Марья Антоновна. Я не знаю, маменька, — мне, однако ж, кажется, что у вас нижняя часть лица гораздо лучше, нежели глаза.

Анна Андреевна. Никогда, никогда! Вот этого уж нельзя сказать. Что вздор, то вздор!

Марья Антоновна. Нет, право, маменька; когда вы эдак говорите или сидите в профили, у вас губы все…

Анна Андреевна. Пожалуйста, не толкуй пустяков! Такая, право, несносная! Чтобы она как-нибудь не поспорила… Боже сохрани! Вот что у матери ее хорошие глаза, так ужей и завидно. За этими спорами, за вздорами я заболталась с тобой. А тут того и гляди что он приедет и застанет нас одетыми Бог знает как. (Поспешно уходит; за ней Марья Антоновна.)

⠀⠀ ⠀⠀

Хлестаков и Растаковский, в екатерининском мундире с экселъбантом.

⠀⠀ ⠀⠀

Растаковский. Имею честь рекомендоваться — житель здешнего города, помещик, отставной секунд-майор Растаковский.

Хлестаков. А, прошу покорнейше садиться; очень рад. Я очень хорошо знаком с вашим начальником.

Растаковский (сел). А, так вы изволили знать Задунайского?

Хлестаков. Какого Задунайского?

Растаковский. Графа Румянцева-Задунайского^[409], Петра Алексеевича. Ведь это мой бывший начальник.

Хлестаков. Да… так вы служили уже давно?..

Растаковский. Находился во время осады под Силистрией, в семьсот семьдесят третьем году. Очень жаркое было дело. Турок был вот так, как этот стол перед нами. Я был тогда сержантом, а секунд-майор был в нашем полку — не изволите ли вы знать? — Гвоздев Петр Васильевич.

Хлестаков. Гвоздев? какой это?

Растаковский. Петр Васильевич. Он был по высочайшему повелению покойной Императрицы переведен потом в драгуны.

Хлестаков. Нет, не знаю.

Растаковский. Я так и полагал, что вы не знаете, потому что уж более тридцати лет, как он умер. Вот здесь не далеко, верстах в двадцати от города, осталась его внучка, что вышла замуж за Ивана Васильевича Рогатку.

Хлестаков. За Рогатку? Скажите! Я этого совсем не полагал.

Растаковский. Да-с, Рогатка, Иван Васильевич… Так турок стоял перед нами вот так, как бы этот стол. Зима и снег, и сумятица была такая, как в том году, когда француз подступал под Москву. В нашем полку был тоже секунд-майором Фуктель-Кнабе, немец. Звали его Сихфрид Иванович, но генерал-аншеф тогдашний, Потемкин^[410], велел переименовать. «Ты, говорит, не Сихфрид, а Суп, — так будь ты Супом Ивановичем». И с той поры так и осталось ему имя Суп Иванович. Так этот Суп Иванович и секунд-майор Гвоздев, о котором я говорил, были посланы за фуражом. К ним был прикомандирован я и еще квартирмистр^[411], если изволите знать — Трепакин, Автоном Павлович: он также, я думаю, уже будет лет двадцать пять как умер.

Хлестаков. Трепакин? нет, не знаю. А вот я хотел бы попросить у вас…

Растаковский (не слушая). Видный мужчина: русый волос, золотой эксельбант^[412]. Ловко танцевал польский. Хлопнет, бывало, рукою, и отобьет пару у самого полковника, и как только девушки… хе, хе, хе… У нас бывали тогда палатки; и как только заглянешь к нему в палатку… хе, хе, хе… там уж сидит, и наутро денщик выводит, как будто драгуна, в треугольной шляпе… хе, хе, хе… и портупея^[413] висит, хе, хе, хе…

Хлестаков. Да, это подобная история с моим знакомым, одним чиновником, который очень выгодно служит. Сидит он в халате, закурил трубку, вдруг к нему приходит один мой тоже приятель гвардеец, кавалергардского полку, и говорит… (Останавливается и смотрит между тем пристально в глаза Растаковскому.) Послушайте, однако ж, не можете ли вы мне дать сколько-нибудь взаймы денег? Я в дороге истратился.

Растаковский. Да кто это просил денег: чиновник у гвардейца или гвардеец у чиновника?

Хлестаков. Нет, это я прошу у вас. Видите, чтоб после как-нибудь не позабыть, так лучше теперь.

Растаковский. Так это вам нужны деньги? Как странно! Я думал, что гвардеец при анекдоте-то попросил. Как в разговоре-то иногда случается! Так вам нужны деньги? А я, признаюсь, с своей стороны пришел беспокоить преубедительнейшею просьбою.

Хлестаков. А что, о чем?

Растаковский. Должен получить прибавочного пенсиона, так я просил бы, чтобы замолвили там сенаторам или кому другому.

Хлестаков. Извольте, извольте.

Растаковский. Я сам подавал просьбу, да только, может, не туда, куда следует.

Хлестаков. А как давно вы подавали просьбу?

Растаковский. Да если сказать правду, не так и давно — в тысяча восемьсот первом году; да вот уж тридцать лет нет никакой резолюции. Я послал чрез Сосулькина Ивана Петровича, который ехал тогда в Петербург; да он-то не слишком надежный человек. Так статься может, что просьбу отнес-то не туды, куды следует. А оно, правда, уже немного и ждать остается: тридцать лет прошло — стало быть, теперь скоро дело решится.

Хлестаков. Да, натурально, теперь решат скоро; а впрочем, я тоже с своей стороны… хорошо, хорошо.

Женитьба^*

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

_{В оформлении текста использованы иллюстрации Давида Александровича Дубинского к пьесе}

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Агафья Тихоновна, купеческая дочь, невеста.

Арина Пантелеймоновна, тетка.

Фекла Ивановна, сваха.

Подколесин, служащий, надворный советник.

Кочкарев, друг его.

Яичница^[414], экзекутор.

Анучкин, отставной пехотный офицер.

Жевакин, моряк.

Дуняшка, девочка в доме.

Стариков, гостинодворец.

Степан, слуга Подколесина.

⠀⠀ ⠀⠀

Комната холостяка.

Подколесин один, лежит на диване с трубкой.

⠀⠀ ⠀⠀

Вот как начнешь эдак один на досуге подумывать, так видишь, что наконец точно нужно жениться. Что, в самом деле? Живешь, живешь, да такая наконец скверность становится. Вот опять пропустил мясоед.^[415] А ведь, кажется, все готово, и сваха вот уж три месяца ходит. Право, самому как-то становится совестно. Эй, Степан!

⠀⠀ ⠀⠀

Подколесин, Степан.

⠀⠀ ⠀⠀

Подколесин. Не приходила сваха?

Степан. Никак нет.

Подколесин. А у портного был?

Степан. Был.

Подколесин. Что ж он, шьет фрак?

Степан. Шьет.

Подколесин. И много уже нашил?

Степан. Да, уж довольно. Начал уж петли метать.

Подколесин. Что ты говоришь?