Прочитать его в предрассветной темени, конечно, сложно, но девушка знала его уже чуть ни наизусть.
- Замуж я удачно не выйду, - тихонько шептала она себе самой с легкой улыбкой, - Уж точно не тут. А коли не выйду, сестры тоже черти знает сколько в девках просидят - из принципа. Точнее по дурости…
Девчата ей и правда, пытаясь то ли успокоить, то ли вдохновить, клятвенно обещают каждый месяц, что пока она свою жизнь не устроит, они - тем более. По их расчетам это должно бы радовать старшую сестру, и старшая сестра послушно улыбалась и целовала их в румяные щечки, и даже вполне искренне умилялась… Да только пользы в этом никакой.
Надо ей освобождать дорогу. Да еще и сделать это как-то аккуратненько, чтоб родня, не дай боги, не подумала, будто она на себе крест поставила. Даже если это отчасти правда. А то если они задумку ее поймут, так разволнуются, что уже с нее не слезут.
Как ни забавно, но если говорить о характере, то все дети, как один, пошли в батю. Взрывные, импульсивные, прямодушные и открытые. С обостренным чувством справедливости, но не без хитринки. И любили искренне и со всем пылом. Все в отца.
Все, кроме нее самой. Она, по словам старших, по натуре была копией своей матери. Более спокойная, снисходительная и практичная.
Еще месяц назад девушка написала с просьбой троюродной тетке. Та когда-то очень удачно вышла замуж за купца средней руки и теперь жила в столице Вольмского Княжества, Миловодске, помогая мужу держать пекарню. Вот к ней она и попробовала напроситься.
А почему нет? Работать она умеет; руки у нее откуда надо растут - батя не соврал; опять же, неприхотлива, с детства приучена к скромным условиям. Грамоте, худо-бедно, но обучена. И даже если платить ей по столичным меркам будут гроши, по их деревенским - все равно больше, чем она смогла бы здесь заработать.
Она могла бы собрать сестричкам на приличное приданое. Бате на ремонт заработать да на живность еще какую, братика может потом получится к кому на учебу устроить…
Конечно, не все сразу, но город открывает неплохие перспективы. Может она потом и себе на приданое собрать сможет. А самое главное: свататься к младшей на глазах старшей - неприлично, но если старшая где-то там в далеких далях и возвращаться не торопится, то вроде уже не так уж и неприлично!
Семье она, конечно, наплетет про то, как хочет повидать большой мир и как скучно в их захолустье. Девушка знала, какие надо подобрать слова, каким тоном их произнести, чтобы ей поверили, так что не сильно переживала.
Ответ от тетушки пришел как раз с неделю назад, но, узнав про сватовство, девушка решила отложить новость. Приятно было вообразить, хоть бы на пару деньков, что может что-то и получится… Но наивной она все-таки не была и примерно развитие событий представить себе вполне могла. И все-таки решила подождать.
Даже самой себе признаваться было неловко, но все-таки она очень хотела, чтобы этот день закончился иначе. Чтобы парень посмотрел на нее и… ну может хоть что-то бы в ней увидел? Или хотя бы дал бы ей шанс, хотя бы дал бы ей время показать себя с хорошей стороны. Ведь есть же у нее хорошие стороны?..
Ну да это уже не важно. Уезжать из родных мест в неизвестность совсем не хотелось, но и сидеть сопли на кулак накручивать - тоже не дело. Появятся деньги, и найдут и в ней хорошие стороны.
Поэтому завтра она поговорит с родными.
«…девочка моя, приезжай, конечно! Уголок я тебе найду и работу по способностям тоже. Но ты, пожалуйста, уж меня не подведи. Не хочу перед мужем потом краснеть, что приживалу в дом привела, так что учти: ленивых мы не держим! Будешь плохо работать, не посмотрю, что родня…»
Ленивой она не была. Только некрасивой.
Девушка вдохнула поглубже прохладный утренний воздух, обвела глазами двор, залитый легким утренним туманом, порвала письмо и, перегнувшись через перила беседки, кинула обрывки в темную, тихонько журчащую воду прудика.
Глава 1
- Ты, Пугало, дядьку слушай, дядька плохого не посоветует!
Я кивала с самым серьезным видом и действительно внимательно слушала его советы; слушала я их с единственной целью - узнать, что делать точно не следует.
