Это говорила Ромашка. Все уже успели привыкнуть к девочке, тенью следовавшей за путниками.

— Может, Лысенка — твой дом? — спросила Лада. — Что ты помнишь?

Девочка смешно наморщила нос, задумавшись.

— Что их все боялись. Это был ужас, приходящий с болот. Никто не мог спастись от них. Если вы попадётесь им, то никогда уже не вернётесь.

Слова зловещего предупреждения словно повисли в воздухе, смешавшись со зловонными испарениями топей.

Если прошлой деревне достался хоть клочок суши, Лысенке не повезло даже в этом. Поселение вырастало прямо из мутной воды. Небольшие круглые жилища, сплетённые из тростника и обмазанные глиной, держались на больших сваях, уходящих в глубину болот. Между хижинами лежали простые мостки из связанных между собой кривых ветвей, в любой момент готовых обрушиться вниз. К ним вёл хрупкий на вид подвесной мост, ближний конец которого был закреплён на земле позади большого, наполовину утопленного в воде камня.

Лада рассматривала деревню, стоя на краю дороги.

— Это и есть твой дом?

Ромашка едва заметно кивнула, отвела в сторону взгляд, затем тихо произнесла:

— Но я вспомнила, что мне нельзя туда.

— Уверена, что бы ты ни натворила, родители ждут тебя.

Девочка качнула головой.

— У меня нет никого. Я одна.

— Идём. Мы тебя здесь не оставим.

Лада видела, как колеблется девочка. Её взгляд был устремлён на домишки. Хотя лицо оставалось непроницаемым, Лада чувствовала идущую внутри Ромашки борьбу. Наконец, та сделала небольшой шаг. Ещё один. Следом двинулись и остальные.

Лада подошла к камню и внимательно осмотрела его. Как и путевой камень на перекрёстке, он некогда был исчерчен символами или письменами, но теперь от них остались лишь едва различимые борозды. Множество бурых пятен покрывало шершавую поверхность. Часть из них давно засохла, другие ещё были свежи. Не оставалось сомнений — перед Ладой находился жертвенный камень язычников.

— Клин был прав. Здесь и правда приносят кровавые жертвы.

Дроган молчал, внимательно осматривая окрестности. Вдруг он сделал шаг в сторону и грозно обратился к ближайшим кустам:

— А ну вылезай! Нечего прятаться!

Кусты безмолвствовали.

— Не заставляй меня подходить и вытаскивать тебя оттуда! Не думаю, что тебе это придётся по вкусу.

В ответ растительность колыхнулась, и из неё на четвереньках выбрался грязный, исхудавший человек. Поднявшись, он оперся о короткую узловатую палку, не смея поднять взгляд. Голова его клонилась набок, то и дело вздрагивая, заставляя жидкие пряди длинных волос колыхаться волнами.

— Не бойся, — сказала Лада, выступая вперёд. — Скажи, кто ты и что здесь делаешь?

— Штриг, — ответил человек, странно растягивая слова и шепелявя. — Шлежу жа камнем. Штарошта велел. Готовлю жертвы. Режу. Рашделываю. Не трогайте меня, я хороший. Жла никому не чиню.

— Зла не чинит, жертвы, однако, разделывает, — пробормотал Мормагон.

— А что ты приносишь в жертву, добрый человек?

— Птишки. Лягушки. Желёные люди приходють, жабирають. Уходють в топи. Наш не трогують.

— А если им ничего не оставлять? Что тогда?

Стриг нахмурился. Его голова невольно дёрнулась в очередной раз.

— Беда, — коротко ответил юродивый.

— Кажется, эти его «зелёные люди» — то ещё бедствие для деревни. Жители им не поклоняются, а скорее пытаются откупиться.

Дроган тяжело вздохнул.

— Сестрёнка, не хочешь ли ты предложить нам тащиться в топи, чтобы избавить деревню от каких-то злобных тварей? Я — не ведун, чтобы нечисть по болотам резать. Да и ради кого? Какой-то чуди?

Воитель сплюнул.

— Не ради какой-то чуди, братец. Ради неё.

Лада кивнула в сторону безучастно сидевшей в сторонке девочки. Так, будто происходящее совершенно её не касалось.

Дроган вздохнул ещё раз.

— У нас есть своя задача. Хочешь останавливаться в каждой замшелой деревеньке и пытаться спасать сирых да убогих? Всей жизни не хватит. Да и с каких пор это стало настолько важно? Сколько их было, таких? Мы делали работу и шли дальше. Что изменилось?

