В «Шинели» Гоголь «дерзнул», таким образом, спросить и с «маленького», рядового, человека: как он исполняет свой долг? как блюдет свою должность? — иначе говоря, как «обыкновенный» человек «отрабатывает» данный ему Богом талант, пусть даже этот талант у него и единственный.
Как бы прямо указывая на забвение героем «Шинели» «священных обязанностей» его должности, Гоголь писал: «Нужно напирать на то, чтобы каждый… видел сам, чем он подлец перед своей должностью; словом — чтобы он был введен в значенье высшее своей должности» («Занимающему важное место»). Изобразив в «Тарасе Бульбе» образец исполнения воинского долга, Гоголь обратился в «Шинели» к теме такого же самоотверженного служения на гражданском поприще.
Держава всякая сильна,
Когда устроены в ней мудро части:
Оружием — врагам она грозна,
А паруса — гражданские в ней власти, —
цитировал он в «Переписке с друзьями» строки крыловской басни. Именно жертвенное «богатырство» запорожцев служило Гоголю прообразом исполнения не менее важного и ответственного гражданского долга. «В России теперь на всяком шагу можно сделаться богатырем, — писал Гоголь. — Всякое званье и место требует богатырства. Каждый из нас опозорил до того святыню своего званья и места (все места святы), что нужно богатырских сил на то, чтобы вознести их на законную высоту».
Примечательно, что сосредоточенность героя «Шинели» на исключительно «вещественных», материальных потребностях Гоголь осмысляет как черту «немецкую», не свойственную русскому характеру в целом. Не случайно, что «прототипом» Акакия Акакиевича является переписчик-«немец» Шрейдер из незавершенной комедии Гоголя «Владимир 3-ей степени». Согласно сохранившимся наброскам этой пьесы, «переписчик» Шрейдер, заявляющий, что он идет «в немецка театр», но этим лишь прикрывающий свое «скряжничество» (как это утверждает в пьесе другой герой), — это именно характер «немецкий». В статье «Петербургская сцена…» Гоголь писал: «Петербург большой охотник наслаждаться прекрасным… Чиновник идет в театр, купец идет в театр, даже немец часто идет в русской театр, несмотря на то <что> в Петербурге есть и немецкий театр». Далее, после критического замечания о неумеренных крайностях Парижа, Гоголь противопоставляет «немецкой» расчетливости и скупости (присущей «чиновнику для письма» Шрейдеру) «спокойное» увлечение театром обитателей Петербурга: «Не сравню его <Петербург> я и с немецкими городами. Слишком холодны и расчетливо они скупы <на> наслаждение. Если взять… сословие малоденежное… самое многочисленное и чисто русское, то (нет нужды, что попадется другой, третий чиновник, совершенно похожий на то отношение, которое он пишет) в нем есть много очень замечательного — и русская дворянская решительность, и при этом терпение, и толк, и соль, одним словом стихии нового характера». Очевидно, что чиновник Шрейдер «Владимира 3-ей степени» — это именно герой, резко отличающийся от общей массы русских служащих — «совершенно похожий на то отношение, которое он пишет» (курсив наш. — И. В.; гоголевская характеристика этого чиновника в статье «Петербургская сцена…» связана с именем одного из героев «Пестрых сказок» князя В. Ф. Одоевского: «Коллежский Советник Иван Богданович Отношенье в течение 40-летнего служения своего в звании Председателя какой-то временной комиссии провождал жизнь тихую и безмятежную… не ломая голову понапрасну, очищал нумера, подписывал отношения, помечал входящие»; <Одоев-ский В. <А, князъ>. Сказка о том, по какому случаю Коллежскому Советнику Ивану Богдановичу Отношению не удалось в Светлое Воскресение поздравить своих начальников с праздником//Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою… СПб., 1833. С. 77–78).
«Немецкие» — шрейдеровские — черты Гоголь сохранил и в образе самого Акакия Акакиевича. Это, в частности, относится именно к его «расчетливой скупости» на «наслаждения» (Башмачкин, подобно «аскету»-ростовщику Петромихали, не ходит ни в театр, ни на вечеринки, не предается вообще никаким «развлечениям»). Эта же черта отражается и в «необычайной экономии» героя: «Акакий Акакиевич имел обыкновение со всякого истрачиваемого рубля откладывать по грошу в небольшой ящичек… Так продолжал он с давних пор, и… в продолжение нескольких лет оказалось накопившейся суммы более чем на сорок рублей» (подобная «экономия» свойственна, в частности, и немцу-ремесленнику Шиллеру в «Невском проспекте»).