Руди был оборотнем-наемником из охраны торгового обоза, в котором я смогла купить место за полцены с условием, что буду мальчишкой на подхвате. Я и с готовкой помогаю, и за хворостом бегаю, и лагерь на привалах помогаю разбивать, и по мелочам всяким порой ко мне обращаются. Ерунда, в общем, в сравнении с поездкой по тракту в одиночку.
Приткнуться к торговому обозу мне посоветовал отец, когда понял, что удержать меня дома не получится; переодеться в мужской костюм - тоже он. В общем-то, ничего против я не имела, но страхи отца за свою честь не разделяла. Здесь были девки не в пример симпатичнее меня - на их фоне на меня бы никто не глянул даже. Жалко только было косу срезать. Не бог весть какая, краше меня не делала никогда, а все равно почему-то жалко. Я опять неосознанно потянула руку к голове и потрогала короткие жесткие чуть вьющиеся пряди. Каждый раз, как в первый, хотя за неделю пути могла бы уж и привыкнуть. Зато голове было легко, как никогда, и сохли они теперь до смешного быстро!
В первый же день путешествия Руди, увидев меня, завопил на весь лагерь что-то вроде: «Эй, это же пугало! У нас теперь есть свое пугало! Ты же будешь отгонять от нас птиц? Будешь?», на что я степенно кивнула и торжественно пообещала отгонять птиц.
На секунду кольнула обида от его слов. Но, во-первых, в батиной огромной заштопанной-перештопанной рубахе, в запыленных сбитых сапогах да с волосами, зигзагами растрепанными в разные стороны, именно что на пугало я и походила; а во-вторых, как ни странно, сразу чувствовалось, что обидеть он меня вовсе не пытался. Бывают такие - добродушные грубияны.
С того дня меня и стали с подачи Руди называть Пугалом. Он сразу довольно навязчиво предложил мне свою компанию. Весь первый день я с вежливой улыбкой, которая с каждым часом все больше и больше походила на оскал, слушала его пространные размышления о том, как важно для настоящего мужчины быть честным, прямодушным и совестливым.
- Настоящий мужик ложью не пачкается! Это бабенки хитрить по-всякому горазды, а от настоящего мужчины не то что лжи, даже полу-правды ждать не приходится! А ежели мужик не прямо, как есть, по-чести живет, а все что-то воду мутит, все что-то вокруг да около да мухлежом благи земные себе заграбастать хочет… Так то не мужик, а сопля! Баба то в штанах, а не мужик! Слушай дядьку, Пугало, дядька плохого не посоветует.
Я кивала, поддакивала, кривилась порой незаметно, иногда намекала, что «что-то у меня голова болит - тишины бы», но Руди был как репей. Поначалу я думала, что он просто не понимает, как уже меня достал, но в какой-то момент до меня дошло, что он иной сорт разумных…
- Достал я тебя уже, да? - с участливой улыбкой спросил он, похлопывая меня по плечу.
Очень мне хотелось поделиться с ним богатым батиным лексиконом, но комплекцией я для этого не вышла, чтоб со взрослыми мужиками делиться единственным семейным сокровищем, поэтому мое терпение лопнуло не потоком яростного возмущения, а скорее едва слышным мяуканьем, что, мол: «Да, немного подзаеб, дяденька…», на что Руди сочувственно покивал, ласково потрепал по голове и продолжил самозабвенно трепаться. Я устало прикрыла глаза и как-то уже даже смиренно улыбнулась.
Помниться, в нашу деревеньку как-то заезжал храмовник. Из тех, которые ходят-бродят по стране и наставляют народ на путь истинный, то есть на поклонение Отцу-Дракону. И, в общем-то, небезуспешно, судя по всему, потому что все чаще слышу от окружающих возносящие Ему молитвы. Правда все больше от более зажиточного населения. В общем, заезжал к нам храмовник. Собрал всех на главной улице - и давай умные речи толкать. Долго и старательно он нас наставлял, но если коротенько пересказывать, то суть такая: смирись и будь покорным, и дарует тебе Отец счастье. На самом деле эту науку мне преподавала еще бабка. Она говорила, что мы, человеческие женщины, существа маленькие и слабые, слабее нас только черви - и нас обидеть каждый может. Лучше всего не противиться, а смириться, покориться и получать удовольствие. Правда, она еще говорила, что когда все поверят, что ты смирился, надо бить исподтишка, но все равно суть там, по-моему, вполне благочестивая.