— Побольше искренности, ну что с тобой не так?! — зашипел друг.
— Очень извини?..
— В-все в порядке, — то ли сказала, то ли спросила девушка, сама не до конца понимая, в порядке ли.
— Госпожа Хирш, а я о вас наслышан! — не затыкался Тори.
Он кокетливо сощурил глаза, заставляя девушку слегка расслабиться. О своей красоте она тоже наслышана. На ее лице уже наметилась довольная, чуть снисходительная улыбка человека, который готов принимать привычные комплименты.
— Все только и говорят о том, какой вы несчастный больной ребенок! Соль, ну как ты могла обидеть это бедное дитя? Ты на нее погляди…
Я кашлянула в кулак.
— Я не больна! — взвизгнула Аглая, подскакивая, — И я не ребенок! Что вы себе позволяете?! Обо мне говорят, что я красива, а не…
— Красива?
Тори состроил удивленного дурачка, но я уже уловила в его глазах знакомы блеск предвкушения. С такими глазами он доводил несчастных до белого каления в считанные минуты. Я уже собиралась его оборвать — еще не хватало опять ее до слез довести! — но Аглая вдруг стиснула зубы, глядя на него с какой-то невыразимой обидой, и резко повернулась ко мне.
— Соль, мне очень, очень стыдно за то, что я вчера наговорила! — зачем-то начала она вновь с жаром искреннего сожаления, — Я просто не понимала!.. Мне жаль, я была жестока и невнимательна! Понятно, почему вы разозлились!
— Все правда в порядке, — покачала головой я, удивленно ее оглядывая, — Я рада, что мы пришли к пониманию.
— А вы! — она с горящими глазами повернулась к Тори, — Вы наглый, невоспитанный, грубый чурбан! Вы просто!..
Она набрала в грудь воздуха, чтобы еще что-то сказать, но Тори вдруг нахмурился, схватился за голову и начал заваливаться.
* * *
Аглая старательно держала лицо, болтая о всякой ерунде, и так же старательно не смотрела на молодого мужчину, привязанного к кровати Соль. Он выглядел слегка потрепано, но пришел в себя и даже опять начал раздражать — и это радовало.
Когда он вдруг потерял сознание, у девушки чуть сердце не остановилось от страха. Руки заледенели, а в голове образовалась совершенно бесполезная, жалкая пустота. Аглая чуть не скривилась, когда вспомнила, как она бесполезно бегала за Соль хвостиком, пока та без слов и всякого испуга быстро проверила его состояние, взвалила на плечо и отнесла наверх, в свою спальню; за пару минут привела мужчину в себя и, убедившись, что это нормальная слабость и сонливость от лекарств, привязала к кровати, требуя у друга быть хорошим мальчиком и отдыхать.
Вспомнилось также, как она сама бесчисленное количество раз раздражено требовала у близких не опекать ее так сильно, не следить за каждым вздохом, отстать с бесчисленным количеством укрепляющих снадобий… Лае всегда это казалось нормальным — она уже здоровая молодая девушка. Она хочет жить полной жизнью, и потакать страхом близких — значит запереть себя дома под неусыпным надзором лекарей с горой только самой правильной еды, самых мягких одеялок и самого теплого чаю. А ей хотелось жить. Ошибаться, ссориться, веселиться, может даже сотворить пару-тройку глупостей! Решать самой и отвечать самой, даже если это сложнее, чем жить в зимнем саду, где специально для нее все засадили кустами волшебных цветов, что делали воздух целебным.
А теперь она вспоминала, как сама в детстве порой теряла сознание, заходилась оглушительным кашлем и заливала настольные игры кровью из носа. Как себя должна была чувствовать ее семья, зная, какой слабенькой она всегда была?..
Этот дурачина требовал его немедленно развязать, клялся и божился, что уже хорошо себя чувствует, а Лая злилась — ну какое хорошо! Ну какое хорошо! Он хочет их с Соль до седин довести?! Пусть лежит и послушно отдыхает!
— Я думаю, мне надо сделать зарядку, чтобы окончательно поправиться… — пробовал он в очередной раз.
— А кто-то спрашивал, что ты думаешь? — уточняла в ответ Соль удивленно.
Мужчина закатывал глаза и ворчал что-то себе под нос, а потом снова:
— Кажется, я…
— Когда кажется — крестись, — перебила его подруга.
— Я!..
