Но не только шрамы отличали этого Кипа от прежнего. На этот раз его глаза были плотно закрыты, все время. Я наклонилась к нему, прислонившись щекой к стеклу, и поняла, что Кип ушел. От него ничего не осталось, лишь изломанное тело. Он словно корабль, поднятый из океанских глубин, команда которого погибла.

В соседнем баке находилась Исповедница. Никаких шрамов — на нагом теле, в отличие от Кипа, не было ни одного рубца, кроме запястий, откуда торчали трубки. Я долгие годы ее боялась, но сейчас она меня больше не пугала. Она плавала, прижав колени к груди, и выглядела такой маленькой, что даже не верилось. Ее пальцы сжались в кулаки — я знала, что больше они не разогнутся.

— Я должен был ее сохранить. — Зак приблизился ко мне, Дудочник последовал за ним, все так же держа нож занесенным. — Здесь слишком много ценных вещей. — Он указал на резервуар Исповедницы. — В ее голове, как и в машинах, хранилась база данных. Именно Исповедница расшифровала, как работал взрывной механизм, выяснила, как вывезти его отсюда без повреждений. Она была моим козырем. Без нее Воительница подмяла меня под себя. — Его голос звучал все выше и выше. — Присвоила все мои достижения.

Зак встал между мной и баком, прижал ладонь к стеклу, будто пытаясь защитить от меня Исповедницу.

— Посмотри, до чего мы докатились, — произнесла я.

— Ты о чем? — Он даже не посмотрел в мою сторону, не отрывая взгляда от Исповедницы.

— Ты не мог дождаться, когда вытолкнешь меня из своей жизни. И посмотри, к кому ближе всего оказался.

— Ты не такая, как она!

Я кивнула.

— Но все равно она была провидицей. И, пожалуй, единственным человеком, чье детство было так похоже на мое.

Когда-то я могла сказать, что таким человеком был Зак. Но теперь я лучше знала. Он был здесь, со мной, но наш опыт кардинально разнился. Мы оба боялись, но совершенно разного. Я боялась разоблачения и разделения. Он боялся, что меня никогда не вышлют, что он застрял со мной навсегда.

— Такое произошло не только с тобой, — сказала я. — Я тоже сошлась, как выяснилось, с кем-то похожим на тебя. Незадолго до смерти Исповедница рассказала мне о прошлом Кипа. Он был таким же, как ты. — Я проигнорировала отвращение на лице брата, когда он перевел взор на плавающего Кипа. — Сейчас я это понимаю. До того, как его поместили в бак, он ненавидел ее так же, как ты ненавидишь меня. Он боролся изо всех сил, чтобы ее выслали. А затем выследил и попросил, чтобы ее заперли. Так что мы делали одно и то же, как видишь. — Я пожала плечами. — Мы не ведали, что творим, но в итоге оказались ближе всего к тем, кто походил на наших близнецов.

Круги, круги, замкнутые, как сами резервуары. Мы с Заком расстались и снова соединились. Кип вышел из бака и вернулся в бак. Взрыв уже произошел и случится снова.

— Ты хочешь разрушить резервуары, — прошептал он. — Но только они удерживают его и Исповедницу в живых.

— Они не живы. — Может, тело Кипа не раздулось и не побледнело, как у обитателей Ковчега из секции А, но в его баке так же не чувствовалось жизни. — Тебе, возможно, удалось остановить его и Исповедницу на пороге смерти, но на этом все. Ты знал, что их не спасти. И знал, что больше не сможешь ее использовать. Ты держишь их тут в таком виде, потому что у тебя не хватает мужества ее отпустить.

— Не говори так! — воскликнул Зак и сильнее прижал ладонь к стенке бака Исповедницы. — Все может измениться. И ты можешь мне помочь. Если бы ты работала со мной, помогала медикам, мы отыскали бы способ их исцелить. Ты не можешь просто от них отказаться.

Я видела, что резервуар сотворил с разумом Кипа, выбил воспоминания из головы. Что, по мнению Зака, могло спасти Кипа и Исповедницу после такого падения и повторного пребывания в резервуаре? Неужели Зак собирается держать их там десятилетиями, пока они не превратятся в подобие тех людей, которых мы видели на верхних уровнях?

— Думаешь, я цепляюсь за какую-то надежду? — спросила я.

Он пристально на меня посмотрел. Зак, который приложил немало сил, чтобы научить меня тому, что надежда — это для кого-то другого и в другое время.

