«Любовь после полудня» — это история девушки-виолончелистки, дочери сыщика (её роль исполняла 27-летняя Одри), влюбляющейся в распутного плейбоя (его играл Гари Купер), которого выслеживает её отец. Хотя звезда 55-летнего Купера уже клонилась к закату, его всё ещё обожали. В Голливуде его даже любили больше, чем любого другого актёра. Джон Уэйн называл его «лучшим человеком в мире». Поклонницы его боготворили, и актрисы, снимавшиеся вместе с ним, тоже души в нём не чаяли. Лорен Бэколл заявила: «Куп — один из самых красивых мужчин, каких я только видела, с васильковыми глазами». И Одри не могла взирать на его прекрасные черты без глубокого волнения.
На экране Одри просто специализировалась в обольщении голливудских звёзд старшего поколения: Генри Фонда, Фред Астер — и вот теперь Гари Купер. Потом будут Кэри Грант и Рекс Харрисон. Все были околдованы этой молодой женщиной с девичьими повадками и бархатистым голоском, обнажавшим её ранимость. Гари Купер попался на крючок. «Я в кино уже больше тридцати лет, — сказал он, — но у меня ещё никогда не было такой захватывающей партнёрши, как Одри. Она вкладывает в актёрское ремесло больше жизни и энергии, чем все актрисы, которых я встречал раньше».
Съёмки «Любви после полудня» проходили в полнейшей гармонии. Хотя при выходе на экраны фильм встретил неоднозначный приём у зрителей, тем не менее он остаётся одним из самых насыщенных и «личных» фильмов Билли Уайлдера; точно так же как Джек Леммон является идеальным уайлдеровским героем, Одри стала его совершенной героиней: смесь невинности и хрупкости с решимостью и лукавством.
Морис Шевалье, игравший отца Одри, написал ей записку, которую она приклеила скотчем на зеркало в своей гримёрке: «Как я был бы горд и исполнен любви, если бы у меня действительно была такая дочь, как ты». Иногда Одри обнимала его руками за шею и нежно целовала в щёку. «Я просто выразить не могу, Морис, какая радость и счастье с тобой работать», — шептала она ему с восторгом. Трио Гари Купер — Одри Хепбёрн — Морис Шевалье словно исполняло камерную музыку в полнейшей гармонии. Морис Шевалье даже отмечал в автобиографии: «Мы словно музыканты, настраивающие свои инструменты. Актёры обмениваются не только репликами во время репетиций. Проступают тени чувств, которые со временем породят слова или музыку — а порой и кое-что другое».
Режиссёру было очевидно, что достоверность экранного романа между Одри и Гари Купером может сильно пострадать из-за возраста знаменитого актёра. Билли Уайлдер решил проблему, снимая его через фильтр или отодвигая на второй план, а то и в полумрак и запечатлевая утончённую игру теней на черно-белой плёнке.
Счастье Одри отравляла тогда только одна вещь: Мела не было рядом, и ей приходилось проводить свободное время одной в отеле «Рафаэль», в то время как муж снимался на юге Франции. Это была их первая долгая разлука. Одри грустила на рабочей неделе, но в выходные всё менялось. В пятницу вечером, шесть недель подряд, Мел прыгал в белую гоночную машину, которую они привезли с собой из Голливуда, и мчался в аэропорт Ниццы встречать жену. Они проводили два дня в Сен-Тропе: загорали, плавали, играли в теннис, катались на катамаране, отыскивали небольшие сельские ресторанчики, где можно спрятаться. А в понедельник, вернувшись в Париж, актриса добросовестно возвращалась к съёмкам.
Несмотря на сердечную и дружескую атмосферу, создаваемую Одри на съёмочной площадке, она, не желая того, окружила себя аурой неприступной звезды. «Сегодня я обедаю одна в своей гримёрке, — рассказывала она Джону Мейнарду из «Фото Илей». — Это привычка. Когда я одна, я восстанавливаю силы. Во всяком случае, мне казалось, что полностью отдавать всё фильму и так уже довольно щедро с моей стороны. И вот один хроникёр, причём из тех, которые производили впечатление понимающих меня, написал: “Почему это надменная Одри Хепбёрн не обедает в студийной столовой?” И что, теперь мне надо туда ходить, только чтобы успокоить этого журналиста? Боюсь, что с моей стороны это было бы трусостью. Он заставляет меня придерживаться заданной линии поведения».
