Гоголь приступил к работе над повестью в 1839 г. Дошедшая до нас черновая редакция, в которой герой еще не назван по имени, озаглавлена «Повесть о чиновнике, крадущем шинели». Судьбу Акакия Акакиевича Башмачкина (Акакий (греч.) — незлобивый) исследователи нередко соотносят с житием преподобного Акакия Синайского (см.: Макогоненко Г. П. Гоголь и Пушкин. Л., 1985. С. 318–321; Де Лотто Ч. Лествица «Шинели»//Вопросы философии. М., 1993. № 8). Указывалось также на связь гоголевского героя со св. Акакием из сорока мучеников Севастийских (см.: Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 3. С. 477–478).

Ф. М. Достоевскому приписывают слова: «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”» (см.: Рейсер С. А. «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”» (История одной легенды)//Вопросы лит. М., 1968. № 2; Бочаров С., Манн Ю. «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”» //Вопросы лит. М., 1968. № 6; Рейсер С. А. К истории формулы: «все мы вышли из гоголевской “Шинели”»//Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971; Долотова Л. Достоевский или Турге-нев?//Вопросы лит. М., 1972. № 11).

Впервые напечатано: Современник. 1836. Т. 1.

Повесть написана в 1835 г. и первоначально предназначалась для альманаха, который намеревался издать А. С. Пушкин. Получив повесть от Гоголя, Пушкин писал о ней в первой половине октября 1835 г. П. А. Плетневу: «Спасибо, великое спасибо Гоголю за его “Коляску”, в ней альманах далеко может уехать…» (Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. С. 241).

Сюжет «Коляски» обычно ставят в связь с анекдотом из жизни хорошо известного Гоголю графа М. Ю. Виельгорского, о котором его зять писатель граф В. А. Соллогуб рассказывал: «Он был рассеянности баснословной; однажды, пригласив к себе на огромный обед весь находившийся в го время в Петербурге дипломатический корпус, он совершенно позабыл об этом и отправился обедать в клуб; возвратясь, по обыкновению, очень поздно домой, он узнал о своей оплошности и на другой день отправился, разумеется, извиняться перед своими озадаченными гостями, которые накануне, в звездах и лентах, явились в назначенный час и никого не застали дома. Все знали его рассеянность, все любили его и потому со смехом ему простили; один баварский посланник не мог переварить неумышленной обиды; и с тех пор к Виельгорскому ни ногой» (Соллогуб В. А. Воспоминания. М.; Л., 1931. С. 296–297).

Современная Гоголю критика почти не отметила «Коляску». Откликнулся на ее появление лишь В. Г. Белинский в рецензии на первую книжку «Современника». Указав на достоинства повести, в которой «выразилось все умение г. Гоголя схватывать эти резкие черты общества и уловлять эти оттенки, которые всякий видит каждую минуту около себя и которые доступны только для одного г. Гоголя», критик тем не менее замечал: «Но пьеса все-таки не больше, как шутка…» (Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. С. 490–491).

Н. Г. Чернышевский считал «Коляску» одним из «слабейших» произведений Гоголя.

Со стороны писателей, напротив, можно наблюдать прямо-таки восторженные отзывы о повести. «.. Как непосредственен, как силен Гоголь и какой он художник! — писал А. П. Чехов в начале мая 1889 г. А. С. Суворину. — Одна его “Коляска” стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего» (Чехов А. 17. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма. Т. 3. М., 1976. С. 202). Л. Н. Толстой считал «Коляску» лучшим произведением Гоголя, «верхом совершенства в своем роде» (Толстой Л. Н. О Гоголе//Собр. соч.: В 22 т. Т. 13. М., 1983. С. 327).

Впервые напечатано с подзаголовком «Клочки из записок сумасшедшего» в сб.: Арабески. Разные сочинения Н. Гоголя. СПб., 1835. Ч. 2.

Повесть написана осенью 1834 г., однако замысел ее возник, вероятно, в 1832 или 1833 г. П. В. Анненков вспоминает, как в первый свой приход к Гоголю застал у него «пожилого человека, рассказывавшего о привычках сумасшедших, строгой, почти логической последовательности, замечаемой в развитии нелепых их идей. Гоголь подсел к нему, внимательно слушал его повествование… Большая часть материалов, собранных из рассказов пожилого человека, употреблены были Гоголем потом в “Записках сумасшедшего”» (Анненков П. В. Литературные воспоминания. С. 50–51).

В 1852 г. доктор А. Т. Тарасенков, наблюдавший Гоголя во время его предсмертной болезни, завел разговор с ним о «Записках сумасшедшего»: «Рассказав, что я постоянно наблюдаю психопатов и даже имею их подлинные записки, я пожелал от него узнать, не читал ли он подобных записок прежде, нежели написал это сочинение. Он отвечал: “Читал, но после”. — “Да как же вы так верно приблизились к естественности?” — спросил я его. “Это легко: стоит представить себе”…» (Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. Изд. 2-е. М., 1902. С. 11). По воспоминаниям школьных товарищей Гоголя, он дважды в Нежине искусно притворялся помешанным: один раз — чтобы избежать наказания; другой — чтобы получить свободное время для литературных занятий (см.: Гимназия высших наук и лицей кн. Безбородко. СПб., 1881. С. 198; Гоголь в воспоминаниях современников. С. 43).

