В истории американского флота встречается по крайней мере лишь один эпизод крушения башни, но не от прямого попадания вражеского снаряда, а вследствие шторма, это случилось в 1918 году. Башня превратилась в груду металла, но это исключительный случай, поэтому на линейных кораблях сетчатые башни успешно стояли более тридцати лет, до середины Второй мировой войны, именно с них и осуществлялось управление артиллерийским огнем. Это очень большой срок для неспокойного XX века, когда войны на океанских просторах по своему накалу не уступали сражениям на суше. Дальнейшее развитие системы управления огнем, применение все более точных приборов предъявляло иные новые требования к условиям их эксплуатации в военное время. Вибрация башен на полном ходу корабля препятствовала точной работе оборудования. В итоге все же в 1942 году башни заменили треногами из толстых труб.
А в истории шуховские башни так и остались американскими. В воспоминаниях академика-кораблестроителя Алексея Николаевича Крылова о его поездке в 1920-х годах во Францию находим следующее подтверждение повсеместного распространения шуховских башен и странной забывчивости их происхождения: «Следующий корабль был линкор «Генерал Алексеев», первоначально «Император Александр Ш». Я прежде всего обратил внимание… на силуэт корабля: четыре башни, все в одном уровне, две боковые рубки и две трубы, две мачты американского образца (точнее, образца Шухова, впервые предложившего гораздо раньше такую конструкцию) с наблюдательными постами, и больше ничего, тогда как на французских линейных кораблях были выстроены целые замки и минареты»{159}.
Еще одно применение нашли шуховские башни в области пожаротушения, но почему-то только в Нижегородской области, по крайней мере нигде больше их следы пока обнаружить не удалось. В отличие от водонапорных башен Шухова, пожарные вышки венчались не резервуарами с водой, а крытыми площадками с поручнями, где постоянно находились дежурные, обозревавшие окрестности на предмет выявления очага пожара. На площадку вела металлическая лестница. Каланча использовалась и для сигналов, которые подавались с нее путем вывешивания шаров, электрических фонарей и флагов, свидетельствовавших о силе пожара. Первая башня в Сормове выросла в 1910 году, по документам ее высота достигала 26 метров со шпилем, колец в ней было восемь, не считая нижнего (диаметр 5,5 метра) и верхнего (диаметр 2 метра). Вес ее достигал 285 пудов. На сегодня остались две из четырех пожарных башен, располагавшихся ранее в Балахнинском уезде, — одна башня стоит в Сормове (улица КИМа, 86), другая в поселке Ляхово{160}.
Сам факт наличия даже двух пожарных башен Шухова, не попавших на переплавку, уже имеет большое историческое значение, делая их выявленными объектами культурного наследия. Башня в Сормове имеет высоту 20 метров, десять горизонтальных колец (от пяти до двух метров диаметром) и 32 вертикальных стержня, но сильно повреждена коррозией. Что же касается второй башни, в Ляхове, примечательно, что она была обнаружена энтузиастами в 2008 году (!) и неплохо сохранилась, ее высота около 14 метров, вертикальных стержней в ней 24, горизонтальных колец 7, а диаметр опорного кольца превышает 3 метра. Она прекрасно смотрится среди бурьяна и бездорожья, образуя некий фантастический ландшафт и являясь удобным насестом для галок и ворон.
К сожалению, использование огромного потенциала шуховских гиперболоидов в пожарных депо и на кораблях российского военно-морского флота не стало еще одним хлебным направлением индустриальной деятельности конторы Бари. Но и без этого работы хватало, ибо помимо башни и маяка, без устали тиражируемых в рекламе конторы, была и еще одна интересная область — проектирование металлургических заводов и наполняющего их оборудования, как то: дымовая труба, доменная печь и т. п. Трудно найти такой металлургический завод Российской империи, в строительстве которого не поучаствовал Владимир Григорьевич Шухов. Он и здесь изобрел невиданную ранее конструкцию.
