— Я запретил Еве беспокоить тебя, пока мы не поймём, с чем имеем дело. Я понятия не имел, что она ослушалась меня. Она скучала. Постоянно уговаривала меня рассказать тебе всё, но врачи запретили вываливать на тебя сразу такой объём информации… И я хотел бы защитить тебя, Луковка, правда. Но, кажется, у меня ничего не получается!

— Ты только и делаешь, что защищаешь меня! Даже от своей семьи спрятал… Или их от меня… Они… всё время были через забор от меня. И ты даже не намекнул, что эти люди — твоя семья!

Акманов выглядит расстроенным. Он сжимает лицо ладонью, подбирая слова.

— Лукерья, нет. Всё не так! Я просто ждал, когда ты немного свыкнешься с новой реальностью. Я просто временно оградил тебя от контакта с другими людьми, чтобы они не перегружали тебя общением. Я не подумал, что мелкая заноза посмеет ослушаться и полезет к тебе с разговорами! Конечно, если бы ты сразу мне сказала об этом, я бы поведал тебе о наших родственных отношениях с Евой и её бабушкой, но я ничего не знал. А когда понял, решил, что лучше как-то постепенно подвести тебя к этой новости… Ну чтобы не шокировать. Жаль, конечно, что ты не рассказала мне о своём знакомстве с соседями, но… Случившееся не твоя вина, это мама не уследила за Евой, не рассказала мне про ваше общение…

— Боже мой! Лина сочинила целую историю, чтобы я ничего тебе не рассказала! Сказала, что ты рассорился из-за меня с её бабушкой… — Мысли сумбурно перескакивают от одного к другому, и я не могу сосредоточиться на чём-то конкретном. — Боже! Римма Германовна меня действительно ненавидит? Я совсем не нравлюсь твоей маме?

— Нет, ну что ты, маленькая. — Торопливо успокаивает меня муж. — Мама недовольна мной, а вовсе не ненавидит тебя…

— Денис, да хватит уже! — Из палаты выходит моя свекровь. — Не лги ей. Если ты сам не можешь признать, я возьму на себя смелость сказать правду этой девушке: мне не за что тебя уважать, любить и ценить. Как только ты появилась в жизни моего сына, всё перевернулось вверх дном! Одна большая ходячая проблема! Я жалею, что позволила ему ввязаться в этот фарс и сделать тебя своей женой!

Каждое слово женщины заставляет меня вздрагивать. Слёзы текут обжигающими ручьями, и я безостановочно всхлипываю, пытаясь успокоить рвущиеся из груди рыдания.

Денис мрачнеет. Нависает над матерью, а я просто не хочу быть причиной их очередной ссоры!

— Мама, — укоризненно говорит он женщине. — Ну ты же знаешь, что у Лукерьи небольшие проблемы со здоровьем! Врачи рекомендовали быть с ней поделикатнее!

— Стой, Денис! — Я касаюсь его локтя. — Твоя мама права. У тебя из-за меня одни сложности. Амнезия, наследство, запрещённые грузоперевозки… Я во всём виновата…

Мне нужно срочно остаться одной. Я не могу тут находиться. Срываюсь с места и бегу-бегу-бегу. А Денис пару раз окрикивает меня, но снова обращается к маме.

— Ну я же просил!.. — Обречённо вздыхает он, а дальше его голос сливается с эхом от моих шагов.

Я нахожу туалет и запираюсь в тесной кабинке. Размазывая слёзы по лицу, я думаю лишь об одном: почему, ну почему же Денис продолжает терпеть весь этот кошмар? Это слишком, на мой взгляд. Мне не становится легче, проще. Я ни на шаг не приближаюсь к потерянным воспоминаниям. Ещё и обрастаю новыми проблемами.

И ведь он мог просто сдать меня на какие-нибудь опыты, оставить в клинике и жить себе спокойно. Но нет. Заботится обо мне. Решает мои проблемы.

Когда я сама даже не могу решиться на… Сближение.

Тихий скрип двери, звук шагов, и кто-то прерывает моё одиночество, запираясь в соседней кабинке. Я успокаиваюсь и иду к раковине. Монотонно мою руки в прохладной воде. Кабинка за спиной отворяется снова. Шаги приближаются ко мне.

Я отключаю воду и собираюсь уйти, но не успеваю сделать и шагу. Чьи-то руки толкают меня в стену и сжимаются на моём горле, а грубый незнакомый голос хрипит мне в самое ухо:

— Ну, что, сучка малолетняя! Вот и встретились. Хочешь, чтобы инвалидка и дальше продолжала жить и не пострадала? Дай разрешение на отгрузку с пятого склада тому, кто попросит, и не сообщай об этом своему мужу, и никто не пострадает!