Исследователи прослеживают связь «Записок сумасшедшего» с незавершенной комедией Гоголя «Владимир 3-ей степени» («Владимирский крест»). Герой ее — чиновник-честолюбец, мечтающий о получении ордена, по замыслу писателя, должен был сойти с ума и вообразить себя Владимиром 3-ей степени. В рассуждениях Поприщина об «испанских делах» нашли своеобразное преломление действительные исторические события 1833 г.: смерть короля Фердинанда VII и последовавшая за этим борьба за испанский престол, в которой принимали участие заинтересованные иностранные государства, в частности Англия и Франция. События эти подробно освещались в «Северной Пчеле» (в газете был специальный отдел, который так и назывался: «Испанские дела»). Упоминание о том, что «Великий инквизитор… действует… как орудие англичанина», возможно, заключает в себе также намек на одну из высших масонских степеней — великий инквизитор, или, полнее, великий инспектор инквизитор командор (с этой темой связано замечание Поприщина о директоре канцелярии: «…это масон, непременно масон…»).

В сюжете повести, возможно, отразилась история отставного офицера Петра Андреевича Габбе, влюбившегося в 1833 г. в жену генерал-губернатора Новороссийского края князя М. С. Воронцова и вообразившего себя отпрыском русских царей (см.: Козлов С. Л. К генезису «Записок сумасшедшего»//Пятые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига, 1990. С. 12–15).

В переписке собачек, вероятно, нашло отражение содержание писем к Гоголю его сестры Елисаветы, обучавшейся вместе с сестрой Анной в петербургском Патриотическом институте. «Когда брат не бывал с нами, — вспоминала Елизавета Васильевна, — мы часто писали ему, и мои письма всегда были наполнены пустяками: я была в дружбе с собаками и всегда переполняла свои письма рассказами о своих любимицах, передавала ему от них поклоны и прочее» (Быков Н. В. Отрывок из записок Елисаветы Васильевны Быковой, родной сестры Гоголя//Русь. 1885. № 26. С. 6).

В. Г. Белинский назвал «Записки сумасшедшего» «психической историей болезни, изложенной в поэтической форме, удивительной по своей истине и глубокости, достойной кисти Шекспира…» (Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. С. 174).

Впервые напечатано с подзаголовком «Отрывок» в журнале «Москвитянин» (1842. № 3).

Замысел повести восходит к задуманному и начатому Гоголем зимой 1838/39 г. роману «Аннунциата». Описания римских впечатлений появляются в письмах Гоголя к А. С. Данилевскому, М. П. Балабиной и сестрам в 1838 г. М. П. Погодин 10 марта (н. ст.) 1839 г., на второй день по приезде в Рим, записал в своем дорожном дневнике: «Гог<оль> читал Maдон<н>a degli fiori» (РГБ. Ф. 231. Разд. I. К. 39. Ед. хр. 2. Л. 12). (Мадонна degli fiori, или dei fiori — Богоматерь с цветами; название католического изображения Пресвятой Богородицы; ит) 3 декабря 1839 г. А. И. Тургенев, будучи в Петербурге, также записал в дневнике: «…К Валуевым: здесь Жук<овский>, Гогель, Плетнев. Гогель читал… главу из Италии…» (Гиллельсон М. Н. В. Гоголь в дневниках А. И. Тургенева//Русская литература. Л., 1963. Nq 2. С. 139; цитируется с уточнением по автографу: ИРЛИ. Ф. 309. Ед. хр. № 319. Л. 23). Главы «Аннунциаты» Гоголь прочел также в начале февраля 1840 г. в Москве в доме Аксаковых. Т. Н. Грановский писал тогда же Н. В. Станкевичу: «Февраля 20-го. Вчера была среда и чтение у Киреевских… Главное украшение вечера был отрывок из романа, еще не конченного, читанный Гоголем. Чудо. Действие происходит в Риме. Это одно из лучших произведений Гоголя, если только он доведет до конца так же хорошо» (письмо от 12–24 февраля 1840 г.) (Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897. Т. 2. С. 383–384). Весной 1840 г. Грановский сообщал также Я. М. Неверову о Гоголе: «…При мне читал он первую главу романа, взятого из итальянской жизни — Аннунчиата. Талант его еще выше стал» (Там же. С. 401). Напротив, А. И. Тургенев отозвался о чтении Гоголя критически: «21 февраля <1840>… с Сверб<еевой> к Киреевским: там слышал статью Гоголя о римской Аннунцияте: я бы не с этой стороны желал видеть и следить римлян и Рим. Конечно, и в этом много истины, но всеми ли истинами должно заниматься эстетическое чувство? — Устал, уехал» (Гиллельсон М. Н. В. Гоголь в дневниках А. И. Тургенева. С. 139). В 1841 г. во 2-м номере журнала «Москвитянин» (ценз. разр. 31 янв. 1841 г.) появилось сообщение, подписанное профессором русской словесности Ришельевского лицея в Одессе К. П. Зеленецким (возможно, написанное М. П. Погодиным), что у Гоголя «есть несколько готовых повестей: о чиновнике, укравшем шинель, Мадонна dei fiori, и пр.» (Москвитянин. 1841. Nq 2. С. 616). В начале февраля 1842 г. «Рим» был окончен и дважды прочитан автором, сначала — у Аксаковых, затем — на литературном вечере у князя Д. В. Голицына (Гоголь в воспоминаниях современников. С. 144).