— То, что теперь вы можете потерять себя, — произнёс Мормагон.

Лада с Дроганом повернулись к нему. Музыкант, необычайно серьёзный и мрачный, стоял неподалёку.

— Ты о чём? — спросил Дроган.

— У каждого из вас есть свой мрак внутри. Да и у меня, чего греха таить? Раньше у вас была миссия. Цель. Высшее предназначение. Это позволяло думать, что все грехи списываются. Любые поступки оправданы. За вашей спиной стояла сила самого Создателя. Теперь вы разбиты, отвергнуты. Беглецы, на чужой земле. Будущее туманно и не определённо. И если мы не будем творить добро, как скоро зло возьмёт над нами верх? Если мы станем отворачиваться от бед ближних, не проснутся ли чудовища внутри нас?

— Гладко стелешь, приятель, — пробормотал Дроган.

Лада задумалась.

— Он прав. Раньше мы опирались на Церковь. Теперь нам надо искать силу внутри нас.

— Создатель всё ещё с нами, — пожал плечами Дроган.

Лада взглянула на трясущегося Стрига. На смотрящую в пустоту Ромашку.

— Да, с нами…

— Раньше Стриг был обычный, — говорила Ромашка, пока путники пробирались по болоту. — Я помню его. А потом попался под копыта лошади какого-то человека, что проезжал мимо Лысенки. Тот даже не остановился, когда проломил Стригу череп. Несколько дней он лежал в бреду. А, как очнулся, уже никогда не был прежний. Теперь такой и ходит. Жаль его.

— Всех вас жаль. Скажи, ты не думала о том, что будет с тобой дальше?

— Ничего не будет. Здесь, в болотах, моя смерть.

— Не слишком ли мрачные мысли для маленькой девочки?

Ромашка пожала плечами и больше не произнесла ни слова, пока впереди не появилась цель их похода — чёрный зев пещеры.

— Это здесь?

Ромашка подумала немного и кивнула.

— Меня зелёные люди утащили, когда в деревне не оставили им жертву. Я сбежала от них и заблудилась на болоте. Так и попала к той злой старухе.

— Как они выглядят?

— Как люди. Только зелёные.

Мормагон покачал головой.

— Хорошо, — сказала Лада. — Подожди здесь, пока мы не вернёмся. Мормагон, останься с ней и лошадьми.

— Я что, за ребёнком буду следить, пока вы собой рискуете? — недовольно засопел музыкант.

В голосе его, впрочем, не чувствовалось уверенности.

— Как знать? Кто-то из этих существ может быть сейчас снаружи. Чтобы не зашли нам со спины и не напали на Ромашку, тебе лучше остаться. Это важно.

Мормагон огляделся по сторонам. Кивнул. Отворачиваясь, Лада видела, как музыкант достаёт свой топорик.

Каменная дорожка вела вверх, к пещере. Лада подошла к входу, пока Дроган привязывал лошадей, и заглянула внутрь. Узкий лаз делал пробирающихся по нему людей полностью беззащитными против атак тех, кто мог засесть по ту сторону.

— Что там?

— Скользкий глиняный пол. Узкий проход. Если нас ждут, будет тяжело.

Дроган с сомнением осмотрел свой топор.

— Дай-ка один из твоих кинжалов.

— Почему ты не заведёшь свой? — спросила Лада, протягивая оружие. — Тебе ведь часто нужно что-то, чем удобно сражаться в ограниченном пространстве.

— Так и сделаю, — пообещал Дроган и осторожно полез в проход.

Лада зарядила самострел, перехватила его левой рукой, в правой держа незажженный факел, и отправилась за названным братом. Почти сразу же нахлынул мрак. Тяжёлый, удушающий, влажный. Он забивал лёгкие, мешая дышать, неся запахи смерти и разложения. Там, впереди, была гниющая плоть. И её было много.

Помогла ли им слепая удача, или «зелёные люди» были слишком глупы, чтобы выставить охрану, но охотники беспрепятственно проникли в первый зал. Чиркнуло огниво, и во тьме распустился огненный цветок. Дроган стоял, сжимая факел в левой руке, в правой держа кинжал. За пределами светового круга мрак оставался непроницаем. На его границе вырисовывались силуэты стен. Пещера была молодой. Каменные клыки, сталактиты и сталагмиты, ещё не успели прорасти в ней.