– Я просто ничего не понимаю. Мне это все внове. Вот что означают эти вычеты? Например, вот этот – «адм.»?
– Это означает «административный сбор», но не спрашивай меня, почему ты должен его платить, поскольку я вынужден вести всю бухгалтерию и, конечно, никаких гонораров за это не получаю.
Я попробовал сверить другие вычеты с пояснениями, напечатанными мельчайшим шрифтом на карточке. Выяснилось, что «соц. стр.» означает «социальное страхование». Не далее как сегодня утром юная леди мне о нем говорила, и я ей тогда ответил, что, хоть и не сомневаюсь в великолепии самой идеи, подпишусь под ней чуть попозже – сейчас у меня слишком мало денег. «Мед. стр.», «больн. стр.» и «дант. стр.» было нетрудно разгадать, но сейчас я не мог позволить себе и эту роскошь. А вот что такое «ПЛ-217»? Мелкий шрифт содержал лишь ссылку на дату и страницу в «гос. реестр.». А что это еще за «мин. обр.» и «ЮНЕСКО»?
И что такое «подоходный налог»?
– Все равно ничего не понимаю. Слишком ново для меня.
– Алек, ты не один такой непонятливый. Но почему ты говоришь, что это ново для тебя? Так было заведено еще до твоего рождения… Во всяком случае, уже при жизни твоего папаши и даже деда.
– Извините. А что такое подоходный налог?
Он так и выпучил глаза:
– А ты уверен, что тебе не надо обратиться в дурдом?
– А что такое дурдом?
Он вздохнул:
– Похоже, мне нужно туда обратиться. Слушай, Алек, забирай все это и ругайся насчет вычетов с властями, а не со мной. Ты говоришь так искренне, – наверное, тебя и впрямь переклинило после масатланского землетрясения. А я пойду домой и приму успокоительное. Давай бери свой чек.
– Ладно. Только не знаю никого, кто бы заплатил мне по чеку.
– Нет проблем. Сделай передаточную надпись на обороте, и я выплачу тебе наличные. А корешок оставь себе, потому что федеральная налоговая служба потребует все корешки чеков и проверит все вычеты, прежде чем оформит возврат налоговой переплаты.
Этого я тоже не понял, но корешок спрятал.
Невзирая на такое вопиющее безобразие – половина моего заработка испарялась до того, как мне его выдавали, – наше положение с каждым днем улучшалось. Мы с Маргретой в совокупности зарабатывали более четырехсот долларов в неделю, которых хватало не только на хлеб насущный, но и на покупку одежды и других столь же необходимых вещей. Теоретически Маргрета получала столько же, сколько повариха, которую она заменила, то есть двадцать два доллара в час при двадцатичетырехчасовой рабочей неделе, или пятьсот двадцать восемь долларов в неделю.
Фактически же с нее удерживали столько же, сколько с меня, поэтому на руки она получала лишь двести девяносто долларов в неделю. Но это тоже в теории, так как пятьдесят четыре доллара вычитали за жилье. По-божески, подумал я, когда узнал, каковы тут цены на квартиры. Нет, это было более чем приемлемо. Затем с нас брали сто пять долларов в неделю за еду. Брат Маккоу сначала назначил сто сорок долларов и даже предлагал показать бухгалтерские книги в доказательство того, что миссис Оуэнс (постоянная кухарка) платила именно столько, то есть десять долларов в день, а потому нам вдвоем следует вносить сто сорок долларов.
Я согласился, что это справедливо (поскольку видел цены в меню «Гриль Рона»), но лишь в теории, поскольку обедал я на рабочем месте. В общем, мы сошлись на десяти долларах в день для Маргреты и половине этой суммы для меня.
Итак, из пятисот двадцати восьми долларов в неделю Маргрете оставался сто тридцать один.
Хорошо еще, что она получала деньги регулярно, ведь подобно многим другим церквям Армия спасения не только перебивалась с хлеба на воду, но иногда и хлеба-то не хватало.
И все-таки нам было неплохо и с каждой неделей становилось все лучше. Уже в конце первой недели мы купили Маргрете новые туфли – отличного качества, очень красивые – всего за двести семьдесят девять долларов и девяносто центов на распродаже в универмаге «Джей-Си Пенни», раньше стоившие триста пятьдесят долларов.
