Король Ференц, едва почувствовал себя лучше, произнес на центральной площади Кальтхейма свою речь, которую ожидали с нетерпением как горожане, так и все жители Даварии.

— Подданные Даварии! — усиленный магически голос короля достигал самых дальних уголков огромной площади. — Несколько дней назад в королевстве случилось неслыханное событие, никогда прежде не происходившее на этой земле. Люди, поверившие в клеветнические слухи, которые распространяли вражеские шпионы, подняли мятеж против законного короля. Почему они это сделали, почему поверили в злобные вымыслы? Все вы знаете, как нелегка была жизнь в предыдущие годы. Столетия короли Даварии искали возможность для более сытой и благополучной жизни своих граждан. И вот, едва мы стали жить лучше, а вы сами видели, насколько богаче стала каждая семья, ушел страх голода, мы получили первые богатейшие урожаи — наши соседи решили помешать нам. А те, кто жил не своим умом, поверил, будто спасает страну, а не отдает ее в руки врага.

К моему сожалению, к врагам присоединилась и королева. Она погибла, выпив яд, испугавшись своего предательства. Мятежники уничтожены. И всякий раз, когда кто-нибудь пожелает покуситься на королевскую власть в угоду нашим врагам, будет именно так.

Ференц взял из рук стоящей рядом с ним няни ребенка и поднял его высоко над своей головой.

— Вот мой сын, принц Родерик! Я даю клятву короля, что ему достанется сильное королевство, где люди будут жить счастливо и никогда не будет голода!

— Ишь ты, темненький какой! — раздался голос из толпы. — Наш принц, Кроненберг!

— Да здравствует король! Виват принцу! — закричали в толпе и вся площадь в сотни мощных глоток подхватила этот клич.

Летели день за днем. Занятия с Робертом и Манулом, поиски одаренных в соседних с Кальтхеймом городках и поселениях занимали время Валерии с утра и до вечера. Несколько раз она замечала настойчивое внимание Изабель Веласкес к мужу. Красавица, очаровательно улыбаясь, пыталась занять Роберта какой-то беседой, брала его за руку или, положив свою ладонь ему на плечо, «забывала» ее убрать. Калхой терпеливо слушал ее, вежливо улыбаясь, затем находил повод, прощался и уходил. Изабель с досадой кусала пухлые яркие губы и о чем-то размышляла, глядя ему вслед. Валерия понимала, что Роберт давно уже привлек внимание охотницы за мужскими сердцами и она будет всячески добиваться его любви. Изабель принадлежала к тем женщинам, которые сами были неспособны любить, но нуждались в чужом обожании, как в воздухе. Она была готова идти по разбитым сердцам и судьбам, постоянно выбирая себе жертву, выделяя нужного ей мужчину, опутывая своим вниманием и видимостью жаркого интереса. Порой, отвечая на любовные чувства, она дарила один-два месяца пылких любовных страстей, затем бросала, уничтожая очередную жертву безразличием или презрением.

Валерия думала, что Александр, однажды поддавшийся обаянию Изабель, быстро понял ее суть и отстранился от нее сам, чем немало ранил самолюбие красотки. Более того, она подозревала, что именно Изабель Веласкес небрежно прошлась по жизни Алекса Шермана, навсегда убив в нем всякое желание любить. Почему-то она была спокойна за своего мужа, она видела в Роберте стальной стержень, не позволяющий ему быть безвольной пешкой в чужих играх. Кроме того, она просто верила ему, его чувства к ней, его жене, были настоящими, искренними, он дал ей опору, заставил поверить в то, что она может быть счастлива и даже десяток Изабель не могли разрушить эту веру.

Когда все ближние городки и поселения были обследованы на предмет проживания в них людей с магическим даром, князь Разумовский принял решение выехать небольшим отрядом в дальние уголки королевства. Старшим отряда стал король Зигфрид, Роберт Калхой оставался в столице с остальными магами. В сопровождении двадцати стражников они выехали из столицы на рассвете. До сих пор лишь один древний старик попался Валерии с явным даром к магическому обучению. Это случилось в одной деревеньке недалеко от столицы. Она с сожалением смотрела на старика, который обладал бы немалой силой, случись это хотя бы пару десятков лет назад. Сейчас же само пробуждение дара было чревато для него гибелью. Все они надеялись, что еще найдут способных к магии людей, Давария должна была иметь своих магов.

