Так гласит Слово Господне.
И для меня оно звучало как голос рока. Не дано мне привести Маргрету обратно к Богу, ибо глас Его может раздаться в любой день.
Что же делать? Что же делать?
Для смертного, встретившегося с неразрешимой проблемой, есть только один путь – с молитвой обратиться к Господу.
Так я и сделал; так и поступал день за днем. Молитвы никогда не остаются без ответа. Надо лишь суметь его понять… да и оказаться он может совсем не таким, какого вы ожидаете.
А между тем следовало отдавать кесарю кесарево. Конечно, я стал работать шесть дней в неделю, а не пять (тридцать одна тысяча двести долларов в год!), поскольку каждый шекель был на счету. Ведь Маргрете буквально нечего надеть! И мне тоже. Особенно нужна обувь. Та обувь, которую мы носили, когда грянуло землетрясение в Масатлане, была хороша… для масатланских крестьян. Увы, мы сносили ее до дыр, два дня раскапывая развалины, да и с тех пор таскали ее, можно сказать, не снимая. Теперь наша обувь годилась разве что для мусорного ящика. Итак, нам необходимы туфли – по меньшей мере две пары каждому: одна – для работы, другая – для воскресных собраний.
Да мало ли еще что! Я не знаю точно, что нужно женщине, но определенно гораздо больше, чем мужчине. Приходилось насильно вручать Маргрете деньги и всячески поощрять ее траты на предметы первой необходимости. Сам я вполне обходился парой ботинок и парусиновыми штанами (свой единственный выходной костюм я берег). Тем не менее пришлось купить бритву и даже подстричься в парикмахерском училище около миссии, где стрижка стоила всего два доллара, если вы готовы подставить голову совершенно неопытному мальчишке. Я рискнул. Маргрета взглянула на результат и мягко сказала, что наверняка могла бы сделать не хуже, что сэкономило бы нам два доллара. Она взяла ножницы и подравняла те места, где бездарный подмастерье обкорнал меня особенно жутко… С тех пор я больше не тратил денег на парикмахерскую.
Однако сэкономленные два доллара отнюдь не компенсировали нам куда более крупные потери. Нанимаясь к мистеру Каугерлу, я, честно говоря, полагал, что буду получать сто долларов в конце каждого рабочего дня.
Вот только платил он мне гораздо меньше, но это не значит, что меня обжулили. Сейчас я вам все объясню.
В первый день, закончив работу, я чувствовал себя усталым, но счастливым. То есть счастливее, чем все это время после землетрясения: счастье – понятие относительное. Уходя, я остановился у конторки кассира, где мистер Каугерл проверял счета, так как «Гриль Рона» уже закрывался. Хозяин взглянул на меня:
– Ну как дела, Алек?
– Отлично, сэр.
– Люк сказал, что ты неплохой работник.
Люк, огромный негр, был главным поваром и моим номинальным начальником. По правде говоря, он за мной не присматривал, а лишь показал, где что лежит, и убедился, что я знаю свои обязанности.
– Приятно слышать. Люк – отличный повар.
Обед, он же завтрак, я съел в четыре часа пополудни – одноразовая кормежка была единственным дополнением к моей минимальной зарплате, – и к концу дня мой желудок о еде давно позабыл. Люк объяснил, что поденщики могут заказывать из меню что угодно, кроме бифштексов и отбивных, и что сегодня я могу получить на второе рагу или кусок мясного рулета.
Я выбрал мясной рулет, так как на кухне пахло хорошо и выглядела она чистой. По мясному рулету о поваре можно судить даже лучше, чем по его бифштексам. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы расправиться со своей порцией, даже без кетчупа.
Люк отрезал мне щедрый кусок вишневого пирога, а потом добавил еще черпачок ванильного мороженого, которого я не просил, поскольку и то и другое не полагалось.
– Люк редко хвалит белых, – продолжал мой хозяин, – и никогда – чиканос. Так что ты наверняка работал хорошо.
– Надеюсь.
Во мне понемногу вскипало раздражение. Все мы дети Господа, но впервые в жизни о моей работе судил какой-то негр. Я хотел, чтоб мне заплатили за работу, потому что спешил домой, к Маргрете… то есть в миссию Армии спасения.
Мистер Каугерл сложил руки на животе и покрутил большими пальцами:
– Хочешь, чтоб я тебе заплатил, да?
Я сдержанно ответил:
– Да, сэр.
– Алек, с мойщиками посуды я предпочитаю расплачиваться раз в неделю.
Заметив мою растерянность, он продолжил:
– Пойми меня правильно. Ты на почасовой оплате, так что, если хочешь, я буду платить тебе в конце каждого дня…
– Да, хочу. Мне очень нужны деньги.
