— Девица та ещё молода, вряд ли она замужем? Так что если вдруг она окажется порченой, то Мурахе может и не приглянуться, понимаешь?

— Эм… нет.

— О Тренги! — вскинул старик руки к небесам. — Я говорю о том, что девчонка скорее всего не знала ещё мужской ласки. Теперь понял?

— Да… эм…

— Если её вдруг кто оседлает в пути, она точно растеряет львиную долю привлекательности для нашего славного гарра.

— Оседлает?.. да, точно, ха-ха, оседлает, — подпрыгнул молодой. — Спасибо за совет, дядя, я твой должник.

— Я не давал тебе советов, помнишь? Ты сам всё решил.

— Да, да, я сам, сегодня же её оседлаю… сейчас же, — подпрыгивал на месте юный кочевник.

— Зачем только сегодня? — удивился старик. — Можешь не отказывать себе в удовольствиях, путь нам предстоит ещё долгий, ночей тебе хватит. И ещё… — Задумчиво добавил Алвай. — Ты должен выбить ей передние зубы.

— Зачем? Она ведь тогда растеряет всю красоту, зачем мне в гареме уродина?

— Затем, что она слишком красива. Не переживай, прикажешь ей потом не раскрывать рот без нужды. Зато девчонка точно будет твоей…

— Да, — загорелись глаза молодого. — Так и сделаю, спасибо, Алвай.

Молодой кочевник тут же припустил к просеке. Все его мысли пропали в утехах. Ещё бы, таких красоток он в жизни не видел. Халирские женщины были другими: их волосы выгорали под лучами светила, бесконечные ветра иссушивали кожу, а жизнь в седле огрубляла руки и чресла. То ли дело северянки: стройные, нежные, ухоженные девицы — будоражили кровь. Но эта красотка затмила их всех. Таких пышных белых волос, таких больших, таких ярких голубых глаз молодой воин не видел никогда.

— Беги, беги, хуратов сын, — улыбался ему вслед старый Алвай, довольный интригой. Теперь у его мальчика не будет соперников.

— Когда Мураха Свирепый узнает о твоей наглости, — самодовольно нашёптывал под нос старый гарр. — Когда он увидит, какой лесной цветок ты посмел осквернить… беги, глупый ублюдок, беги…

Но племянник не знал о коварстве старого гарра и что было духу спешил на стоянку с обозом. Там горели два костра: у одного присели возничие — посмеивались, попивали кумыс, бренчали струнами моринхур — а вокруг второго усадили связанных пленниц. Молодой воин тут же углядел свою будущую наложницу. Она выделялась прочными путами: «Видно, снова брыкалась» — улыбнулся кочевник и уверенно двинул к девчонке.

Тири не сразу заметила огромного степняка, что появился на входе в просеку. Зато, как только он к ней приблизился, тут же отвратно скривилась. В нос пахнуло прокисшей мочой и немытым телом. Грязное лицо дикаря избороздили прыщи и глубокие язвы, сальная коса болталась на груди, точно тряпка, а нестиранная одежда походила на лохмотья. Дикарь искривил губы в мерзкой усмешке, схватил Тири за руки, бросил её на плечо и зашагал в темноту леса. Стражники у другого костра засвистели, заулюлюкали, захлопали в ладоши, что-то кричали ему вслед. Тири сопротивлялась, извивалась, что змейка, пыталась кусаться.

Дикарь прошагал меж деревьев несколько десятков ломтей и грубо сбросил Тири на землю. Девица больно ударилась спиной о корни большого млиса, застонала. Кочевник смотрел на то улыбаясь. В темноте Тири видела плохо, но силуэт нависшего над ней воина дорисовывал разум. Дикарь постоял над ней пару мгновений, а затем скинул халат и начал медленно спускать штаны до колен.

В тот миг точно молния пронзила голову Тири. Она вдруг поняла, что задумал тот храс. Нестерпимый ужас, тяжкая горечь, волненья, все воспоминания об Андрее, её мечтах и желаньях — вдруг нахлынули грузной волной и затопили разум тревогой.

В ту же хиску Тири, будто дикая львица, подскочила на ноги, выпрыгнула, точно пружина, вцепилась когтями насильнику в лицо, а коленкой изо всех сил ударила ему промеж ног. Руки были связаны, но Тири проворно достала ордынца, ещё бы немного, ещё самую малость, и она смогла бы выцарапать кочевнику глаза, но сил не хватило. Дикарь смахнул её массивной рукой. Тири упала и ударилась головой, лес притих, в глазах потемнело. Спустя миг девица потеряла сознание.

