По словам Мела Феррера, фильм «Подожди до темноты» стал «поворотным моментом в карьере Одри»: «Из инженю она превратилась в героиню, на которой держится всё действие, это один из лучших её фильмов». На съёмках Одри оставалась верна себе. В четыре часа дня она сама подавала чай, пирожные и бутерброды для всех актёров и техперсонала. «До сих пор поверить не могу, что мы каждый день по-настоящему пили чай — из фарфоровых чашек, между прочим, — вспоминал её партнёр Ричард Кренна. — Никому бы такое в голову не пришло, кроме Одри. Но это создавало обстановку товарищества без излишней фамильярности, которая возникает, когда идёшь куда-нибудь вместе выпить. Это был “чай”, который Одри подавала с соблюдением всех приличий».
Фильм был снят и имел успех у критики и зрителей, а Одри в пятый раз была номинирована на «Оскар», но отныне для неё это было уже маловажно. «Подожди до темноты» — практически конец кинокарьеры Одри Хепбёрн. Хотя ей было всего 38 лет, актриса, пять раз номинированная на «Оскар», с этого момента на долгие годы отдалится от киностудий. В 1967 году в её жизни произойдёт переворот, который будет иметь отношение к этому неожиданному разрыву.
Вернувшись в Швейцарию, Одри снова забеременела в июле 1967 года. Два месяца спустя она в очередной раз потеряла ребёнка. Накладываясь на раздоры и беспрестанные ссоры с Мелом, эти выкидыши потрясали её до глубины души и превращались в наваждение. Одри поняла, что разрыв — теперь единственное возможное решение: «Я думала, что брак двух хороших людей должен продолжаться до смерти одного из них, а другой потом будет спокойно жить воспоминаниями. Но жизнь распорядилась иначе. Мы с Мелом были “хорошими” людьми, но не выковали прочных уз. Жизнь и известность встали у нас на пути».
Первого сентября 1967 года, как раз перед выходом на экраны фильма, над которым они в последний раз работали вместе, адвокаты супругов объявили о их разводе: «Одри Хепбёрн и Мел Феррер, соответственно тридцати восьми и пятидесяти лет, расстались после тринадцати лет брака. Мел Феррер находится в Париже, а мисс Хепбёрн — в их доме в Швейцарии, с сыном Шоном, семи лет». Так она осталась одна.
ИТАЛЬЯНСКИЙ МУЖ
Как только было объявлено о разрыве, Мел вылетел в Женеву и отправился в Толошна, сообщив только, что «возвращается домой». Но Одри там не было. Она находилась в их старом доме в Бюргенштоке. Однако три дня спустя она вернулась в «Покой», и супруги, беседуя, прогуливались по саду между яблонями. Одри потребуется несколько лет, чтобы рассказать об этом эпизоде. Когда она это сделает, то из её слов будет понятно, как упорно она цеплялась за сказку. «Когда мой брак распался, это было ужасно, — скажет она Генри Грису, одному из редких журналистов, пользовавшихся её доверием. — Я не могу выразить, до какой степени была разочарована. Я всё испробовала. Я знала, как нелегко состоять в браке с мировой знаменитостью, когда тебя повсюду узнают, и при этом занимать второе место на экране и в жизни. Как Мел страдал! Но поверьте мне, на первом месте у меня был он, а не карьера».
В тот момент она не думала разводиться — опасалась, что Шон окажется втянут в борьбу за право оставить его у себя. Адвокатам предстояло разрешить множество сложных проблем. Мел получил право на посещение сына. Самым трудным для Одри было чувствовать себя частично виноватой в их разрыве. Она знала, чем обязана мужу: он направлял её карьеру, своими проницательностью и упорством помогал ей получать огромные гонорары. Они вместе строили свою жизнь, и он подарил ей сына. Всё это было грузом на её совести, и в Толошна казалось одиноко. Мел погрузился в работу и собирался вернуться на подмостки. «Примирение было возможно, именно на это она и надеялась, — сказал один друг Одри, — но шли месяцы, и Мел решил, что его больше увлекает работа, чем возвращение в семью».
