Я даже есть перестала, слушая. Я хожу с таким выражением лица?! Филя же продолжал под одобрительные кивки Руди.
- А он с тобой дурачиться, улыбается, тоже у него рожа поспокойнее, а не как у вдовствующей императрицы.
- А с другими он не дурачится что ли? А лыба у него с лица почти никогда не сходит, нет разве?
- Так с тобой только! - удивил Руди, - Ты вот знаешь, вот котятки брошенные… Вот ты их ежели приласкаешь, они тут же привязываются и ходят за тобой хвостиком. С таким взглядом сосредоточенно-доверчивым, вроде как «Ты теперь моя мамка?», и вот такого котенка уже грех просто так бросать. Ты либо сразу мимо проходи, либо уж потом одного его опять не оставляй! Вот и с Красавчиком нашим так. Ты его приласкал, бери теперь ответственность, а не обижайся, что он недрессированный еще. Дрессируй! Он же беспризорник, не знает, как у нормальных людей, так объясни! Или он тебе совсем не по душе? Хороший он, я ж с самого начала тебе это говорил! Ты дядьку слушай, дядька глупости не говорит.
Я скривилась и тоскливо поковыряла рагу. Да конечно он мне нравится, но он же не котенок! В самом деле, что мне его теперь себе забрать и заботиться о нем?
Я поперхнулась. Мысль неожиданно… была приятной. Я глянула на него искоса, он поймал мой взгляд и посмотрел на меня с выражением на вид гордым и независимым, но вообще-то скорее по-детски обиженным. Это было все так же до обидного очаровательно, и в душе всколыхнуло то самое чувство, которое появляется, когда за тобой хвостиком идет брошенный котеночек в надежде, что ты подаришь ему дом… Не то что бы мне было что ему дарить. Но захотелось срочно обнять его и пообещать, что теперь все будет хорошо, потому что я стану его мамкой.
Но он не котеночек, Пугало, соберись! Не котеночек! Я задумчиво потерла лоб.
А если выдрессировать его, чтобы руки не распускал, может и получиться у нас нормально общаться? В городе у него никого нет, у меня по сути тоже. Почему бы нам не быть друг у друга? Мы могли бы стать близкими друг другу людьми? Своей красотой он напоминал мне моих младшеньких, и мысль о том, как я могла бы о нем заботиться почему-то отзывалась внутри теплом и приятным волнением.
Может он во мне материнский инстинкт будит?..
- Красавчик! - крикнула я все-таки в итоге; он вскинулся и настороженно, но с вызовом на меня посмотрел, - Найдется минутка? Парой слов надо перекинуться.
Он пружинисто встал и вышел из зала на крыльцо, я пошла за ним.
- Ну, чего тебе, Пугало? - парень сверкал в темноте глазами куда-то вперед, не смотря на меня, но потом, будто устыдившись, что отводит взгляд, повернулся.
Я не стала опускать глаза, но все же чуть смутилась.
- Ты же бывал в этом городе, да?
- Бывал как-то, но давно.
- Погуляй завтра со мной, а то потеряюсь, - предложила я.
Мы помолчали, слушая приглушенный хохот и болтовню из зала. На улице было по вечернему прохладно, а после теплого и душного трактира даже слегка зябко.
Вдруг он посмотрел на меня, и этот взгляд не был наглым, любопытным или высокомерным, как обычно. Скорее слегка удивленным и обиженным. Вообще, теперь я смотрела и понимала, что у него лицо - что открытая книга. Поначалу казалось, что он весь такой равнодушный, но вот вообще не правда. Все прямо на лице большими буквами, только смотри внимательно.
- Слушай, Пугало, а чего ты тогда на меня вызверилась-то? Эти дни, что ли?
У меня дернулся глаз и я поперхнулась словами, на счастье застрявшими в горле. Спокойно, Пугало, кажется он просто реально не понимает…
Ты взрослая, не злись, лучше объясни ребенку правила поведения с дамами!
- А напомни, сколько там тебе лет?
- Где-то семнадцать, скорее всего, - ну, для парня не возраст, конечно, но уже неплохо, - Хотя может и шестнадцать!
- Ага, - кивнула я, улыбнувшись, - Хорошо. В общем, смотри…
- Пугало, Пугало, вставай!
