Андре замолчал. Он опять набил табаком свою трубку и закурил, выпуская из носа облака дыма.
Луис Альберто молчал и обдумывал слова матроса. Он совсем не ожидал услышать то, что услышал сейчас.
– Если мне когда-нибудь попадётся в руки этот человек, – сказал он, наконец, – я его убью, задушу собственными руками, у меня даже сердце не дрогнет. Этот негодяй обязательно поплатится мне за то, что он натворил.
Андре тяжело вздохнул и сказал:
–Я не думаю, что вы сможете пойти на такое страшное дело, на такой грех, как убийство. Я уверяю вас, что лишить человека жизни не так просто, как вам это кажется. Когда вы успокоитесь, остынете, вы сами поймёте, что не сможете этого сделать.
– Я не знаю, что будет, когда я успокоюсь, – перебил его Луис Альберто. – Но попадись он мне сейчас, у меня бы даже рука не дрогнула.
Андре посмотрел на часы и воскликнул:
– Ух, ты, как я опаздываю! Мне уже давно пора на вахту, а я тут разболтался с вами. Прошу меня простить, но мне нужно идти и принимать наряд.
– Конечно, конечно, я совсем вас не держу! – воскликнул Луис Альберто. – Если вам надо, то непременно идите.
Андре встал, пожал Луису Альберто руку и куда-то быстро убежал, оставив за собой приятный запах трубочного табака.
Луис Альберто посидел ещё немного, потом встал и пошёл в каюту, чтобы посмотреть, не случилось ли чего с его маленькой дочкой, которую он не видел уже около часа.
Девочка спала, и он обрадовался, что она не проснулась в его отсутствие и не испугалась. Он подошёл к ней, посмотрел, как она забавно чмокает губками во сне, и пошёл готовить ей еду.
Неожиданно в каюту тихо постучали.
– Кто там? Входите! – сказал он, разбавляя смесь для грудных детей, которой он кормил дочку.
Он услышал, как дверь открылась и кто-то вошёл. Луис Альберто обернулся и замер.
Перед ним стояла Марианна. Она смотрела в его глаза и улыбалась. В её руке была какая-то бутылочка.
– Здравствуйте, господин Петер, – сказала она робко. – Я пришла потому, что забыла передать вам вот это.
Она поставила бутылочку на стол.
Луис Альберто не знал, куда деваться от смущения и растерянности. Он помолчал немного и сказал:
– Мне, право, неловко, что вы так заботитесь о моей Анне. Я очень благодарен вам, но прошу больше не делать этого. У меня нет никаких проблем с кормлением малышки, я прекрасно справляюсь со всем, так что ваши опасения излишни. А мне просто неудобно брать у вас такие подарки, пусть даже они предназначаются не мне, а моей дочери.
– Ну, раз уж я это купила, то вам придётся всё от меня принять, – ответила женщина и улыбнулась. – Не могу же я съесть это всё сама?!
Луису Альберто было не по себе. В нём сейчас боролись два человека. Первый готов был броситься в ноги к этой женщине, его жене, и целовать их без устали. Но второй удерживал его, говоря, что он не имеет права делать этого, потому что только причинит боль Марианне.
– А что это вы делаете? – спросила Марианна, посмотрев на бутылочку со смесью.
– Я готовлю еду для моей дочки, – ответил Луис Альберто и принялся переливать смесь.
– Я помогу вам, – сказала она и взяла бутылочку из его рук. При этом пальцы их соприкоснулись, и он чуть не вздрогнул.
Марианна попробовала приготовленную смесь на вкус и воскликнула удивлённо:
– И вы её этим кормите?!
– Да, а что? – испугался Луис Альберто.
– Да то, что она очень жидкая. Смесь должна быть, по крайней мере, в полтора раза гуще, чем вы приготовили.
– Но в инструкции написано…
– Мало ли, что написано в инструкции, – заволновалась женщина. – Если вы хотите, чтобы ваша девочка не выросла слабой и немощной, вы должны давать ей больше. И советую постепенно добавлять в рацион фруктовые соки, которые я вам прислала. Тогда у неё не будет недостатка в витаминах.
Вылив смесь в раковину, Марианна приготовила новую и подогрела её под горячей водой. Приложив бутылочку к щеке, как это делают все женщины, она уже хотела протянуть её Луису Альберто, но вдруг сказала:
– Господин Петер, а вы не разрешите мне покормить Анну? Я буду очень осторожна.