Конечно, она подняла шум из-за того, что новую обувь покупают первой ей, а не мне. Но я сказал, что на мои ботинки уже скоплено более ста долларов и что лучше припрятать деньги до следующей недели так, чтоб у меня не возник соблазн пустить их на ветер. Она серьезно обдумала мое предложение и согласилась.
Итак, в следующий понедельник мы купили башмаки мне, и гораздо дешевле, в магазине по продаже армейских излишков, – хорошие, крепкие, удобные, которые наверняка переживут любую обувь, купленную в обычном обувном магазине. (О выходных туфлях буду думать после того, как мы решим остальные проблемы. Чтобы выработать правильную шкалу ценностей, нет ничего лучше, чем побыть некоторое время нищим и босым.) Потом мы отправились в магазин благотворительной организации «Гудвилл», где приобрели платье и летний костюм для Маргреты и парусиновые штаны для меня.
Маргрета хотела купить мне еще что-нибудь из одежды – у нас оставалось еще долларов шестьдесят, – но я запретил.
– Ну почему нет, Алек? Тебе нужна одежда ничуть не меньше, чем мне, а мы взяли да истратили почти все заработанные тобой деньги на меня. Это несправедливо.
– Мы истратили их на то, что было нужно в первую очередь, – ответил я. – На следующей неделе, если миссис Оуэнс вернется, ты окажешься без работы и нам надо будет переезжать. Да и вообще, засиделись мы здесь. Так что давай лучше потратим эти деньги на автобусные билеты.
– А куда мы поедем, дорогой?
– В Канзас. Этот мир одинаково чужд нам обоим. Правда, в каком-то смысле он все же знаком – тот же язык, та же география и отчасти та же история. Здесь я всего лишь мойщик посуды, который слишком мало зарабатывает и не в состоянии обеспечить свою жену всем необходимым. По-моему, Канзас – здешний Канзас – все же больше похож на Канзас, в котором я родился, так что там мне будет легче устроиться.
– Куда ты пойдешь, туда и я пойду.
Миссия находилась в миле от «Гриля Рона». Вместо того чтобы в обеденный перерыв, с четырех до шести, уходить домой, я обычно проводил свободное время в местном отделении общественной библиотеки, стремясь поскорее адаптироваться к новым условиям. Библиотека и газеты, которые посетители иногда оставляли на столиках ресторана, были главными источниками моего переобучения.
В этом мире мистер Уильям Дженнингс Брайан действительно занимал пост президента, и его благотворное влияние удержало нас от участия в Великой европейской войне. Затем он предложил свои услуги для проведения мирных переговоров. Договор, подписанный в Филадельфии, более или менее возвратил Европу к тому положению, в котором она находилась до тысяча девятьсот тринадцатого года.
Ни одного из президентов после Брайана, известных мне по истории моего мира, а Маргрете – по ее истории, я не встретил. Зато у меня буквально закружилась голова, когда я наткнулся на имя и титул нынешнего президента: Его Высокохристианское Величество Иоанн Эдуард Второй, Наследный Президент Соединенных Штатов и Канады, Герцог Хианниспортский, Граф Квебекский, Защитник Веры, Покровитель Неимущих, Главный Маршал Сил Мира.
Я внимательно изучил фотографию, на которой он закладывает краеугольный камень в основание какого-то здания в Альберте. Наследный президент был высок, широкоплеч, банально красив и статен; ордена на его парадном мундире могли служить надежной защитой от воспаления легких. Я внимательно рассмотрел его лицо и решил, что у такого прохвоста не стал бы покупать даже подержанный автомобиль.
Но чем больше я думал об этом, тем более логичной представлялась мне вся ситуация. Американцы, более двух с четвертью столетий будучи самостоятельной нацией, должно быть, истосковались по монархии, иго которой когда-то сбросили. При любой возможности они заискивали перед европейскими монархами. Богатейшие граждане нашей страны выдавали своих дочерей за любых аристократов, даже за грузинских князей, а князем в Грузии считается крестьянин, владеющий самой большой кучей навоза во всей округе.