Тему неисполнения высоких, священных, обязанностей государственной службы («Не забывать только нужно того, что взято место в земном государстве затем, чтобы служить на нем Государю Небесному…») Гоголь поднимал еще в 1835 году в «Записках сумасшедшего», героем которых является во многих чертах схожий с Акакием Акакиевичем обладатель старой шинели «чиновник для письма» Аксентий Поприщин (состоящий, кстати, в свою очередь, в чине титулярного советника). Содержится в этой ранней повести Гоголя и определенное указание на одну из причин несоответствия героев-чиновников их высокому призванию. «Я несколько раз уже хотел добраться, отчего происходят все эти разности, — вопрошает герой «Записок сумасшедшего». — Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником?»
Разгадка неразрешимой задачи Поприщина, а также уяснение причины именования героя «Шинели» «вечным титулярным советником» заключается в том, что, согласно указу российского правительства 1809 года, титулярный советник мог быть произведен в следующий служебный чин — чин 8-го класса (коллежский асессор) — лишь при условии окончания университета или же сдачи соответствующих экзаменов по установленной программе. («Майор» Ковалев, например, в повести Гоголя «Нос», стремясь из титулярных советников, отправляется даже на Кавказ, где чин коллежского асессора — или, согласно военной Табели о рангах, «майора», присваивался без аттестата и экзаменов.) Причиной издания самого указа 1809 года явилось «малое число учащихся» в университетах и то, что дворянство «в сем полезном учреждении менее других» принимало участие. Для обучения чиновников определено было «в тех городах, где находятся университеты», открыть ежегодные курсы, продолжавшиеся с мая по октябрь, на которых занятия полагалось начинать «не ранее 2 часов пополудни, дабы утро могло быть употребляемо на исправление дел службы» (Августа 6 <1809>. Именный, данный Сенату. — О правилах производства в чины по гражданской службе и об испытаниях в науках, для производства в Коллежские Асессоры и Статские Советники//Полн. собр. законов Российской Империи, с 1649 года. СПб., 1830. Т. 30. С. 1054, 1056–1057.— № 23771). Добавим, что в 1832/33 учебном году из подвергавшихся испытанию чиновников в Петербургском университете были удостоены получения аттестатов лишь три человека (см.: Журнал Министерства Народного Просвещения. 1834. № 1. С. 48).
В 1834 году, с вступлением в должность министра народного просвещения С. С. Уварова, в России был издан также специальный указ «О допущении к слушанию университетских лекций служащих и не служащих чиновников» (Журнал Министерства Народного Просвещения. 1834. № 4. С. XVII). «Беспристрастное испытание… чиновников, требующих назначенным Указом 6 августа 1809 года аттестатов, — писал Уваров, — есть один из важнейших способов к поощрению учения и к отвращению многих неудобств» (Журнал Министерства Народного Просвещения. 1834. № 1. С. LXV). Однако о сдаче необходимых экзаменов на получение следующего чина тщеславный герой «Записок сумасшедшего» — как и нетщеславный герой «Шинели» — даже не помышляет. Акакий Акакиевич занят в свободное время своим любимым «делом» — переписыванием, (ставшим для него своего рода «искусством для искусства»: «Приходя домой… снимал нарочно, для собственного удовольствия, копию для себя…»). Аксентий Поприщин заполняет свой досуг посещением театров, народных гуляний, а еще более — лежанием на кровати. «После обеда ходил под горы, — записывает этот герой в дневнике 8 декабря. — Ничего поучительного не мог извлечь. Большею частию лежал на кровати и рассуждал о делах Испании». «Октября 4.. Дома большею частию лежал на кровати. Потом переписал очень хорошие стишки…». «Ноября 9…После обеда большею частию лежал на кровати». «Ноября 12…Большею частию лежал на кровати». В черновой редакции «Шинели» Гоголь, в свою очередь, отмечал, что и Акакий Акакиевич в свободное от службы время «отлеживался во всю волю на кровати». После приобретения шинели герой еще более начинает напоминать «титулярного советника» Поприщина: «Пообедал он весело и после обеда уж ничего не писал, никаких бумаг, а так немножко посибаритствовал на постеле, пока не потемнело». (Еще об одном — столь же «дельном» — занятии титулярных советников упоминает Гоголь в «Женитьбе»: «А пьет, не прекословлю, пьет. Что ж делать, [на то] титулярный советник».)
