была еще более говорящей. Такой типаж, как у этих двух, Кай знал: у него имелись собственные головорезы, которых он отправлял на грязную работу, где требовался не ум, а упертость и сила. Спорить с такими было себе дороже, а драться – слишком рискованно.

– Кто вас послал? – с вызовом спросил Кай.

– Сам все узнаешь, – буркнул второй. – Идешь или тебе помочь?

– Эй, ну что терять? – Кирион ухмыльнулся.

Кай громко повторил:

– Кто вас послал?

Это не грабители, не инквизиторы. Отправить их могли только знавшие его, но свои бы вышли сразу. Да и не было у своих таких людей.

– Заткнись и иди. Тебе же лучше, – прорычал первый, хватанув Кая за куртку и притянув к себе.

Второй предостерег:

– Дейн!

Но тот уже занес руку для удара, и Кай нырнул в знакомые объятия тьмы.

***

Прошла минута, другая. Крики и плач не стихали, но взрывы прекратились. Сначала Адайн села, затем встала. Рокот затихал – дирижабль удалялся, став неясным облаком на небе.

– Во имя Яра, уходим! – закричал Дерит, хватая ее за плечи, и потянул к выходу с площадки.

Адайн рванулась – туда, где еще недавно стоял Кай. Заметив порыв, Олвия переплела пальцы и шепнула на ухо:

– Извини, я должна.

Перед глазами замелькали черные точки. Голова наполнилась тяжестью, ноги, став ватными, уже не держали – только Дерит не давал упасть.

Кивнув брату, Олвия стала пробираться сквозь знать. За оградой встретила и окружила охрана семьи У. Адайн пыталась сосредоточиться: сначала на решетке площадки, затем – на лестнице, а после – на ладонях Олвии, но мысли все ускользали, расплывались. Она хотела рвануться, побежать – онемели и руки, и ноги, Адайн не понимала: то ли это она делала шаг, то ли ее тянули вперед, а может, волокли или тащили.

– Помогите кире Я-Ярем, ей стало плохо в толпе. – Голос Олвии доносился как из-за плотного занавеса.

Фигуры в темно-зеленой форме подхватили Адайн под руки, усадили куда-то. Послышался шум мотора, и мир сдвинулся с места.

Воздуха стало больше, она сделала жадный вдох. В голове еще гудело, а сердце билось рывками, но пелена перед глазами спадала. Пошевелив ступней, Адайн ощутила слабое покалывание, как если бы нога онемела, но уже начала отходить.

– Тише, девочка, ты справишься, – проворковала Кайса.

Адайн откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Негромко рокоча, паромобиль нес их домой, в Ре-Эст. Хотелось никогда не открывать глаз – не видеть этих идеальных улиц, а более того – ухмылки Дерита и строгого взгляда Олвии.

– Прости, – шепнула аристократка. – Я должна была это сделать, ты же знаешь.

Адайн медленно открыла глаза. Дочь У-Дрисана одной рукой нервно теребила складку темно-синего платья, а другую держала на груди, словно вымаливала прощение.

В отличие от брата и отца, Олвия хоть немного напоминала человека с сердцем. Однако его наличие не означало смелость. Она послушно выполняла приказы У-Дрисана, не отказываясь сделать другому больно. Но и его можно было понять. Не понимала Адайн только собственного отца, который освободил ее из одной клетки и сразу посадил в другую.

Сидящий на втором ряду Дерит громко фыркнул. Олвия смутилась еще сильнее:

– Может быть, погуляем после обеда? – выдавила она. – Я была бы так рада!

– Да, я тоже буду рада.

Адайн улыбнулась. Притворяйся, словно от этого зависит жизнь, и лги, как в последний раз. Так учила Канава.

Просияв, Олвия отвернулась к окну. Ветер растрепал темные волосы, передние пряди выбились из косы, но и это не умерило строгости, которая читалась в ее внешности. Несмотря на улыбки, на ум приходило всего одно сравнение – с надзирателем.

– Не стоит, – заметил Дерит. – Вам лучше остаться. Отец и кир Я-Эльмон хотят обсудить, – он обернулся и, помявшись, закончил: – сами знаете что.

Адайн передернуло. Да, она знала. Уже весь Лиц знал.

Отец пришел на пятый день, и Адайн со слезами и криками – со всем, что могла сыграть, взмолилась о свободе. Его условие было простым: она откажется от магии и взглядов Детей Аша и выйдет за Дерита У-Крейна. Адайн согласилась не раздумывая. Ни отец, ни муж не станут для нее преградой – надо только выбраться из Черного дома, ведь от ее свободы зависят остальные. Так она думала по началу, но у отца оказались сильные козыри, и одна тюрьма просто сменилась другой.

***

Род У жил в резиденции размером с целую улицу Канавы – на территории уместилось бы с десяток хороших, крепких домов, но эта роскошь принадлежала всего трем людям. Все здесь было как с картинки: дом – что дворец, парк – достойный королей.

Олвия взяла Адайн под руку. Хотелось брезгливо отодвинуться, закричать, толкнуть. Улыбаясь, девушки вошли в малую столовую вслед за Деритом. Слуги в зеленой форме поприветствовали поклонами.

Стол накрыли на пятерых – только для своих, как говорил Крейн У-Дрисан. Солнечный свет и окна в сад, еще зеленевший и благоухающий, создавали иллюзию лета: точно не наступила осень, в которой было место для одних лишь для поражений.

Вошедшие сели за стол. Его убранство тоже не казалось настоящим и отдавало нарисованной картинкой: посуда и приборы – в строгой параллели друг с другом, цветы – со стеблями одинаковой длины, с одинаковым количеством листьев. Отчаянно хотелось сделать что-нибудь от той девчонки из Канавы, и Адайн вытерла руки о край льняной скатерти.

– Надеюсь, с отцом все в порядке. – Олвия обеспокоенно посмотрела на пустующий стул во главе стола. – И с киром Я-Эльмоном.

– Еще бы, – буркнув, Адайн сразу поправилась: – Великий Яр не оставит их. – Она сжала кончики пальцев и дотронулась до лба. Кайса стояла в стороне, но Адайн услышала ее тяжелый вздох.

Ни Дерит, ни Олвия не верили гостье и, точно сторожевые псы, следили, чтобы она вела себя, как требовал ее «дядя». Адайн не знала этого, но предполагала: они ежедневно сообщали отцу о ее словах, жестах, взглядах – и он все ждал, когда она покажет свое настоящее лицо или всем сердцем примет заветы Яра.

Дерит хоть и обладал скверным характером, но обдурить его не стоило труда. Он верил улыбкам Адайн, он купился на них и сам, когда не видели другие, расплывался в ответной улыбке. Олвия же, кажущаяся такой правильной, до зубного скрежета, оказалась лучшим тюремщиком. Она владела магией крови и слышала сердечные ритмы – слов и улыбок, чтобы убедить ее в своей честности, уже было недостаточно. Легким движением руки Олвия могла замедлить или ускорить сердцебиение, она превращала Адайн в безвольную куклу, идущую следом. Для всего Лица они были компаньонками, и только две семьи знали правду.

Адайн крепко сжала вилку и с силой воткнула ее в нежнейшее филе на тарелке. После Черного дома привычный аппетит исчез, перемена блюд уже не вызывала ни желания, ни интереса – вплоть до тошноты.