Разговор с девушкой, как ни странно успокаивал и отвлекал. Но только женщина нашла прелесть в том, что ее не захотели оставить одну, вынуждая в срочном порядке успокоиться, чтобы не сорвать случайно раздражение на маленькой Хирш, как сама она подскочила и дернулась к двери.

— Прости, но мне надо отойти! — ее голос дрожал от подступающего к горлу скандала.

Соль было немного жаль Тори, но они взяли за правило не лезть в отношения друг друга с окружающими. Поэтому она не стала останавливать и идти за ней. Вот интересно, а то, что она рассказала все Лае — это считается за нарушение правила?

— Да нет, — сама себе сказала женщина, подливая чаю, — Я же могу успокоить ее, потому что мне хочется? Кто же виноват, что ее пара он, а не кто-нибудь другой? Хотя, конечно, успокоенной она что-то не выглядит…

Тори сидел в позе лотоса с закрытыми глазами и старательно воспроизводил их с Аглаей разговор, пытаясь понять, что он сделал не так. Он ее чем-то обидел? Почему она так разозлилась из-за Соль? Их отношения с Соль ее вообще не касаются… Неужели она не понимает, что они знакомы уже лет десять и столько же — не разлей вода? И у них все в порядке без ее советов? Но, конечно, говорить это он ей не собирался. А то еще надуется… Как бы так аккуратненько до нее донести, что ее это не касается, но так, чтобы она была уверена, что сама это поняла? Что сама так решила…

Когда за дверью послышался топот ног, мужчина почему-то сразу подумал о своей паре. Было в этом шумном топоте что-то детское и звонко-обиженное — кто еще мог так звучать в этом доме?

— Ты подлец! — взвизгнула она, ворвавшись в покои без стука.

Тори приоткрыл глаза, натянул улыбку и взгляд ничего не понимающего человека. Это было не сложно, потому что он действительно не особенно понимал.

— А можно побольше контекста, пожалуйста… — попросил он, добавляя в голос побольше мягкости, чтобы она не заметила его раздражения.

Он уже неделю вокруг нее ритуальные пляски танцует и все ради того, чтобы девчонка регулярно по любому поводу врывалась к нему с предъявами. Он, конечно, понимал, что она запуталась и никак не может решить, какой мальчик ей нравится больше — чужой или тот, которым природа наградила — но все это начинало уже слегка раздражать. Почему старается только он?

— Ты обманывал меня, голову мне дурил! — в ее глазах стояли слезы, а в голосе было столько обиды, что все еще не понимающий Тори почувствовал себя и правда виноватым, — Весело было?! Дурочка Аглая повеселила тебя?!

Ее щеки горели, а обычно мягко-алые губы поджимались до белой линии.

— Аглая…

— Ты знал, что мы пара, но делала вид, будто ничего не знаешь! Болеет он, как же! — взвизгнула она, — Я маме писала, чтобы она нашего лекаря прислала, а он дурачка просто строил! Боже… — она всхлипнула, — А эта история, что тебе кто-то там нравится… Это правда вообще? — Тори молчал, и девушка в этом молчании услышала ответ, — Черт! Черт… Я дура… Я-то тебе поверила! Вот дура, а? Смешно было меня дурачить? Смешно было, когда я волновалась за тебя?

Тори старательно держал улыбку и сочувственно кивал. Конечно, ей неприятно. Он все понимает — любому было бы неприятно!

— Прости меня, пожалуйста, Лая! Просто я подумал, что тебе будет проще, если я промолчу, ведь ты сама говорила, что запуталась… — Тори попытался сделать шаг, протянул руку, но девочка дернулась, уставившись на него исподлобья зверем, и Тори поднял руки в примирительном жесте и, сдерживая раздражение, улыбнулся снова, — Прости, я просто решил, что так будет лучше — дать тебе время привыкнуть ко мне.

Она вдруг как-то вся сдулась. Звонкая злость исчезла, оставив за собой только скрипучее уныние.