Они ехали уже третьи сутки, останавливаясь в городках и поселениях, где Зигфрид собирал народ, якобы для того, чтобы рассказать о мятеже в столице. Валерия тем временем разглядывала каждого жителя, пытаясь отыскать приметы возможной одаренности. В одном из городков она обнаружила мальчишку-подростка и совсем юную девушку, которых они взяли с собой, уговорив их родителей и заплатив золотом за каждого. Теперь их лошади ступили на землю широкой долины, поросшей травой и редким кустарником. Внезапно Валерии стало плохо. Голова ее закружилась, ее будто стиснули жесткие обручи. С тихим стоном она поникла, и стала заваливаться в сторону, падая из седла.

— Валерия! — встревоженный окрик Зигфрида на миг отсрочил ее падение, король подхватил безвольное тело, усаживая впереди себя. Отряд остановился. Через несколько минут, когда Валерия пришла в себя, она уже сидели на земле, под ней было расстелено одеяло, ее поддерживал Зигфрид, с тревогой вглядываясь ей в глаза. Она попыталась улыбнуться, но сильнейшая боль снова сдавила голову и перед ее взором возникла картина поля, на котором собралось множество воинов в старинных доспехах. Величавый мужчина с красивым, жестким лицом сидел на коне и громко говорил:

— Братья мои! Воины Даварии! Мы не можем уйти отсюда, не приняв бой! За нами наша земля, наши семьи! Так не уроним своей чести, защитим все, что нам дорого! Не за своего короля вы идете в бой, но за свободу своей страны и жизни родных вам людей!

Валерия не замечала, что повторяет вслух слова полководца, весь отряд, сгрудившись вокруг нее, слушал эту пламенную речь.

— В бой! Вперед! Победа или смерть! — хрипло выкрикивала она вслед за неизвестным ей воином. Она видела, как разгорелся жестокий бой, ее тело сотрясалось от ужаса увиденных смертей и от восторга, который испытывала она при виде чужого мужества и презрения и ненависти к врагу. Ржание лошадей, звон мечей, крики и стоны людей — все смешалось в этой дикой пляске смерти. Старшему воину один из врагов отрубил по локоть руку, державшую меч. Другой воин зарубил врага и перетянул руку командиру жгутом, перевязав рану. Через минуту тот, бледный от боли и потери крови, плотно сжав губы, разил врага, орудуя мечом, зажатым в левой руке.

— Мы победили. — шептала она, когда битва подошла к концу. — Мы победили, но какой ценой! Лучшие из лучших остались на этом поле. Я остался без руки, но сколько моих товарищей остались без головы.

И горькие слезы потекли из его глаз, видевших немало на своем веку.

— Валерия, Валерия!

Она чувствовала, как чьи-то ладони нежно гладят ее по щекам, затем влажное полотенце легло ей на лоб и его прохлада привела ее в чувство.

— Пить, пожалуйста, дайте мне пить.

Вода была холодной и казалась сладкой и животворной. Она выпила ее всю из кружки, которую поддерживал Зигфрид и приподнялась с одеяла.

— Что с вами было, Ваше Высочество? — голос короля звучал обеспокоенно.

— Ничего страшного. — проговорила Валерия. — Очень давно на этом месте произошла страшная битва. Воины Даварии сражались с захватчиками, пришедшими на их землю. Они победили, но многие пали в этой долине, а самый главный из воинов потерял здесь руку.

— Генрих Однорукий, король Даварии! — с восторгом и ужасом прошептал кто-то из стражников. — Но это было почти триста лет назад!

— Да, вам есть чем гордиться! — ответила ему Валерия. — Ваши предки были славными воинами, слово «честь» им было известно не по наслышке.

Она повернулась к Зигфриду и успокаивающе улыбнулась ему:

— Здесь бушевали такие сильные чувства, люди шли на смерть ради своей земли. До сих пор отголоски тех времен витают над этой землей. Не тревожьтесь, Ваше Величество, просто я умею их улавливать. Спасибо за помощь, мне уже лучше. Нам следует скорее проехать эту долину.