— Я — последняя буква в алфавите.
Он молча сверлил ее обиженным взглядом, а женщина подпиливала коготки, развалившись вальяжно по даже на вид дорогущей старинной кушетке с алой обивкой с узорами, популярными во времена Первой Империи. Ее дом вообще был наполнен жуткой смесью подлинного антиквариата и откровенной дешевки. Чего стоит только отвратительно вышитая вульгарная девица с оголенными прелестями!
— Ну Соль, ну развяжи, я взрослый мужчина…
— Не Солькай, — хмыкнула женщина, — Закрой глазки и спи. Баю-баюшки-баю, маму лучше не беси…
Они перекидывались то и дело парой фраз, и во всем этом было столько тепла, столько чего-то откровенно близкого, почти семейного, что Аглая чувствовала себя преступницей, что пробралась на чужую территорию и подглядывает за чужой же жизнью. Под улыбкой скрипели зубы, и девушка сжимала занавеску до побелевших костяшек.
Ей было почти смешно. Так иронично! Разве это не похоже на расплату? Она стояла у распахнутого окна и старалась не дышать глубоко; чувствовала себя униженной и разбитой, не знала, куда приткнуться. Она на него глаз поднять стыдиться; у нее все внутри теплеет, стоит вдохнуть поглубже, а он на нее, как на грязь смотрит! Смотрел. А теперь в упор не видит, только тепло щуриться госпоже Роашат, продолжая возмущаться скорее в шутку. Даже намека в глазах нет на то, что он хоть что-то чувствует.
Аглая гораздо чаще воображала себе любовь как у родителей. Парность! Глупая физическая тяга. Настоящая любовь совсем иная, не из-за каких-то запахов, а вопреки всему… Но порой — совсем редко! — девушка представляла, как встречает истинного. Конечно, она его отвергает, ведь все почему-то уверены, что раз пара — то считай уже твоя. И делать ничего не надо. И ее истинный будет тоже так считать. Что она уже его. А она так просто не дастся!
Вот только ее истинный ее даже не чует.
Щеки опять стыдливо налились румянцем, стоило вспомнить, как она усомнилась перед Соль в их парности с Нико. Она представила на мгновенье, что это она на ее месте, что это ей никто не верит, над ней смеются… Нет. Нет, всего этого не будет. Потому что ее пара — болезный дурак и хам! Запах — это просто запах. Физическая тяга — ничто. Он ей не пара. Сердце уже выбрало другого. Раз он ее не чует, так даже лучше! Она гордая и не будет бегать за ним…
— Может вы закроете окно? — предложил Тори.
На мгновение в душе вспыхнула радость, что он ее наконец заметил. Радость, впрочем, быстро сменилась раздражением. Нет, ей не нужно этому радоваться. Сердце уже выбрало не его, пусть даже ее чувство и не найдет ответа.
— Больным полезно дышать свежим воздухом, — Аглая сдержанно улыбнулась, — Это я вам как несчастное больное дитя говорю.
— Да я же за вас беспокоюсь, — вскинул брови мужчина, — Что мне от ветерка сделается?
Девушка пожала плечами.
— А мне что сделается?
— Ну а вдруг вас ветром подхватит и унесет на Ту Сторону? К страшным человекам с их страшными рассказами о том, какие перевертыши страшные! Я слышал, в желании самоутвердиться за счет других, некоторые готовы сделать жуткое пугало даже из тех, кого толком не знают… — девушка нахмурилась, не понимая, что за намек ей чудится за этими словами.
— Кляп тебе что ли еще в рот засунуть? — задумчиво потянула Соль, но Тори даже не обернулся, продолжая.
— Вы не считаете, что порой лучше промолчать?
Аглая согласная кивнула мужчине и открыла окно еще шире, улыбнувшись.
— Вот и пейте свое лекарство молча!
Соль подперла подбородок кулаком, наблюдая за нахохолившейся, раздраженной девчонкой. Интересненько…
Глава 8.
Ягоды и корона
Я иду по коридору бесшумно. Вовсе не потому что что-то случится, если кто-то увидит, что я выбралась ночью из постели — ну разве могут меня наругать за то, что мне захотелось выпить теплого молока? Дядя может поворчит, но не всерьез, он же меня обожает… Я иду бесшумно, потому что я притаившаяся хищница! Прекрасные хищницы вроде меня появляются неожиданно, шокируя окружающих.