— Знаешь, я больше всего на свете ненавижу чувствовать себя дурой, — она нахмурилась и одновременно как-то жалко улыбнулась, — И почему-то именно ты, именно моя пара, заставляешь меня чувствовать, что у меня, видимо, ни капли разума. Никто меня еще не заставлял чувствовать себя настолько жалкой. Чувствовать, что я просто-напросто наивный, глупый ребенок, за которым нужен глаз да глаз, чтоб себе платье не сжег по дурости… — она уже шептала, почти хрипела, явно с трудом глотая комок в горле, — Мне так это надоело, ты бы знал! Мне так надоело, что все смотрят на меня сверху вниз… Так надоело, что не позволяют самой и шага ступить… Так надоело! И терпишь, терпишь, не дуришь назло, чтоб не волновать близких, а они только утверждаются в мысли, что без них ты — ничто. И теперь ты тоже… Ты на меня смотришь сверху вниз — даже сейчас. Мне так это надоело…

У Тори застыла улыбка. А потом будто треснула. Это пронзительно-искреннее признание должно бы было его то ли разжалобить, то ли он должен был почувствовать себя негодяем, то ли лучше ее понять… Столько полезной информации она выдала. Но вместо того, чтобы услышать и принять к сведению, мужчина вдруг дико разозлился.

— А ты меня, значит, дураком не выставляла? — уточнил он фальшиво-мягким тоном, — Или как, по-твоему, я должен был себя почувствовать, когда понял, что ты моя пара? Что ты дала себе время безопасно подумать и решить, а мне такого времени никто не даст? Что ты воспользовалась моим недугом, чтобы разобраться в себе? А как потом должен чувствовать себя я, когда ты, все осознавшая и принявшая решение, которое коснется нас обоих, меня перед фактом бы поставила? Перед фактом своего решения? Я предлагал тебе подумать вместе. Но если ты решила дать себе время, то почему я не могу дать время себе? Чтобы сблизиться с тобой? Я поэтому такой мерзавец, да? Когда ты меня дуришь — это нормально, а когда я тебя — я мерзавец. А ты — хорошая. Прямо душка.

— Ты!..

— Я.

Он криво, почти издевательски улыбнулся.

— Ты все выворачиваешь! Я… я ведь не о том! — беспомощно возразила она, не в состоянии найти аргументы.

Все ее мысли, чувства вертелись в таком водовороте, что подобрать правильные слова не получалось. Она ведь ради него хотела разобраться в себе! Чтобы с ним не поступить подло!

— К черту тебя! — вскрикнула она и, развернувшись, кинулась к двери.

Тори устало упал на диван. Знал ведь, что нельзя давать волю раздражению. Это всегда только все портит. Контроль тут же ускользает из рук, рассыпаясь в песок. Но как же иногда сложно держать себя в руках!

— Зато расхлебывать последствия потом не сложно… — проворчал он себе под нос.

Мужчина перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку и сдавленно, протяжно простонал, не в состоянии иначе выразить свою усталость. Он может тоже запутался! Пусть кто-нибудь решит все за него.

Случайности или ловушки

— Госпожа Роашат! — улыбнулась мне какая-то леди, чье имя я не вспомню, даже если очень захочу, — Чудно выглядите! Ваш жених, конечно, должен быть очень счастлив? — иронично уточнила она, — Или ваш сегодняшний кавалер? Простите, никак не пойму, для кого именно вы наряжались…

Я окатила ее внимательным взглядом. Нет, хоть убей — не помню. Госпожа Лилар? Линар?..

— Для себя. И да, очень счастлива.

— Ну и правильно, — еще одна женщина с, кажется, искренним сочувствием покачала головой, — Что еще нам в таких ситуациях остается, да? Делать все только для себя!

Я залпом выпила весь бокал с игристым вином. Прошло всего около часа, но я уже была жутко вымотана! У меня до сих пор не было даже шанса приблизиться к императорской чете — они были заняты, играясь с человеческой делегацией. Сильван стоял подле них, не упуская шанса показать себя, и там же был и Нико, чье присутствие было необходимо черт его знает — зачем. Какой-то обмен технологиями, всестороннее сотрудничество и прочие вещи, интересные ученым государственным мужам, но совершенно неинтересные мне, простой несчастной женщине, которая пытается разобраться, кто хочет ее убить, и не рассориться за это время еще больше с женихом.

Они были там, а я была тут, и у меня не было ни шанса избавить свои уши от необходимости слушать плохо завуалированные оскорбления в перемешку с оскорбительным сочувствием. Причем, я даже не могу точно сказать, что бесило меня больше, но из-за того, что некоторые, кажется, искренне — боги вы мои! — переживали даже за меня в связи с «изменой» истинной пары, посылать всех без разбора у меня тоже не получалось. Я вообще с трудом понимала, как мне реагировать. И чувствовала себя… как дикая кошка, которую усадили на пуфик и повязали ей бантик на ухо. И лепечут ласково что-то про то, какая она милая крошка и самая-самая добрая девочка на свете!