Слезящимися глазами я выхватываю детали: тёмная или чёрная толстовка с низко натянутым капюшоном, лицо, утонувшее в темноте, длинные толстые пальцы, крупные ладони.

Мужчина гладит мою скулу, сжимает крепче руку на моём горле и вдруг встряхивает. Я ударяюсь затылком о стену.

— Будешь послушной девочкой, и никто не пострадает. — Снова повторяет незнакомец. — Пятый склад. Подпиши разрешение на отгрузку.

— Мой муж, — хриплю ему, — не позволит…

— Ты — хозяйка! Ты! Тебе и решать вопрос. Вздумаешь взбрыкнуть, начну с калеки.

Он снова встряхивает меня, ударяя всем телом о бетон, резко отпускает и уходит. Я жадно хватаю ртом воздух, оседая на пол.

Я не собираюсь причитать, почему я не отказалась от наследства в пользу других детей своего отца. Не стану размышлять, зачем отец оставил мне эту компанию. Не буду жалеть себя.

С меня хватит!

Неожиданно для самой себя я испытываю вовсе не страх. Не впадаю в панику. Я чувствую злость. Ярость клокочет в груди. Я вспоминаю каждое мерзкое слово своих родственничков в кабинете нотариуса, жалящие слова сотрудников этой грёбаной фирмы, откровения свекрови. Вспоминаю всё, что мне довелось пережить за последние пару месяцев, и понимаю: всё, что произошло, каким-то образом связано с делами на этом складе.

Из-за этого наследства я не только оказалась здесь, прижатая к стене, но и… забыла своего мужа!

Я пока не знаю причин, не знаю, кто и зачем сделал это со мной, как и не знаю, что именно, но теперь я твёрдо убеждена — я не стану больше терпеть!

И прятаться за спиной Акманова больше не стану! Не хочу, чтобы кто-то считал меня его самой большой проблемой и ошибкой. С меня довольно!

Мне нужно взять себя в руки и перестать трястись как осиновый лист от каждого шороха. Я должна пойти в офис, пересмотреть все бумаги отца и узнать все его тайны. Я должна узнать, что скрывают на пятом складе, из-за чего весь сыр-бор. Я должна найти всех, кто замешан в незаконных перевозках. Я должна узнать, почему я забыла мужа. Я должна узнать, кто в этом виноват. И я, чёрт возьми, узнаю!

Упираясь дрожащей рукой в шершавую стену, покрытую зелёной краской, я поднимаюсь на непослушные ноги и привожу себя в порядок.

Я больше не буду девочкой для битья. Я больше никому не позволю вытирать об меня ноги. И мне надоело быть послушной.

Я всю жизнь была послушной, и куда меня привела эта дорога?

Я выхожу из больничной уборной в коридор с приглушённым светом. В трёх метрах от двери, прислонившись спиной к стене стоит Акманов. Взгляд опущен на ноги или в пол. На лице — хмурое выражение.

Услышав мои шаги, муж поднимает взгляд. Внимательно всматривается и облегчённо расслабляется.

Я направляюсь прямиком к нему. Обвиваю руками шею, игнорируя удивление мужчины, и ловлю губами его губы.

Денис поддаётся мне недолго. Как только его руки ложатся на моё тело, прижимая меня так тесно, что я чувствую его жар, его твёрдость, биение его сердца, мне остаётся только подчиняться властным и настойчивым губам мужа.

— Ого, — усмехается он. — Я готовил оправдательную речь, но ты умеешь удивлять, Луковка.

Он берёт меня за руку и ведёт назад, к палате Лины. А там сидит его мать. На её лице читается недовольство, даже брезгливость.

Быстро, чтобы не успеть передумать, я сажусь рядом со своей свекровью и кладу ладонь ей на руку.

— Римма Германовна, я не идеальная сноха, я принесла столько проблем вашему сыну, что я прекрасно понимаю ваши чувства. Но я не его ошибка. Пусть я не помню многого, но я люблю Дениса, и обязательно всё исправлю. Я сама разберусь в безобразии, доставшемся мне от отца. Сама. И с Линой помогу, если нужен будет уход… Простите и дайте мне шанс реабилитироваться в ваших глазах.

Она скептически усмехается и ничего не говорит. Мне и не нужно. Главное я сказала. А всё остальное мы решим со временем.