Дикарь застонал, припал на колени и сложил руки на паху. Прокушенная щека пылала огнём, тело страдало, а мужская сила спала, оглушённая коленкой девицы. Придя в себя, степняк подполз к Тири на четвереньках и изорвал на ней платье. Затем встал в полный рост, залюбовался красой бесчувственной северянки, хотел уже насладиться её телом, но вдруг отвлёкся на странный шорох.

За млисом что-то блеснуло, шелохнулось, и в мгновение ока острая боль настигла грудь юного гарра. Дыхание спёрло, утробный стон застрял в горле. Кровь быстрой струйкой сочилась по животу, а из солнечного сплетения торчала рукоять штык-ножа.

Из-за дерева выпрыгнул Крас, подскочил к дикарю и закрыл его рот сильной ладонью. Кочевник попробовал сопротивляться, но оторвать стальную руку пришельца не смог. Крас зловеще улыбнулся, приложил указательный палец к губам, потом резко выдернул нож из груди дикаря и отмахнул тому слабый корень под край. Глаза кочевника округлились, лицо посинело, хриплые стоны вырывались из-под ладони пришельца. Степняк быстро слабел, истекая кровью. Крас уложил горе-насильника на спину и проткнул ему сердце.

Как только дикарь испустил дух, Крас поспешил к бесчувственной Тири, разрезал путы на её руках, снял свою рубашку и надел на девицу. Роста Тири была небольшого, форменная рубаха высокого Краса вышла ей почти до колен. Потом нащупал пульс, осмотрел шишку на темени, убедился, что дышит красавица ровно и только потом достал рацию:

— Ник, приём, — тихо проговорил он в аппарат.

— Ну что там? — тут же прошипел взволнованный голос Андрея.

— Тири со мной, я успел… всё хорошо.

— Господи… спасибо тебе… спасибо… я твой должник, Крас.

— Любой бы так поступил.

— Что с дикарём?

— Он умер не сразу.

— Уходи с ней, встретимся на третьей точке, приём.

— Принял.

— Мы ждём пять минут, забираем девчонок и идём за тобой.

Крас отключил рацию, натянул на глаза прибор ночного видения, подхватил Тири на руки и припустил по звериной тропе. Спустя несколько минут она пришла в себя, начала брыкаться, но Крас быстро её успокоил. Тири притихла, обмякла в его руках и Крас побежал дальше. Через двадцать минут он выскочил на просторную поляну и поставил Тири на ноги. Включил фонарь.

— Как ты? — участливо спросил Крас. — Всё в порядке?

— Да… а что с тем?.. — Взволнованно отвечала Тири.

— Нет его больше, и никогда не было, забудь.

— А… он?..

— Нет, — зарыв ладонь в густые волосы, то ли пропел, то ли прошептал Крас. — Я пришёл вовремя, всё обошлось.

Тири сначала того не заметила, а потом застыла столбом и широко раскрыла глаза. Крас времени не терял, положил вторую руку Тири на талию и попробовал поцеловать её в губы. Но девица оказалась проворнее: она выскользнула из его рук и увернулась от поцелуя:

— Что ты делаешь? — испуганно проговорила она.

— Хочу тебя поцеловать, — нежно ответил Крас.

— Зачем это? — пытаясь набрать безопасную дистанцию, продолжала удивляться Тири.

— А ты разве не понимаешь? Разве не знаешь? Разве не замечала?

Тири молча пятилась назад, бросая испуганные взгляды по сторонам. Крас наступал, нависая над ней коварной тенью.

— Тири, милая, давай сбежим. Уйдём со мной. Далеко, только мы, умоляю, прошу. Я люблю тебя, никому не позволю тебя обидеть, уйдём…

— Что ты такое говоришь?

— Вот увидишь, мы будем самыми счастливыми людьми на всём белом свете.

— Не приближайся ко мне!.. — вскрикнула Тири, подхватила с земли острый булыжник и угрожающе выставила его перед собой.

— Тири, милая…

— Стой, где стоишь.

— Хорошо, хорошо, — остановился Крас и поднял руки, показывая, что ничем не угрожает девице. — Ты напугана, я понимаю, столько всего пережила, но я говорю искренне, от чистого сердца.

— Я думала, мы друзья, а ты что удумал?..

— Ты не понимаешь, я люблю тебя, Тири, люблю с первого дня. Опусти этот камень. Я для тебя не угроза. Милая моя, Тири…