Та битва едва не унесла мою жизнь. Кочевников было слишком много. Когда дикари набросили лестницы на щиты и прорвались в коробку, в центре строя разверзлись врата ада. Сначала была жуткая давка. Потом большинство мертвецов упали под ноги и запели клинки. Я сильно истощил ауру тараном и на энергетический щит силёнок уже не осталось.

Нас всех спасла кавалерия Берниса и в то же время атака конницы едва не сгубила торрека. Когда всадники слетели с пригорка, я на мгновение растерялся. Да… кто бы не растерялся? Земля задрожала, взревела, вокруг загрохотало, будто извержением вулкана накрыло Крильис. Крик, стоны, металлический скрежет, барабанная дробь от копыт и многоголосые вопли заполонили просеку.

Я отвлёкся от сечи и пропустил удар прыткого халирца. Кхопеш прошёл мимо броне-пластины, распорол кевларовую ткань бронежилета и пустил мне кровь на правом боку, оцарапав несколько рёбер. Острая боль ураганом смела все мысли и страхи. В памяти остались только фрагменты, застывшие кадры. На голых инстинктах я разрубил дикаря пополам. В первые несколько минут, подстёгнутый адреналином и боевым запалом, я ещё как-то сражался, потом убегал, потом скачка и… в глазах потемнело, и я выпал из седла на ходу.

Подобрал бесчувственного торрека Крас. Он уложил меня на кобылу, крепко обвязал обмякшее тело ремнём и привёз в крепость. Так мне сказали. Последние дни я только и делал, что слушал. Чувствую себя развалиной: мне всегда холодно, рана огнём горит, кровоточит. Подсохшие струпья приклеивают к коже бинты и каждая перевязка тот ещё подвиг.

Тири возилась со мной, как с ребёнком, не покидала даже на миг, глаз не смыкала. Сквозь сон я несколько раз слышал, как она тихонько плакала у кровати, но всё остальное время Тири держалась, не давала волю терзающим сердце страхам. Сегодня я проснулся раньше обычного. Рана ныла, тело подрагивало, я жутко замёрз. Жена помогла мне встать и добраться к камину. Потом укрыла тёплым плащом и присела рядом. Только тогда стало теплее.

Долго мы так просидели, молча, глядя в огонь, пока полено не расползлось красными червячками. Из коридора донеслись тихие переговоры стражников. Значит вот-вот рассветёт, раз уж новая смена заняла пост. Окно посерело, заворковали голуби над карнизом. Во дворе трижды прокукарекал петух. Зацокали копыта по брусчатке, зазвенели молоты о наковальни. Крепость пробуждалась ото сна.

В дверь постучали.

— Войдите, — первой встрепенулась Тири.

В тот же миг в покои ворвался запыхавшийся стражник.

— Сир, — склонил воин голову. — Кочевники у ворот. Хотят говорить.

— Сколько их? — попытался я встать, но скривился от боли и плюхнулся обратно на лавку.

— Три десятка, сир. Это переговорщики со знамёнами халира Гараха.

— Ворота не открывать. Если кто дёрнется — оставьте хотя бы троих для допроса. Я сейчас приду.

Стражник снова склонился и поспешил выйти из комнаты. Дверь за ним ещё не успела закрыться, а Тири уже встала надо мной, твёрдо глядя сверху:

— А кто-нибудь другой не может поговорить с дикарями? — сложила она руки на поясе.

— Я должен, ты сама знаешь, — попытался я улыбнуться.

— Но ты ведь ходишь с трудом… — Запротестовала Тири. — Даже одеться не можешь самостоятельно…

— Но ведь ты мне поможешь? — обхватил я рукой её талию и прильнул щекой к животу. Тири обмякла, положила ладони мне на плечи, а губами прижалась к волосам.

— Я пойду с тобой.

— Нет! — твёрдо ответил я. — Мы это уже обсуждали — на стене тебе делать нечего.

Тири аккуратно отстранилась, нервно прикусила губу, но возражать не стала. Некоторые керрийские обычаи мне очень нравились. Муж сказал не ходить на стену — значит жена не пойдёт. И спорить не станет. Я не был тираном и даже иногда злился, когда Тири перегибала с покорностью, но в иных делах я предпочитал оставаться непреклонным. Однажды мы уже лиха хлебнули и повторения той истории я не желал.

Тири помогла мне надеть красную тунику из дорого сукна и чёрный шерстяной плащ. На плечи легла увесистая золотая цепь, а на голову драгоценный венец в форме листьев лемеса. Я хотел прицепить к поясу меч, но красотка его отобрала, и я сразу же сдался. От такой нагрузки рана могла раскрыться. Потом Тири взяла меня за руку, и мы поковыляли во двор. Перед стеной распрощались. У лестницы меня караулил Кос, остальные уже собрались наверху.

