Рейн быстро обернулся, но так и не понял, кто говорил. Со вздохом он опустил нож. Пора разыграть карты, да так, словно в рукавах полно тузов, хотя правда была такова, что козырных карт у него не было — только дикое желание выиграть.

— Хватит водить нас за нос! — послышался громкий и властный голос старухи в судейской мантии. — Мы требуем правды!

— Правды? — громко переспросил Рейн. — Она в том, что я четыре года служил обычным практиком и не мог вырваться из этого, ведь я — ноториэс, — он снял маску и вытянул шею, чтобы каждый мог разглядеть позорное клеймо на щеке. — Я выслеживал, пытал, убивал. Даже до убийства короля Риса дошёл — и всё по указке Совета! — Рейн бросил нож на пол. — Эта указка довела меня до того, что я стал королём. Но я рассказываю историю не о том, как можно подняться, я говорю о потере. Что за потеря? Совет знает, как уничтожить наших демонов, и это-то они сделали со мной!

Народное Собрание взорвалось криками — хотя кричали не все, некоторые остались тихими и начали осторожно переглядываться. Значит, знали, ублюдки.

Главный судья Е-Мик и лидер учёной гильдии И-Ильман явно занервничали. Гвардеец О-Ренек только усмехнулся. В-Бреймон так сильно облокотился на правый край кресла, точно хотел откреститься от Совета, что не с ним. Как же, с ним. Значит, тоже будет страдать.

Я-Эльмон, тяжело опираясь на трость, встал и поднял руку, призывая к тишине. Его не слушали, тогда он заговорил громче, увереннее и легко перекрикнул толпу:

— Это ложь! Я заявляю: наш король продался Детям Аша и начал плести вместе с ними свои грязные интриги! Именем Яра я призываю вас послушать голос разума и взяться за перемены в Кирии с нами! Народ бунтует, но в этом есть наша вина, — Рейн напрягся. Я-Эльмон схватил карту, которую он сам хотел разыграть. — Перед ликом великого Яра я поклялся защищать людей от демонов, но я забыл, что вместе с этим они нуждаются в защите от несправедливости и беззакония. Я призываю вас голосовать против короля-предателя, против власти любого из государей. Их век прошёл. Правитель поднимает революцию, но она несёт за собой только хаос и кровь. Хватит это терпеть! Я призываю снять корону с головы Рейна Л-Арджана и дать людям то, что они просят.

Рейн слушал молча, терпеливо. Внутри, казалось, засел дикий зверь, который отчаянно просился на волю, чтобы вцепиться в Я-Эльмона и перегрызть глотку. Рано ему ещё было выходить наружу. Рейн взъерошил волосы, как это делал Аст, и так же громко и уверенно, как глава Церкви, произнёс:

— Да, век королей прошёл. Я не ищу власти, никогда не искал. Всё, что мне нужно, это правда — как и вам, — он посмотрел на старуху-судью. — Я не знаю демоны — добро или зло, не мне это решать, а каждому для себя. Без своего я не стал ни лучше, ни хуже, но я понял главное. Это, — он ткнул рукой в Я-Эльмона. — самые лицемерные твари, какие живут в Кирии. Я могу хоть догола раздеться, чтобы вы увидели все мои шрамы: оставленными плетями, когда я был мальчишкой и попал в Чёрный дом на перевоспитание, и появившиеся после операции. Моя правда в том, что меня не похищали Дети Аша, я сбежал сам, убив камердинера. Я не боюсь признаться. Я ведь служил практиком — меня научили этому. И такой же правды я жду от Совета, но её нет, никогда не было. Король Рис не предавал нас — он не сговорился с Детьми Аша, а всего лишь пытался защитить свою семью. Не хотел, чтобы их демонов убили также, как у него или у меня. Арлийские наёмники не подходили к Лицу по-настоящему — вам показали спектакль, придуманный У-Дрисаном, В-Бреймоном и Я-Эльмоном. Даже честных выборов короля не было — Инквизиция так много врала, чтобы подкупить избирателей. Да вы сами знаете, ведь это вы делали выбор!

Рейн с вызовом посмотрел на членов Народного Собрания. Они попритихли, растерялись и как-то разом стали меньше, точно дети, понурившие плечи, когда их ругал отец.