Луис Альберто покраснел. Ему было приятно, что Марианна так заботится об Анне, но он боялся, что эта забота перерастёт в любовь к девочке, а этого он вовсе не хотел. Однако, посмотрев в умоляющие глаза женщины, не смог ей отказать:
– Ну, уж если вы приготовили ей еду, то так и быть, можете покормить её сами.
Услышав ответ, Марианна улыбнулась от радости. Она подошла к девочке, которая уже проснулась и смотрела на неё большими карими глазами, и осторожно достала её из кроватки. Она дала малышке соску, и та принялась пить молоко, причмокивая и сопя.
– Вот видите, как ей нравится, – сказала женщина, счастливо, улыбаясь. – Значит, я была права.
Луис Альберто не знал, куда себя девать от желания тут же раскрыться перед Марианной. Он не мог смотреть ей в глаза и поэтому отвёл взгляд.
– Наверное, вы правы, – сказал он тихо, – мужчине трудно знать, что нужно маленькому ребёнку. Большое спасибо за то, что вы подсказали мне, как её кормить.
– Если вы не против, – предложила Марианна, – я буду приходить и помогать вам.
– Нет, не нужно! – испуганно воскликнул Луис Альберто. – Мне не хотелось бы, чтобы вы делали это.
– Но почему? – спросила Марианна упавшим голосом.
– Потому, – ответил он, стараясь говорить как можно мягче, – что мне пора самому учиться делать это. А если мне постоянно будет кто-то помогать, я никогда не научусь.
Марианна тяжело вздохнула, но не стала спорить с этим человеком, который был так сильно похож на её мужа, что в его присутствии она чувствовала себя даже как-то неловко.
Покормив девочку, она аккуратно положила её обратно в кроватку и нерешительно посмотрела на отца ребёнка.
– Большое вам спасибо, – сказал Луис Альберто, опустив глаза и стараясь не смотреть на неё.
– Не за что, – ответила Марианна и, медленно проходя мимо него в надежде, что он её остановит, вышла из каюты.
Но Луис Альберто не сделал этого, хоть и очень хотел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
«Санта Роза» стремительно приближалась к Мексике. Уже ясно были видны её берега. О-о, страшные, радостные, неповторимые минуты!…
Буря бушевала в душе Марианны. Она всматривалась вдаль, и ей казалось, что сердце её вот-вот разорвётся или выпрыгнет из груди. Слёзы радости и страха, нетерпения и надежды душили её, лились, обжигая, по лицу… Бедняжка вся дрожала от желания скорей, скорей ступить на родную землю, которая приближалась, – она уже видела и различала до боли знакомые контуры огромного порта Ирапуато! Её охватывала то безудержная радость от близости родного дома, родного неба, всего, что было так дорого и любимо и что, казалось, было потеряно навсегда, то вдруг столь же сильная боль пронзала её всю, её кидало в жар при мысли о потерях и утратах, о всём том бесценном и неповторимом, что ушло навеки, кануло в прошлое. Эти изматывающие чувства и мысли обострялись, причиняя жуткую боль, по мере приближения к своим, родным, таким желанным и долгожданным берегам.
Чем ближе подходил к Мексике огромный океанический лайнер – эта роскошная громада, – тем больше непередаваемая радость побеждала все остальные чувства. Всё внутри её кричало: «Туда! Туда!…» Она была уже не в силах сидеть или стоять спокойно, она то металась из каюты на палубу, напрягаясь и дрожа от нетерпения, смотрела в бинокль, ей вдруг казалось, что лайнер остановился и не двигается, то перехватывало дыхание оттого, что он движется слишком медленно.
Те волнующие минуты, когда «Санта Роза» входила в порт и пришвартовывалась к берегу, были для Марианны столь мучительны, что она почти не осознавала, что делала и что говорила. И когда к ней подошёл Петер со своим младенцем на руках и стал прощаться, она отвечала механически, не слыша и не понимая того, что он говорит. Но и в этом состоянии горячечного нетерпения она при виде Петера, при звуках его голоса не могла отделаться от мучительного чувства, что это Луис Альберто. Марианна поспешила закончить этот тягостный для неё процесс прощания, чтобы перестать слышать этот ужасающе знакомый голос, не видеть его жестов, манеры держаться, походки, всего того, что так ранило её и так напоминало погибшего мужа. Понимая, что мёртвые из гроба не восстают, она относила ощущение того, что это Луис, за счёт своего нервного состояния и с холодком в душе думала, что ей придётся показываться психиатру. Видеть Луиса в чужом человеке было признаком душевной болезни, и Марианна, имея уже некоторый опыт в медицине, знала, что с этим шутить нельзя.