Я повернулась к резервуару Кипа.

— Речь не о надежде или о том, что я от него отказываюсь, — произнесла я так тихо, что слова вышли не более чем очертанием моих губ на стекле. — Речь о выборе и желании Кипа. Такого он не хотел. Никогда. — Я снова подумала о парящих над нами гротескных фигурах в секции А. — Даже Исповедница вряд ли предпочла бы такое.

Я подошла к стальной лестнице, ведущей к крышкам баков.

— Уверена, что хочешь это сделать? — спросил Дудочник.

Я продолжила подниматься, пока не оказалась над Кипом. Откинула крышку и втянула в легкие больное дыхание резервуара. Там, под Уинхемом, в первый раз я не смогла поднять Кипа. Но это было после четырех лет, проведенных в камерах сохранения. Теперь я стала сильнее, да и он — легче. Я обхватила его туловище руками, чувствуя выпуклые гребни шрамов, и потянула.

По мере того, как жидкость отпускала тело и его вес становился реальным, мне становилось тяжелее, но ничто не заставило бы меня его отпустить. Подтащив через стеклянный край, я положила Кипа спиной на лестницу. Лицо блестело от вязкой жидкости. Дважды его рука случайно дернулась, словно выброшенная на палубу рыба. Жидкость стекала с него на пол через отверстия в металлических ступеньках. Сначала быстро — струйками и брызгами, потом медленно, падая на бетонный пол по капле. Я выдернула трубку из запястья, наблюдая, как отверстие вяло заливает кровью, изо рта выдернула другую — второй язык.

Зак бросился к лестнице, но Дудочник схватился с ним, и оба упали на пол. Даже если Зак что-то и говорил, я не слышала. Я повернулась к Кипу и низко склонилась над его лицом.

Он тихо дважды выдохнул, благословив мою щеку теплым воздухом. Третий выдох был даже не выдох — Кип просто разинул рот. По счастью, его глаза так и не открылись.

Я отвернулась, прижавшись щекой к его груди. Я не притворялась даже перед собой, будто утешаю его — знала, что внутри него ничего не осталось. Если и было какое-то утешение в этом последнем объятии, то только для меня.

Я держала безжизненное тело, смотрела на закрытые глаза и тонкие пальцы. Просунула руку под затылок, позволяя ладони почувствовать знакомый вес его головы. Он больше не дышал. Впервые с того момента в зернохранилище я заплакала.

Ω

Поднявшись, я посмотрела вниз на Исповедницу в резервуаре. Она опустилась на дно, голова откинулась назад. Глаза распахнуты, но лицо непроницаемо. В смерти она казалась еще более закрытой, чем при жизни. Зак, который сидел, прислонившись к ее баку и запрокинув голову, не скрывал слез.

— Ты никогда не выберешься отсюда, — пробормотал он. Дудочник позволил пленнику встать, но все еще целился ему в спину. — Все выходы охраняются. Вас поймают. Мы опять поместим его в резервуар и вернем их к жизни.

— Это не жизнь, — возразила я. Осторожно перешагнула через тело Кипа на лестнице и вернулась туда, где оставила лампу. Спички лежали у меня в кармане. С первой попытки у меня не получилось — спичка безвольно скользнула по чирку и переломилась. Но вторая породила огонь.

— Какого черта ты творишь? — воскликнул Зак, когда я подожгла фитиль лампы. — Я же сказал — это небезопасно.

На этот раз я громко рассмеялась. Безопасность превратилась в пустой звук. Что она может означать здесь, в Ковчеге, в этом лабиринте костей, где лежал мертвый Кип и ждали пустые баки?

— Что ты творишь? — повторил Зак, когда я подняла лампу. Казалось, гудение реки в трубе звучало все громче и громче в моей голове. Дудочник стоял позади Зака, держа нож занесенным.

Я осторожно взвесила лампу в руке, глядя на Зака.

— Когда нас разделили, я приняла клеймо и изгнание ради тебя. Ты знал, я сделаю что угодно, чтобы тебя защитить. Я тебя защищала все время — так или иначе. Сейчас это закончилось. — Я высоко подняла лампу. — Здесь больше не будет резервуаров. И ты не получишь последние детали взрывного механизма. — Я посмотрела в глаза Заку. — Думаешь, знаешь меня? Ты меня совсем не знаешь.