Увидев меня, стражники приободрились, выровнялись, стали живым коридором, провожая торрека радостными улыбками. Их ауры вспыхнули искренним счастьем. Пока я был в бреду по крепости ходили разные слухи, но теперь воины успокоились. Я старался держаться ровно, но выходило не очень. Доковылять до нужной пилястры оказалось довольно сложно, я взмок, голова закружилась. Над воротами меня дожидались остальные ребята и лорд-защитник Угрюмой.

— Рад видеть вас в добром здравии, сир, — склонил голову Бернис.

— И я рад, — пропыхтел я в ответ. — Говорили уже?

— Нет, ждём ваших приказов.

— Хорошо, — протолкался я до края стены.

Шагах в сорока от ворот на траве сидели несколько десятков кочевников. Все они выделялись на фоне остального степного воинства. Головы дикарей крыли высокие меховые шапки. Чёрная броня была подбита сукном, расшитым золотистым орнаментом. Халирцы сияли золотыми цепями, браслетами и массивными перстнями на всех пальцах. Сразу видно, из знатных.

Спустя несколько мгновений степняков пригласили под стену утробным завыванием в рог. Те встрепенулись, запрыгнули на лошадей и медленно подъехали к самым воротам.

— Мы говорить с ваш халир! — выкрикнул один из переговорщиков.

— Говори, — ответил я на халирском.

— Великий халир Гарах-сит-Нарвай, повелитель…

— Живой, значит, — грустно выдохнул Кос. — А я так надеялся…

— Мы знаем кто вас прислал, давай-ка покороче, — перебил кочевника Борис. Халирский всадник смерил наёмника презрительным, ненавидящим взглядом, но продолжил говорить спокойно:

— Вы должны сдаться на милость владыки Великой Степи, и он сохранит жизнь каждому третьему воину шейтаровой твердыни.

— Щедро, — присвистнул на халирском Емеля. Кочевник не заметил иронии в голосе врага и поспешил закрепить успех:

— Да, это так, — нервно закивал степняк. — Халир очень добр к достойным соперникам.

— А откуда он знает, что мы достойные? — вмешался Борис. — Мы ведь ещё не встречались.

— Ваши люди славно сражались с ордами Хемира Грязного и Латиса Прыткого. Много сильных воинов отправились к Тренги в ту ночь.

— Ах, вот вы о чём, — облегчённо выдохнул Борис. — Так это были не мы.

— Что ты несёшь? — шепнул я на ухо наёмнику.

— Не мешай, — отмахнулся Борис и как ни в чём не бывало продолжил для дикаря. — Кстати, как поживают славные гарры… э… как их там?

— Хемир Грязный и Латис Прыткий погибли от страшной магии шейтарова леса, а… — Дикарь вдруг изменился в лице. — Что значит — не вы? А кто тогда атаковал стоянку в низине?

— Ха-ха-ха! — разразился искренним хохотом Борис. — Так вы приняли крестьянское ополчение за наших воинов? Нет, настоящих керрийских головорезов вы в бою ещё не видели.

— Ты врёшь, сын осла и шипура! — гневно выкрикнул переговорщик. — Ваши мертвецы были закованы в добротную сталь и вооружены дивным оружием. У крестьян таких пик и мечей быть не может.

—И зачем же мне врать? — невинно развёл руками Борис. — Сам подумай, может ли наша крепость вместить армию в сорок тысяч голов? А насчёт оружия и доспехов — так ради вашей встречи сам король Легис Торт, продли Керит дни его славного правления, знатно расщедрился. Иначе против орды было бы туго. А так — пусть твой халир ещё попробует добраться до крепости.

— Но крестьяне не могут так сражаться…

— Ха-ха-ха! — подхватил Шева. — Гарус Стройный и Мураха Свирепый тоже так думали. А теперь их головы прибиты к воротам Алланти, а остатки орды закованы в цепи и проданы в рабство.

— Что… — В шаге от обморока прошептал посланник.

— Да, друг мой, насчёт крестьян всё же ты прав, — тяжело вздохнул Борис. — Мне и самому жаль, что первыми вас встречают землепашцы и пастухи. Но ничего, — заблестели вдруг его глаза. — Вот разобьёте ту вшивую армию, покажетесь под воротами шейтаровой твердыни — вот тогда-то мы вам покажем, как сражаются обученные керрийские воины.