– Не перебивай. Так вот, я предпочитаю платить мойщикам посуды раз в неделю, а не каждый день, потому что часто, получив деньги в конце смены, поденщик бежит в ближайшую лавку, покупает галлон дешевого мускателя, после чего дня два не выходит на работу. Я его увольняю, а он злится и готов жаловаться в комиссию по труду. Самое смешное, что приходится брать его на работу еще на один день, так как бродяга, которого я нанял на место первого, поступает точно так же, как его предшественник. С чиканос такое случается реже: они откладывают деньги, чтобы отсылать в Мексику. Но ни один чикано не наводит в подсобке той чистоты, которой требует Люк… а Люк для меня важнее какого-то мойщика посуды. Негры… Люк разбирается в черномазых, знает, из кого выйдет толк… они работники всяко лучше белых. Одна беда – негры хотят расти по службе… и если я не возведу их в ранг помощника буфетчика или поваренка, они тут же уходят туда, где им это пообещают. Так что проблема с мойщиками не решается. Если мойщик работает целую неделю – я уже в выигрыше. Если две – я ликую. Как-то раз мойщик продержался целый месяц. Но такое счастье может выпасть лишь раз в жизни.
– Я вам гарантирую его на целых три недели, – сказал я. – А теперь – могу я получить свои деньги?
– Погоди. Если ты согласишься получать зарплату раз в неделю, я накину доллар к твоей почасовой ставке. Это на целых сорок долларов в неделю больше. Что скажешь?
(Нет, это больше на сорок восемь долларов, подумал я. Почти тридцать четыре тысячи в год за мытье тарелок! Ого!)
– Это на сорок восемь долларов больше, – ответил я, – а не на сорок. Ведь я собираюсь работать шесть дней в неделю. Мне очень нужны деньги.
– О’кей. Значит, я буду платить тебе раз в неделю.
– Минутку. Не можем ли мы начать работать по этой системе с завтрашнего дня? Сегодня мне деньги просто необходимы. У меня и у жены нет ничего. Абсолютно ничего. У меня только та одежда, что на мне, и ничего больше. То же самое у жены. Я-то могу потерпеть еще несколько дней, но есть вещи, без которых женщина обойтись не может.
Он пожал плечами:
– Как хочешь. Но тогда сегодня ты не получишь премиального доллара за час. А если завтра опоздаешь хоть на минуту, я буду считать, что ты проспал, и снова вывешу на окно объявление.
– Я не алкаш, мистер Каугерл.
– Посмотрим. – Он повернулся к кассовому аппарату и что-то сыграл на его клавиатуре. Не знаю, что именно, так как в таких аппаратах ничего не смыслю. Это счетная машина, но она не похожа на нумератор Бэббиджа. У нее клавиши как у пишущей машинки. А наверху окошечко, где, как по волшебству, появляются буквы и цифры.
Машина застрекотала, зазвенела, потом мистер Каугерл вынул из нее карточку и подал мне:
– Вот, пожалуйста.
Это была картонка около трех дюймов в ширину и семи в длину, со множеством маленьких дырочек и надписью, гласившей, что это чек в Ногалесский коммерческий и сберегательный банк, которым «Гриль Рона» поручает выплатить Алеку Л. Грэхему… Думаете, сто долларов? А вот и нет!
Пятьдесят один доллар и двадцать семь центов.
– Что-то не так? – спросил Каугерл.
– Хм… Я ожидал получить по двенадцать пятьдесят за час.
– Именно столько я тебе и заплатил. Восемь часов по минимальной ставке. Вычеты можешь проверить сам. Это, знаешь ли, не я рассчитывал, это машина Ай-би-эм образца тысяча девятьсот девяностого года, и считает она по программе «Кассир плюс», разработанной все той же Ай-би-эм. Фирма Ай-би-эм готова выплатить десять тысяч долларов любому работнику, если он докажет, что эта модель и эта программа сделали хоть малейшую ошибку при расчете заработной платы. Вот посмотри-ка. Общий заработок сто долларов. Далее перечислены все вычеты. Сложи их. Вычти из общей суммы. Сверь с распечаткой. Но никаких претензий ко мне. Эти законы не я сочинил – мне они противны еще больше, чем тебе. Ты пойми, каждый посудомой, который сюда нанимается – будь он мокроспинник или гражданин этой страны, – мечтает, чтоб я платил ему наличными, без вычетов. А ты знаешь, на сколько меня оштрафуют, если поймают? А что будет, если меня застукают во второй раз? И нечего так кисло на меня смотреть… иди и разговаривай с властями.