Она любила одиночество и на всём протяжении карьеры была одной из редких звёзд, которым удавалось не пускать других в свою личную жизнь. Позиция была чёткой: «Мисс Хепбёрн даёт интервью, только когда снимается в фильмах. В перерывах между съёмками — никогда». Эти интервью всегда ужасно учтивые и часто скучные, от них остаётся ощущение, что существует иная Одри, которую никто никогда не узнает. Она всегда кажется такой принуждённой, безупречной, дисциплинированной... и печальной.
Генри Манчини, автор музыки к фильмам, написавший для Одри «Лунную реку», «Шараду» и «Двое на дороге», утверждает, что если внимательно послушать эти три песни, можно практически указать пальцем на того, кем они вдохновлены. Они все полны меланхолией, типичной для Одри. «В её характере были скромность и грусть», — говорил один из её партнёров Питер О’Тул. Её пресс-секретарь ещё более категоричен: «Я редко видел её довольной. Когда она смеётся, то так заразительно, что все начинают смеяться вместе с ней. Но когда она плачет, то замыкается в себе и исчезает».
Некоторые близкие Одри люди задумывались о сути её характера. Не слишком ли у неё холодный ум, не слишком ли она расчётлива в профессиональной жизни и в окружающем мире? Друзья считали, что она не сможет реализоваться как женщина и актриса, не избавившись от недоверия к людям, и что ей нужно больше доверять своему сердцу.
Комплексы по поводу внешности по-прежнему выводили её из равновесия. «Когда я приступила к работе над “Любовью после полудня”, я была больше озабочена своей внешностью, чем в любом другом фильме в своей карьере. Возможно, потому что я сильно похудела во время “Забавной мордашки”, я чувствовала себя особенно некрасивой, когда мы приступили к съёмкам. Все твердили мне, чтобы я не волновалась, потому чтогмой партнёр намного старше меня. Но я говорила себе, что морщины Гари Купера — часть его образа, тогда как у меня просто круги под глазами и измотанный вид».
В 1996 году старший сын Одри Шон очень точно выразился о ранимости своей матери: «Она всю жизнь страшно тревожилась из-за своей карьеры. Умирала от страха. Боялась, что окажется не на высоте, боялась, что не такая красивая, как другие женщины, и что ей надо будет больше работать и лучше знать текст, вставать пораньше, получить самого лучшего гримёра, самого лучшего художника по костюмам и самые красивые платья. Они были практически броней, за которой она чувствовала себя в безопасности. <...> В её случае мотивацией была боязнь, а ещё любовь к своей семье. С самой ранней юности она никогда не видела себя такой, какой её видели мы. Она считала это даром, который она может потерять в любой момент. У большинства артистов есть такое чувство, что рано или поздно их “раскусят”, особенно у манекенщиц. Снаружи они блистают, но пытаются удержать на месте этот внешний колпак, который разлетится на тысячу осколков, если вынуть краеугольный камень. <...> Вот почему людям так нравится она на экране: потому что, когда она плачет, она действительно это переживает, она по-настоящему живёт на сцене. Она в это верит. И хочется обнять её и прижать к себе».
Ему вторит Билли Уайлдер: «Это маленькая хрупкая штучка, но что за характер!» Психиатр, который «уложил её на диван» в 1959 году для журнала «Гуд хаускипинг» («Рациональное хозяйствование»), потом утверждал, что в её ранние годы произошла добрая дюжина событий, которые привели бы к психоаналитику человека, хуже владевшего собой. Одри сама очень хорошо сказала в 1950 году по поводу своего чувства незащищённости: «Оно вызвано уходом отца из семьи. Все мои личные отношения были отмечены этим ощущением брошенности, которое никогда меня не покидало. Когда я влюбилась и вышла замуж, я жила в постоянном страхе быть брошенной. <...> Если чем-то сильно дорожишь, всегда боишься это потерять». В то время Мел Феррер, чуткий и наделённый практической смёткой, подарил ей йоркширского терьера, которого она назвала Феймос («Знаменитый»), Она перенесла на собаку всю любовь, заботу и внимание, которые хотела бы отдать своему ребёнку, и принялась страшно его баловать.