Речь идет о так называемом покрытии двоякой кривизны, спроектированном для плавильного цеха Нижневыксунского чугуноплавильного завода в Нижегородской губернии в 1897 году{161}. Это крупнейшее «железоделательное» предприятие было основано еще при Елизавете Петровне в 1757 году братьями Андреем и Иваном Баташевыми. Чугун из Выксы прославил это некогда малоизвестное село на весь мир. Не было такой международной ярмарки, где завод не удостоился бы высшей награды, будь то Париж или Москва, Лейпциг или Нижний Новгород. Из выксунского чугуна даже московский Большой театр делали. «Он мягок и имеет вместе с тем необыкновенную упругость, какой по своим путешествиям не замечал ни на одном заводе, как России, так и Швеции, Англии и США. Общие свойства чугуна — твердость, хрупкость, ломкость, но здешний гибок, как пружина, и крепок в соединении частей своих. Доказательством служит Петровский театр в Москве, где ложи висят на кронштейнах или на пальцах из сего чугуна», — сообщает историк Павел Петрович Свиньин.
Правда, через сто лет после своего основания завод почему-то обанкротился, а перейдя под управление английских бизнесменов, совсем развалился. И лишь благодаря немецкому управляющему А. Лессингу в Выксе вновь возродилось металлургическое производство к концу XIX века. Вот чем, собственно говоря, и было вызвано участие Шухова в модернизации чугуноплавильного цеха. Впоследствии с началом Первой мировой войны завод у немца отобрали как у подданного вражеского государства. Но крыша Шухова никуда не делась.
Это сетчатое покрытие еще называют парусообразным — настолько легким и тонким оно выглядит. Прямоугольный по форме цех Шухов накрыл пятью поперечными огромными сводами, не имеющими внутренних опор. Металлическая паутина из однотипных стержней-уголков словно вздымается над громадным цехом — такое складывалось впечатление у тех, кто увидел цех металлургического завода после окончания строительных работ в 1898 году. Кажется, что пространство помещения еще больше и не ограничено его периметром (75 х 38,5 метра) и жестким каркасом. Согласно расчетам Шухова, нагрузку столь масштабного перекрытия несли трехшарнирные арки с шагом 15 метров. Это было очень символично — состоявший из металлопроката сетчатый свод парил над цехом, где выплавлялся металл.
Мало того что это было красиво — покрытие двоякой кривизны обладало еще и неоспоримым условием, позволявшим восхищаться гением изобретателя, — существенной экономией металла по сравнению со стропильным перекрытием, на 30–40 процентов. Высокая эргономичность цеха, хорошая освещенность обеспечивались и за счет стен здания, превращенных в стеклянные витражи. Это было принципиально новое слово и в строительстве, и в промышленной архитектуре. В Европе подобные конструкции стали сооружать лишь через десятки лет. Немало тонн металла вышло из этого цеха, ныне производства в нем давно уже нет. В настоящее время шуховский пролет — так его там называют, несмотря на коррозию, еще живет, но требует пристального внимания специалистов.
На территории современного Выксунского металлургического завода имеется еще одна шуховская конструкция — гиперболоид высотой 40 метров, состоящий из пятидесяти стержней, пересекающих два десятка колец (верхнее — диаметром 7,4 метра, а нижнее — 4,6 метра). Сердцевину сетчатой водонапорной башни образует, как и положено, металлическая винтовая лестница, идущая к резервуару.
Спасибо Бари — все, что выпускала его контора, он скрупулезно фиксировал и записывал, значительно облегчив инвентаризацию шуховских построек впоследствии. В архивном «Списке железных стропил и зданий, построенных конторой инженера А. В. Бари в 1885–1915 годах» перечислены металлургические заводы Российской империи, в проектировании которых Шухов принял участие. Так же как и в случае с гиперболоидами, лишь простое перечисление городов способно дать представление о бескрайних просторах империи: Нижний Тагил и Кременчуг, Саратов и Сима, Орел и Тамбов, Липецк и Кыштым, Самара и Златоуст, Сима и Лысьва{162} и т. д. И это лишь заводы металлургические, но ведь покрытия Шухова были и на предприятиях самых разных отраслей промышленности. В знак заслуг Шухова перед русской металлургией его удостоили памятным знаком на Петербургской выставке железа в 1903 году. А современные металлурги до сих пор высоко оценивают совершенство шуховских доменных, мартеновских печей и прокатных цехов.
