Маргрета пришла в восторг не меньше, чем я вчера. Она что-то лепетала, лучезарно улыбалась и выглядела на шестнадцать лет. Я оглядел библиотечный зал в поисках какого-нибудь закутка между стеллажами или чего-то в том же роде, где можно было бы поцеловать ее, не думая о блюстителях нравственности. Потом вспомнил, что в мире Марги подобным поступком никого не удивишь, схватил ее в объятия и расцеловал от всей души.

И меня тут же отчитал библиотекарь.

Нет, совсем не за то, что мы целовались, а за то, что поцелуи были слишком шумными. Сами по себе они нисколько не оскорбляли достоинства библиотеки. Еще бы! Поклявшись, что впредь буду тих как мышь, и принеся извинения за нарушение тишины, я заметил на доске у конторки библиотекаря надпись: «Новые поступления. Пособие по порнографии для детей шести – двенадцати лет».

Спустя четверть часа я уже голосовал на 77-м шоссе, ведущем в Даллас.

Почему в Даллас? А из-за юридической фирмы «О’Хара, Ригсби, Крумпакер и Ригсби».

Как только мы оказались за дверями библиотеки, Марга возбужденно защебетала о том, как легко покончить с нашими бедами с помощью ее банковского счета в Копенгагене.

– Подожди-ка, дорогая. А где твоя чековая книжка? Где документ, подтверждающий личность? – охладил я ее восторг.

В общем, выяснилось, что Маргрета сможет добраться до своих денег в Дании только через несколько дней (самый оптимистичный вариант) или через несколько недель (по реалистичной оценке) и что в любом случае нам грозят существенные денежные расходы на телеграммы. Телефонная линия через Атлантику? Маргрета считала, что такой штуки вообще не существует. (А если бы она и существовала, то, по-моему, телеграммы все равно дешевле и надежнее.)

Даже после того, как все предварительные трудности будут преодолены, деньги отправят по почте из Европы – в мире, где нет авиационного сообщения.

Итак, мы отправились в Даллас, поскольку я уверил Маргу, что в худшем случае адвокаты Алека Грэхема безусловно одолжат ему денег, чтобы он (мы) смог наконец обрести крышу над головой. При известной удаче мы вполне могли бы рассчитывать и на весьма солидную сумму.

(Они, конечно, могут и не признать во мне Алека Грэхема и доказать, что я – не он, с помощью отпечатков пальцев, графологического анализа подписи и так далее и тем самым заронить сомнения в милый, но смятенный ум Марги. Впрочем, я не стал ей об этом говорить.)

От Оклахома-Сити до Далласа около двухсот миль. Мы приехали туда в два часа дня на попутке, которая подобрала нас на пересечении 66-го и 77-го шоссе и привезла чуть ли не в самый центр техасского метрополиса. Мы вылезли из попутки там, где 77-е шоссе пересекается с 80-м, то есть на берегу реки Тринити, и своим ходом отправились в Смит-Билдинг. Дорога заняла полчаса.

Секретарша в приемной офиса номер 7000 выглядела так, будто только что сошла с театральной сцены, где ставилась пьеса того сорта, на борьбу за запрещение которых ЦАП угробил уйму денег и времени. Одежда на ней была, но немного, а макияж относился к тем, которые Марга называла «высоким классом». Секретарша была пышнотелой и миловидной, а моя новоприобретенная терпимость позволяла мне наслаждаться этим греховным зрелищем.

– Чем могу быть полезна? – с улыбкой спросила секретарша.

– Сегодня отличный день для гольфа. Кто из партнеров сейчас в офисе?

– Только мистер Крумпакер.

– Именно он-то мне и нужен.

– Как мне о вас доложить?

(Первое препятствие – я его не предусмотрел. А может быть, она…)

– Разве вы меня не узнаете?

– Простите, а мы знакомы?

– А вы тут давно работаете?

– Немногим больше трех месяцев.

– Ах вот оно что! Скажите Крумпакеру, что здесь Алек Грэхем.

Я не слышал, что говорит ей Крумпакер, но следил за ее глазами. Вот они широко распахнулись – ошибиться было невозможно, – но она сдержанно произнесла:

– Мистер Крумпакер вас примет. – Потом повернулась к Маргрете. – Не угодно ли вам журнал, чтобы скрасить ожидание? Или сигарету с травкой?

Тут вмешался я:

– Она пойдет со мной.

– Но…

– Идем, Марга. – И я быстро направился из приемной к кабинетам.

