Я ступаю мягко, перекатывая аккуратно вес, никуда не тороплюсь. Из дядиного кабинета слышатся приглушенные споры и тонкая полоска янтарного света выливается в черный коридор из зазора двери. Двери в этом доме были плохие: закрывались либо на века, либо не закрывались крепко вовсе. Свою дверь я открывала с трудом, а дядина вот, как ни старайся, не захлопывалась плотно.
Я все еще думаю, что лучше было бы остаться на землях лесных кошек. Там мы жили в большом крепком доме, построенном еще отцом, а все ровесники меня боялись и уважали. Там мне сватали своих сыновей князья и вожди с соседних земель, надеясь, что в их детях я учую пару. Я большая, сильная и здоровая; у меня славные предки — значит и котятки у меня будут всем на зависть.
Я завидная невеста, я иду по большой тропе между домов — и все любуются мной, глядят восхищенно мне вслед! Так и должно быть. А здесь, в этой империи, я чувствую себя непривычно маленькой. Дома огромны, зверей целые скопища и никто мне вслед мне не любуется… Это слегка раздражает. Но лишь слегка. Гораздо больше, что нельзя обернуться, пробежаться по лесу с друзьями, нарычать на соседа и с разбега прыгнуть в ручей, забрызгивая дяде штаны. Он бы ворчал, может даже обернулся бы тоже и попытался бы за шкирку вытащить своего шаловливого котенка, нарычал бы и полез вылизывать лоб и щеки. Но я даже котенком слишком большая для него — я бы его сама за шкирку и вылизала бы! А дядя бы потом ворчал, что у меня никакого уважения к старшим, но все равно бы подкладывал в обед добавки, чтобы росла большой и сильной. Всем на зависть.
А в этом неоправданно большом и по-идиотски тесном городе ничего нельзя. Нельзя выходить, нельзя обернуться, нельзя играть и знакомиться с мальчиками. Ничего нельзя! А там, где можно, скоро всех хорошеньких женихов разберут, пока я тут прячусь словно преступница. Мне уже четырнадцать — я уже почти женщина. И в этом доме мне одной скучно.
Да, я бы предпочла вернуться. Что мне до этой империи, хоть двести раз ей правили мои славные предки? Если больше не правят, значит не такие уж и славные! Как можно отдать свое каким-то псинам? Ой, в смысле волкам!
Но дядя — нежный и гордый. Он не мог принять, что на троне его прекрасной племянницы сидят какие-то… ну, в смысле, волки! Он хотел вернуть то, что мое по праву. Мне это не нужно, но я не спорю. Я люблю дядю, а дядя хочет трон. Если я могу ему его дать, то дам — мне разве жалко? Хотя затея кажется мне слегка наивной, и я все никак не возьму в толк, зачем мой умный дядя в это ввязывается… У императора есть армия, а что есть у меня? Но богатый дядин друг говорит, будто соседние страны тоже горюют, глядя на узурпатора на троне славного рода Роашат и готовы помогать всем, чем смогут. Главное, начать волнение, а потом зашептать по углам мое имя. В то, что кто-то там горюет я не верила. Не верил и дядя — я видела это в его глазах. Но во что-то он верил — это я тоже видела.
Я бесшумно подхожу к кабинету дяди и прикрываю глаза, прислушиваясь. Что они там опять планируют? Кого и как в этот раз будут настраивать против императора… ой, в смысле, узурпатора!
Я бесшумно хихикаю.
— …так ведь даже лучше! — шепотом возражает чему-то Деши, мой кузен и единственный сын дяди.
Он, как и дядя, был из семьи отца — слабый кот. Но норову еще побольше, чем у меня.
— С ума сошел? Теперь-то она может стать настоящей проблемой!
Я нахмурилась. Это же не обо мне? Мне не понравится, если обо мне говорят в таком тоне.
— Это всего лишь цацка! Да и для наших планов…
— Идиот! — зашипел дядя и, судя по звукам, дал ему подзатыльник; я улыбнулась, ведь тоже считала Деши идиотом, но улыбка моментально погасла, стоило понять, что речь все же обо мне, — Не слышал о Талланской короне что ли?! Это не цацка, это родовой артефакт! Не каждый даже из тех, кто на троне сидел, его материализовать мог! А те, кто мог, становились наследниками без всякой очереди. Это не цацка, кретин малолетний, это настоящая регалия власти, символ власти и процветания Великой Талланской Империи… Пусть и ересь все эти символы, а широким массам ой как зайдет!
