— Ты, ты… — вырывалось у нее. — Твоя жизнь… терпеть… ты понял…

Прибежавший лекарь оттолкнул Олафа от кровати и принялся хлопотать рядом с раненой, она постепенно затихла и уснула.

Несмотря на все старания лекарей и лаборантов, удалить шрамы с лица и тела Велиры так и не удалось. Оставалась надежда, что молодой и крепкий организм девушки со временем сам справится с ними, а пока она ходила, не маскируя изуродованное лицо иллюзией, равнодушно встречая направленные на нее взгляды.

Натан Дорич решился и сделал ей предложение, которое она так же равнодушно и спокойно отклонила, сказав, что замужество не для нее и она не желает испортить жизнь такому замечательному мужчине. Растерянный и расстроенный, Дорич объявил, что продолжит добиваться взаимности от Велиры и ему плевать на все другие обстоятельства.

С тех пор, как Велира снова вышла на оперативную работу, ни Дорич, ни Олаф ни разу не попали с ней в одну группу на дежурствах. На все вопросы Старший Инквизитор ответил прямо, что он дорожит таким ценным оперативником и удовлетворить столь малую ее просьбу он просто обязан. Через два месяца Велира взяла отпуск на неопределенное время и просто исчезла в неизвестном направлении. Вернулась она недели через две, ее кожа, как прежде гладкая и чистая, нежно розовела, как бывает обычно при усиленной регенерации. А тем же вечером в столичном трактире, расположенном недалеко от казарм Школы Инквизиции, Олаф встретил Натана Дробича, празднующего счастливейшее событие в своей жизни — Велира ответила ему согласием и Инквизитор приглашал всех друзей через неделю отметить начало их семейной жизни.

Дальнейшее Гесси помнил небольшими эпизодами. Свой кулак, летящий в изумленное лицо Дробича; Инквизиторов, повисших на его плечах; самого себя, изрыгающего сплошное сквернословие непонятно, в чей адрес; свой бег по вечерней улице и комнату, в которую он ввалился, не постучав.

Велира, стоя у стола, перебирала какие-то бумаги. Услышав стук отворившейся с размаху двери, она повернулась, удивленно вскинув темные брови, и тут же оказалась в крепких объятиях Олафа.

— Нет! — хрипло шептал он, прижимая ее к своему телу. — Нет, Вель, не надо этого делать! Ты тоже пожалеешь, потом пожалеешь, когда нельзя будет исправить! Ты моя, Вель! Ты моя, а я твой! И больше никак не получается!

Нетерпеливыми руками он срывал с нее одежду, успевая раздеваться сам, укладывал обнаженную на постель, накрывая своим телом. Губами и руками ласкал ее, нежно и жадно касаясь волос, плеч, упругой груди, бедер. Он словно заново изучал такое знакомое тело, которое знал до самой маленькой родинки под коленкой. Всей своей обнаженной кожей он наслаждался прикосновением к желанной женщине, магические потоки их Дара слились, они словно плавали в их невесомости, остро ощущая чувства друг друга. Протяжный, сладкий стон вырвался у девушки и Гесси содрогнулся от блаженной разрядки, вжимаясь бедрами в нежное женское тело.

Он не мог решиться выпустить ее из своих объятий, так и лежал, опутав ее своими руками и ногами, уткнувшись носом в растрепанную макушку. И лишь спустя несколько долгих минут чуть отстранился, готовясь встретить ледяной взгляд, но увидел тихую, расслабленную улыбку и принялся нежно целовать припухшие губы, спускаясь ниже. Сумасшедший порыв страсти утих, настало время повторить все, не торопясь.

Спустившись утром, чтобы заказать завтрак в комнату, Гесси встретил ненавидящий взгляд Натана Дорича, сидящего за столом и ожидающего своего заказа. Шагнул к Инквизитору и проговорил:

— Не злись, Натан и прости. Не могу я ее отпустить.

Больше они ни о чем не говорили и даже встречаясь на зачистках, избегали любых разговоров, кроме необходимых по работе.