Когда Одри увезла Шона в Марбелью на зимние каникулы 1967 года, он к ним не приехал. Её поддерживали друзья, а на Рождество Одри обзавелась новыми знакомыми, что дало пищу для пересудов. Дон Альфонсо де Бурбон-Дамньер, претендент на испанский трон, вызывал повышенный интерес. Они вместе отпраздновали Новый год в одном мадридском кабачке. «На самом деле именно в тот момент Одри перестала корить себя, — скажет Генри Грис. — Она выдержала испытание разлукой и теперь начинала наслаждаться свободой».
В центре её забот оставался сын — «её спасение», по словам журналиста. В начале 1968 года Мел ждал Шона в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке. Шон должен был прилететь рейсом «Швейцарских международных авиалиний», чтобы провести с отцом несколько недель на Манхэттене, а потом в доме, который тот снял для них в Калифорнии. Однако мальчика на борту не оказалось — только записка от Одри: она не может вынести даже мысли о разлуке с ним. В дальнейшем родители очень мало общались; большинство вопросов решалось через адвокатов. Неизбежный раздел имущества и прочие договорённости проходили очень болезненно. Одри дошла до стадии, когда развод был предпочтительнее полубрака.
Была у неё и другая причина желать окончательного разрыва. Летом 1968 года она отправилась в круиз по греческим островам на яхте французского промышленника Поля Вейера и его жены-итальянки, княгини Олимпии Торлонии. Среди гостей был и молодой итальянец из хорошей семьи Андреа Дотти. Ему было 30 лет, и он работал заместителем директора университетской психиатрической клиники в Риме. Моложе Одри на девять лет, он, однако, был зрелым и уравновешенным мужчиной. Как и Одри, Андреа вырос без отца: он был совсем маленьким, когда родители развелись. Его мать, графиня Паола Роберти Бандини, снова вышла замуж. Андреа стал пасынком Веро Роберти, лондонского корреспондента миланской газеты. Его брат Джанпьеро Дотти был влиятельным римским банкиром. Зажиточная семья.
Можно ли было назвать это любовью с первого взгляда? Признавал он это или нет, доктор Дотти был поклонником Одри Хепбёрн. Он впервые увидел её в 14 лет в «Римских каникулах» и потом несколько раз смотрел этот шедевр, околдованный юной героиней. С тех пор он не пропустил ни одного её фильма. И вдруг Одри, его любимая актриса, просит у него совета и делится своими переживаниями. Для доброго доктора это было как в кино!
Андреа Дотти родился 18 марта 1938 года в Неаполе. Он охотно пользовался своим обаянием на римских вечеринках, одновременно делая себе имя в профессии трудом и дипломатическими ухищрениями. А ещё он имел значительный успех у своих пациенток. Он хорошо разбирался в многочисленных новых лекарствах, например, знал об использовании лития, который оправдал тогда ожидания как стабилизирующее средство при лечении маниакально-депрессивного психоза. В Риме его обаяние и краснобайство производили менее сильное впечатление на друзей, хорошо знавших его; но даже они, встречаясь с ним на ужинах или вечеринках, капитулировали перед неимоверными усилиями, которые он прилагал, чтобы развлечь их, сочетая юмор и разговоры на профессиональные темы. На одном из ужинов Клэр Бут Люс, посол США в Италии, сидевшая рядом с доктором Дотти, сильно заинтересовалась этим врачом: он говорил практически один. А ведь эта влиятельная женщина на дух не переносила дураков и зануд. Под конец вечера миссис Люс рассыпалась в благодарностях хозяйке, заявив, что этот врач — очень интересный человек: он знает всё об использовании наркотиков в медицинских целях.
Настроение Одри в то время, когда она познакомилась с Андреа Дотти на яхте Бейеров, не удивило врача. Она всё ещё чувствовала себя виноватой в разводе и тревожилась, как он скажется на её сыне. В тесном мирке яхты Одри очень скоро перешла на доверительные разговоры с новым знакомым. Они быстро стали близки. Если бы у неё было время поразмыслить, она, возможно, заметила бы сходство между этой встречей и её знакомством с Мелом Феррером 14 лет тому назад. Тогда она была чрезвычайно признательна будущему супругу за то, что он «взял штурвал в свои руки», когда на неё посыпалось слишком много проблем и она, чувствуя себя более одинокой, чем могла себе представить, скатывалась в нервную депрессию. Никто так не нуждается в друзьях, как звезда, но все воображают, что у неё нет свободной минуты. Профессиональные советы Дотти, знаки его внимания подоспели очень вовремя — как раз в тот момент, когда Одри в них нуждалась.