Обнаружить дверь Крумпакера оказалось нетрудно – за ней раздавалось какое-то встревоженное попискивание. Оно оборвалось, когда я открыл дверь и придержал ее, пропуская Маргрету. Как только она вошла в кабинет, адвокат взвизгнул:

– Мисс, подождите в приемной!

– Нет, – решительно отверг я его предложение и закрыл за собой дверь. – Миссис Грэхем останется с нами.

– Миссис Грэхем? – ошарашенно переспросил он.

– Удивил вас, а? С тех пор как мы виделись в последний раз, я женился. Дорогая, это Сэм Крумпакер, один из моих адвокатов. – (Его имя я узнал из таблички на двери.) – Как поживаете, мистер Крумпакер?

– Э-э-э… Рад знакомству, миссис Грэхем. Примите мои поздравления. Поздравляю и вас, Алек, вы всегда отличались прекрасным вкусом.

– Спасибо. Садись, Марга, – сказал я.

– Минуточку, друзья. Миссис Грэхем тут не следует оставаться ни в коем случае. И вы, Алек, это знаете лучше, чем кто-либо другой.

– Ничего я такого не знаю. И на сей раз решил привести свидетеля.

Нет, я не знал, что он жулик, но я уже давно усвоил, что любой человек, который пытается избежать присутствия свидетелей, вряд ли может быть причислен к лику достойных. Поэтому ЦАП всегда действует при свидетелях и всегда держится в рамках законности. Так, знаете ли, дешевле обходится.

Марга села. Я уселся рядом. Когда мы вошли, Крумпакер вскочил, да так и остался стоять. Его губы нервно подергивались.

– Тогда мне придется известить федерального прокурора.

– Давай-давай, – согласился я. – Подними трубочку телефона и позвони ему. А еще лучше нам обоим посетить его лично. Давай расскажем ему обо всем. При свидетелях. Давай соберем представителей прессы. То есть всю местную прессу, а не только ваших прикормленных шавок.

(Что мне было известно? Да ничего. Но уж если блефовать, то по-крупному. Внутри меня пробирала дрожь. Этот подонок мог развернуться и броситься в драку, как загнанная в угол мышь. Взбесившаяся мышь.)

– Вот я сейчас…

– Валяй-валяй! Назовем все имена и расскажем, кто и чем занимался и кто получал денежки. Я готов сделать достоянием гласности все… прежде чем мне в суп подсыплют цианид.

– Не смей так говорить!

– А кто имеет на это большее право, чем я? Кто столкнул меня за борт? Кто?

– И чего ты на меня уставился?!

– Нет, Сэмми, ты этого не делал, ведь тебя там не было. Зато это вполне мог сделать какой-нибудь твой крестничек. А? – Я изобразил самую широкую и самую дружелюбную улыбку из своего арсенала. – Шучу, Сэм. Ведь ты, мой старый друг, вряд ли пожелаешь мне смерти. Лучше объясни мне кое-что и помоги выкрутиться из этой истории. Сэм, знаешь, как хреново ни с того ни с сего застрять на другом конце света… Так за тобой должок. – (Нет, я по-прежнему ничего не знал… ничего, кроме очевидного факта, что передо мной – тип с нечистой совестью, на которого надо давить посильнее.)

– Алек, ты только не торопись.

– А я и не тороплюсь. Но мне нужны объяснения. И деньги.

– Алек, честное слово, мне известно лишь то, что этот дурацкий пароход пришел в Портленд, а тебя на борту не было. И мне пришлось тащиться в чертов Орегон, чтобы засвидетельствовать вскрытие твоего переносного сейфа, в котором обнаружилась жалкая сотня тысяч. Все остальное испарилось. Кто взял деньги, Алек? Кто тебя прищучил?

Он пристально вглядывался мне в лицо; надеюсь, что на нем ничего не отразилось. И все же он меня ошарашил. Правду ли он говорит? Этот пройдоха соврет – глазом не моргнет. Может, мой друг-казначей в одиночку или в сговоре с капитаном разграбили ячейку?

В качестве рабочей гипотезы всегда следует выбирать простейшее объяснение. Этот тип казался мне более способным на ложь, чем казначей – на воровство. И было похоже… нет, без капитана казначей не осмелился бы вскрыть сейф пропавшего пассажира. Если эти два судовых офицера, рискуя карьерой и репутацией, решились на кражу, то почему в сейфе осталось сто тысяч долларов? Почему его не опустошили? Почему не притворились, что им, как оно в сущности и было, совершенно ничего не известно о содержимом сейфа? Нет. Тут что-то не то.