Первенец Гесси, малыш Ян, своим рождением открыл новую, ранее незнакомую им с Велирой сторону жизни. Заботиться о крошечном ребенке, в венах которого соединилась их кровь, оказалось таким приятным делом, что Олаф сам себе признался — в реальности все еще прекрасней, чем он представлял в своих мечтах. Сероглазый мальчик пленил его сердце с самого первого взгляда, как когда-то сделала его мать. Гесси сам купал ребенка, разучил несколько колыбельных песен и напевал их сыну перед сном, покупал ему яркие игрушки и возился с ним все свое свободное время. Велира порой изображала озабоченность, что ребенок, пожалуй, считает, будто у него нет матери, а есть только отец. Когда через полтора года в их семье появилась Дина, Велира опасалась, что ей достанется меньше любви, чем брату, однако к ее великому облегчению, Гесси умел любить, как никто другой. Его любви и заботы хватило и на любимую дочь и на второго сына, Кира.

С рождением детей и Олаф, и Велира стали постоянно видеть одинаковые сны. Незнакомый мир приходил к ним, поражая своей реалистичностью. Этот мир был прекрасным, там не было постоянной угрозы, не рвались из иных миров монстры, жаждущие крови. В покое и безопасности люди того мира созидали, любили, работали, путешествовали, они сами жили среди этих людей, там был их дом.

Гесси видел себя, свою семью с равнодушным отцом и презирающей его, собственного сына, матерью. Он рос, учился, сражался в битвах, работал и встретил там свою единственную, безнадежную любовь.

Велира тоже проживала яркую, полную событий жизнь; она любила, теряла свою любовь, мучилась от своей потери и находила смысл своей жизни снова. Она жила среди интересных, замечательных людей, видела много необычного и причудливого.

Все это казалось странным, но не вызывало беспокойства до тех пор, пока у них не стали появляться новые умения и знания, которых прежде не было и не могло быть. Однажды на зачистке Олаф применил заклинание, невесть откуда всплывшее у него в голове. Оно оказалось настолько эффективным, что от группы прорвавшихся чудовищ осталась только серая пыль. Старший Инквизитор потребовал обучить ему поочередно все группы, но так и не смог выпытать, откуда у Гесси такое знание. В другой раз он, орудуя мечом, показал несколько новых приемов и это тоже не укрылось от окружающих. К тому же Велира, которая после исполнения Киру одного года вышла на работу, оставляя детей на попечение няни и гувернантки, в одном из прорывов окруженная тварями, вдруг взлетела над ними и сверху обрушила удар огромной мощи, уничтожив всех монстров до единого.

Старший Инквизитор сходил с ума, пытаясь разгадать, что случилось с прежде такими знакомыми, понятными, и предсказуемыми людьми. Был созван Совет Инквизиторов, на котором супруги Гесси продемонстрировали свои умения, старейшие Инквизиторы задумались. Думали долго, пока кто-то не высказал потрясающую по своей сути идею — все происходящее есть начало подготовки их мира к Пришествию Создателя, а Олаф и Велира — Предвестники Пришествия.

А дальше они оба по очереди диктовали команде писцов содержание научных трудов на разные темы. Вопросы естествознания, военной науки, математики, физики, химии, литературная проза и поэзия, философия… Изо дня в день мир Бенериф обогащался знаниями, которым еще не умел найти применения. Пожалуй, лишь магические приемы, не только в боевой части, но и в других отраслях, однозначно могли служить уже сейчас.

Разразившаяся в тот день гроза запомнилась жителям столицы надолго. В совершенно безоблачном небе неожиданно образовался небольшой сгусток серого тумана, который стал быстро разрастаться, уплотняясь и темнея. Затем внутри этого сгустка стали проскакивать, свиваясь в тонкие жгуты, голубые молнии. С громким треском они рвали туман на клочки, каждый клочок с жадной силой стремился снова соединиться в одну большую, рыхлую массу. Это не было похоже на прорыв, поэтому люди не уходили с улиц, с любопытством разглядывая странное явление. Старший Инквизитор, опасаясь непонятного облака, выслал на столичные улицы патрули, приказав быть готовыми ко всему.

Олаф и Велира Гесси проезжали по площади в центре города, время от времени бросая взгляды вверх — им обоим все это напоминало что-то знакомое, уже однажды виденное, но вспомнить никак не удавалось. Внезапно облако застыло и рухнуло вниз, накрывая обоих супругов вместе с лошадьми, а когда рядом стоявшие люди опомнились, туман уже растаял, не оставив ни следа на каменной мостовой.