Король сделал шаг к Я-Эльмону. Это была битва, чьи речи окажутся сильнее. Каждый давал сопернику выговориться, а сам тем временем набирал все больше и больше новых слов. Отлично. У Рейна собрался хороший запас, и сейчас он был готов пустить их в дело также охотно, как ножи или пули.

Нет, даже охотнее.

Рейн бросил на пол ещё один нож и револьвер, оставшись безоружным.

— Но ведь всему приходит конец, верно? Я больше не практик и не хочу им быть. Королём быть тоже не хочу. И я не тот, за кем стоит следовать — не я со всем своим прошлым. Но я выбираю стать тем, кто показывает правду. И пока ещё корона в моих руках, я требую свержения Совета. Я требую, чтобы власть перешла народу. Я требую общего избирательного права. Я требую роспуска Народного Собрания и новых выборов. Я не зову за собой или к себе. Я зову, чтобы вы посмотрели правде в глаза и приняли решение самостоятельно. Хоть раз.

— Мы не будем слушать тебя, ноториэс! — О-Ренек вскочил. — Выборы такого короля были ошибкой, и пора её исправить! Взять его! — он гневно глянул на четырех гвардейцев, стоявших за спинами советников, и указал им рукой на Рейна.

Они медленно, смотря то Совет, то на короля, двинулись к нему.

Рейн достал из внутреннего кармана куртки корону — обруч в виде соединяющихся птичьих крыльев — и надел. Она была с ним с момента побега, и вот настал момент использовать её. Узнать, как это — быть правителем по-настоящему. На миг.

— Я — король Кирии, избранный членами Совета и Народного Собрания, — громогласно заявил он. — И согласно третьей статье я неприкосновенен, покуда меня не признают виновным.

Гвардейцы неуклюже застыли.

— Признаём! — воскликнул кто-то из Народного Собрания.

— Взять его! По Законнику право гвардии арестовывать короля неоспоримо! Взять! — закричал О-Ренек.

«Истеричка», — с холодным презрением подумал Рейн. Пусть кричит. Это даже на руку. Люди должны видеть, кто стоит во главе Кирии.

Не обращая внимания на О-Ренека, на гвардейцев, на Совет, Рейн встал к ним спиной и вытянул руки в разные стороны:

— Я безоружен. Пусть меня схватят, я не буду сопротивляться. Но если закон ещё остаётся силен, пусть моё слово выступит против слова Совета. Я не ищу власти, я готов сложить корону — вот моя правда. Но пока эта корона на мне, и я требую распустить Народное Собрание и устроить всеобщие выборы.

— История показала, что они приводят к краху целых цивилизаций! — воскликнул И-Ильман.

— Распустить самих себя? — этот вопрос прокатился по рядам с удивлением, насмешкой или страхом.

— Да! Кирия объята революцией, и причина ей — Совет. Народ больше не соглашается жить прежней жизнью, и мы должны дать ему желаемое. Если свобода и равенство останутся пустыми словами, падут все. И вам, киры, решать: виновен я или нет, дать кирийцам требуемое или продолжить отнимать. Но если вы откажетесь слушать, я приведу революцию к каждому дому. Пока я на свободе, — Рейн улыбнулся задорно, словно говорил что-то весёлое. — не важно корона остаётся на моей голове или переходит к другому — я всё равно буду вести за собой и вместе с народом требовать своё. Вот ещё одна моя правда, так решайте, кто правдивее: король или Совет.

Рейн выдохнул. Он ставил на карту всё. Если Народное Собрание проголосует за то, что он должен отказаться от титула, свободным ему из зала не выйти. Но если голоса будут за него, Совету не останется ничего, кроме как сдаться или продолжить борьбу, делая новые и новые ошибки.

Все в Народном Собрании, как один, уставились на Рейна. Он сделал шаг назад и провёл рукой по волосам, чувствуя себя псом, в одиночку выступившим против целой стаи.

Но это была не стая — овечья отара. Настоящие волки сидели позади и такими взглядами прожигали спину, что те казались физически ощутимыми.

Марен П-Арвил выступил вперёд с поднятой рукой, призывая к молчанию. Присутствующие продолжали переглядываться, толкать друг друга плечами, тыкать то на одного из членов Совета, то на Рейна, но попритихли.

— Основной закон девяносто третьего года действительно сильнее Законника двухсотого года. Личность короля остается неприкосновенной, покуда Советом и Народным Собранием или же судейской коллегией не вынесено решение о его вине.