Я промычала что-то неразборчивое в ответ и отмахнулась. Мои внутренние часы говорили, что вставать еще рано, что в переводе с деревенского на городской означало «ночь на дворе, еще даже петухи спят, отвали, а то по роже получишь, ирод», но Красавчик был упрям и назойлив, так что в конце концов встать мне пришлось.
- Чего тебе? - я сонно хлопнула глазами, разглядывая лишь чуть высветленное небо, на которым все еще мигали звезды.
- Сама же просила город тебе показать, - оскалился парень, сверкая в темноте глазами что те звезды.
- А не рановато? Еще даже не рассвело…
- Пугало, поверь, отоспаться лучше днем! - он шептал, видимо, чтобы не разбудить других и уже тащил меня в сторону входа в трактир, - Я тебя сам после обеда уложу и одеяльце подоткну, но смотреть город лучше всего, когда все остальные еще не проснулись… Нет, это не объяснить! Сама поймешь и спасибо мне еще скажешь.
Просыпалась я обычно быстро, так что уже минут через пять была более-менее бодрой. Красавчик усадил меня за стол, а сам заказал у подавальщицы нам что-нибудь с собой да побыстрее и тут же отдал пару обрезов за заказ. Выглядел он на удивление бодро: улыбался шально, щурил весело глаза и мурлыкал что-то под нос. Успел и с ночным посетителем шуткой перекинуться и с подавальщицей пококетничать.
- То есть ты обиделась, что я к тебе яйца подкатывал? - выглядел он до смешного удивленно, будто даже не поверил.
- Ну пусть будет так, да, - кивнула я, - Больше так не делай. Меня это обижает.
Объяснить ему что «невинные заигрывания» больше походили на издевку у меня не получилось - казалось, мы на разных языках с ним говорили. Я ему про горячее, он мне - про зеленое. Так что пока решила ограничиться тем, чтобы обозначить, что именно мне не понравилось, а не почему. В общем-то, этого хватило. Стоило сказать ему «вот это не делай, а не то обижусь», он спокойно кивал и обещал не делать. И, как ни странно, не делал.
Я для себя заметила, что если злюсь и дергаюсь на какие-то его действия, его это только забавляет и распаляет; а если просто и спокойно говорю, что так делать нельзя тоном «старшей сестры, которая лучше знает», то он легко останавливается.
Минут через десять нам принесли кулек с перекусом, и мы пошли на экскурсию по городу.
Мы шли по улицам в сторону центра, и как порядочная деревенщина я пялилась по сторонам во все глаза, забывая смотреть под ноги. Красавчик со смехом ловил меня, когда я в очередной раз спотыкалась или путалась в ногах и одергивал, если уставившись куда-нибудь, я готова была протаранить лбом столб или чью-нибудь дверь. Выглядела я со стороны, наверное, на диво потешно, но потешный вид перестал меня смущать еще лет в десять, так что я особо не напрягалась, позволяя себе наслаждаться прогулкой по полной.
А насладиться было чем. В таком большом городе я не бывала ни разу - все для меня было внове. И выложенные плиткой и камнем дороги, и каменные же уходящие ввысь дома-коробки с плоскими крышами, и фонари с магическими огнями… Все стояло так плотно друг к другу, соседи, верно, считают себя сожителями! Мои шаги отдавались гулом по всей улице, и мне казалось, что я всех перебужу.
Прелесть прогулки на рассвете я тоже осознала, как Красавчик и говорил. А прелесть была в том, что никого не было. Ни души. В окнах темно, звуки в замкнутых домами улицах создавали эхо, ни коровки не фыркают, ни козы, ни-ко-го… Казалось, что город вымер, и мы здесь одни. Это было одновременно и жутко, и волнующе прекрасно.
Солнечный свет лениво, но неумолимо заливал улицы, выбеливая их. Мы двигались к центру, и дома становились все больше и красивее. Красочные вывески лавок, колонны с нелепо-милыми завитушками… Сочетание прямых линий и этих завитушек наталкивали на мысли о каких-то особняках благородных господ, если я правильно себе представляю, как они должны выглядеть.
Я пыталась запомнить каждую деталь, но, главное, свое восхищение. Мы ведь ко всему привыкаем быстро, особенно к хорошему. Я собираюсь жить в столице и, верно, успею еще насмотреться на городские красоты. Хотелось бы запомнить это первое, до слез яркое впечатление.