— Ну а проблема-то в чем?! — раздражено перебил Деши, — За это можно даже еще денег сверху потребовать с графа — для его планов это очень кстати…
— Проблема в том, сосунок, что это может стать по-настоящему опасным, а планы графа — одно пустословие. Одно дело дать им девчонку и свалить с деньгами. Думаешь, этот высокопарный безмозглый малолетка-графеныш всерьез сможет свергнуть императора? И чем он его свергнет? — издевательски усмехнулся дядя, — Речами о гордости старой аристократии? Волки крепко стоят на ногах, переловят этих сошек и казнят за пару месяцев. Наших имен нигде нет, на собрание Соль ходила с графом одна… И никто бы из-за подобной ерунды глубоко копать не стал! А из-за этой дурацкой короны может и что-то серьезное случится, и далеко не факт, что нас не коснется… Империя — самое большое государство оборотней. Не дай боги и правда волнения начнутся… Такое всех коснется. Даже дома покоя не будет. Так что графу о короне ни слова!
Из горда опять почему-то вырвался смешок, и я закрыла скорее рот, чтобы меня не услышали. Сердце грохотало в ушах, и мне казалось от меня столько шума, который я не могу услышать из-за этого грохота!
— Так что теперь, не будем дожидаться второй части оплаты?
— Еще и первую выкинем! Пойдем к Его Величеству, расскажем про Соль, и пусть сам решает, что с ней делать… И даже не смей что-то просить! Шкура дороже денег — запомни.
Деши оказался не дураком. Дурой была я.
Я не плакала. Даже не помню, чтоб хотелось плакать. В душе не было даже обиды, было просто как-то непонятно пусто, и я даже ничего не сказала. Пошла спать, а утром вела себя как обычно, да и чувствовала себя так же. Как будто и не слышала этого разговора. Он фоном все повторялся обрывками в голове, а я не могла взять в толк, что же это все значит? И в конце концов поняла, что мне это приснилось. Точно! Дядя же меня обожает, ну как он мог бы со мной так?..
А через неделю, когда Деши вдруг начал насмехаться над «будущей императрицей», думая что я не понимаю его откровенных намеков, его иронии, что-то во мне вскипело. Он всегда завидовал мне, что его наглая кузина целая Роашат, а он просто безродный паренек. И теперь мог вдоволь посмеяться. На глаза упала красная пелена бешенства, и что было дальше — я не помню. Помню уже, как ревела над его разодранным в клочья телом. Я оттащила его кое-как в ближайший переулок. А потом гладила дядю по голове, успокаивая, когда он плакал над телом единственного сына. На следующий день и его, и графа уже арестовали.
Я напитала своей магией какую-то тиару из материнских остатков былой роскоши, и наплела, будто дядя ее хотел выдать за Талланскую корону, и мне даже, кажется, поверили. Ну а почему бы и нет? Я же дура, куда мне целая настоящая корона.
А с первой части «оплаты» за себя, которую я нашла у дяди, я сняла комнату с нормальными дверьми. Все-таки такой высокой особе и просто красавице не пристало жить в общежитие с какими-то потными мужиками!
— О чем вы так серьезно думаете, Соль? — прошептала Аглая, будто ее голос аж из гостиной мог разбудить наконец сдавшегося на милость лечебному сну Тори.
Я подняла на нее глаза. Был уже вечер, но она почему-то так и не ушла, а выгонять ее почему-то не хотелось. К обеду ворвался Диес, заскочил без приглашения на второй этаж с таким видом, будто был уверен, что я уже обгладываю косточки его прелестной сестрички, закончив пить ее кровь. Она переругивалась с Тори, пока я чистила им мандарин, обнюхивая его зачем-то со всех сторон, хотя люди Нико еще ночью тут все проверили.
К счастью, у Диеса были дела, так что он оставил рядом со сбежавшей сестрой молчаливого охранника и свалил всем на радость куда подальше. Он, конечно, пытался быть милым, но глаза то и дело смотрели на меня с такой злостью, что будь я понежнее, расплакалась бы от обиды!